Судоверфь на Арбате - Владимир Александрович Потресов
— Если вы не желаете меня выслушать, то извольте сообщить свою фамилию!
— Пожалуйста. — Женщина-ревизор достала свое удостоверение. — Вот, смотрите: Ива!
Ее фамилия была Ива! А Илья Азариевич был так взволнован, что не заметил всего комизма ситуации. Не понимали ее ревизоры и публика, мы же от смеха начали потихоньку сползать под скамейки.
— Назовите свою организацию и фамилию! — потребовала женщина.
— Пожалуйста. — Илья Азариевич извлек служебное удостоверение. — Верба!
— Как Верба?..
А мы уже давно были под скамейками. Смеялись ревизоры, веселилась публика. Сдержанно улыбались Ива и Верба.
Стоит ли говорить, что Илья Азариевич сумел объяснить симпатичной женщине в форменной железнодорожной шинели сущность нашего положения, ту гигантскую работу по облагораживанию места бывшего слета, которую наша группа совершила. Да и вообще сумел увлечь ревизоров туризмом.
Публика поглядывала с откровенной симпатией на чудесных молодых людей, которые так много сил и стараний вложили в охрану окружающей природы.
А вечером под старинными матерчатыми абажурами с бахромой, под стеклянными тарелочками-люстрами в стиле «модерн», под пластмассовыми торшерами бывшие пассажиры вагона № 3 электропоезда № 13/642 Можайск — Москва вспоминали за вечерним чаем:
— Слышь, Маш… А он ей говорит: Верба, а она ему: Ива! Ничего, а?
Неизвестно каким образом, но Александр Сергеевич узнал об этой авантюре. На следующий день он позвонил Вербе.
— Илья Азариевич, я слышал, вы организуете безбилетный проезд школьников. Так ли это?
— Александр Сергеевич, совершенно случайно. — И Верба кратко пересказал уже известную нам ситуацию.
Александр Сергеевич стоял у телефона в позе Мефистофеля, облокотившись на щиток квартирного электросчетчика.
— И вы считаете, что это достаточное оправдание? Мои ребят в экспедиции месяцами мокли под дождем, а тут вы испугались, что они растают.
— Но ведь вы знаете — родители… Они ждут, волнуются, звонят, знаете ли.
— Не знаю, не знаю. Мы родителей приучили к тому, что, когда ребята с нами, они в безопасности. Хуже будет, если они похвастаются, что мы приучаем их к такой форме передвижения. Этого многие нам не простят…
БОЛЬШОЙ ПРИЗ
Мы в нерешительности топтались на пороге.
— Ну, раздевайтесь, коли пришли, — сказал Александр Сергеевич.
— Да мы на минутку, гуляли тут рядом, дай, думаем, зайдем, — соврал Слава.
— Вот что, ребята. Сейчас мне некогда — я приготовил растворы и собираюсь кое-что напечатать. Пойдемте в мою фотолабораторию. Там места всем хватит.
Мечта иметь собственную фотолабораторию зародилась у Александра Сергеевича давно, еще когда он со своей матерью жил в проходной комнате, через которую туда-сюда сновали две старушки.
Потом ему все же удалось выгородить небольшой закуток, обшить его фанерой, окрашенной изнутри черной краской. Там был установлен стол под фотоувеличитель, тазы для промывки отпечатков, но помещение было столь же тесное, как домик Тыквы из известной сказки про Чиполлино.
Комнаты, освободившиеся после выезда жильцов, не заселяли, и одну из них Александр Сергеевич переоборудовал под новую лабораторию. Она была достаточно просторная, но с таким низким потолком, что у окна приходилось наклонять голову, чтобы не стукнуться.
Вслед за Александром Сергеевичем вновь миновали кухню и попали в странное помещение: комната с окнами, выходящими в слабоосвещенный зал нижнего этажа. Эту комнату когда-то построил Ярмов, теперь получивший новую квартиру. Этот Ярмов как-то приехал из деревни к родственникам, жившим на первом этаже, и что-то загостился. Через некоторое время снизу стали раздаваться странные звуки: что-то пилили, строгали, заколачивали гвозди. В нижнем зале, уже и так разгороженном всякими постройками и пристройками, стало появляться нечто напоминающее ласточкино гнездо.
Вскоре по дому поползли слухи, что Ярмов купил у родственников «воздух», то есть верхнюю часть их почти шестиметровой высоты квартиры, и построил там что-то вроде второго этажа.
Но на самом деле этим все не закончилось. Возвращаясь вечерами с работы, обитатели дома двадцать обращали внимание на странное сооружение, прилепившееся к верхней части стенки зала, которое день ото дня все более материализовывалось, превращаясь в подобие галереи. Эта галерея, или ласточкино гнездо, или еще что хотите, приросло снаружи к стенке кухни второго этажа. По вечерам в кухне было слышно, как во вновь созданной пристройке кто-то ходит и что-то там делает. Потом наступило временное затишье.
Но в воскресенье стена кухни дрогнула от мощных ударов. Испуганные соседи провели срочное собрание, правильно решили, что Ярмов пытается пробить дверь в их квартиру, и С редким единодушием вознамерились этого не допустить.
Но ничего у них не вышло. К середине дня стена треснула, закачалась, и в образовавшемся отверстии обнаружилась потная деловитая физиономия Ярмова.
На этом хозяйственная деятельность Ярмова не закончилась. Через некоторое время он провел к себе водопровод, который в дальнейшем оказался весьма полезен Александру Сергеевичу при его занятиях фотографией.
— Пока можно зажечь лампу, — сказал Александр Сергеевич и повернул выключатель.
Посередине стоял огромный стол на крепких дубовых ногах. На нем старенький черный увеличитель с хромированной штангой. Справа от него расположились кюветы с проявителем и фиксажем. Внизу около стола на низенькой скамейке таз для промывки фотографий.
Стена напротив входа была занята несколькими узенькими полками, сплошь заставленными коробочками с негативами. На каждой коробочке надпись: «Псков», «Водохранилище», «Юрьев-Польский», «Паутинка» и тому подобное.
Над столом тоже полка. На ней мензурки, реактивы, банки, пинцет, весы, валики, а чуть ниже — книги по фотографии, журналы «Советское фото» — большой стопкой, чешские, польские фотожурналы.
К стене были приколоты какие-то таблицы и составы реактивов.
В углу стояла байдарка, весла, запасные стрингеры, фальшборты и другие элементы судна.
Окно было оклеено толстым картоном так, что оставалась только форточка, и та завешана шторкой.
— Берите табуретки,
