Правила Лебядей - Елена Ровинская
Какое-то время она стояла, словно обдумывая и, когда Олег уже был уверен, что она велит ему уходить, Алена вдруг бросилась ему на шею, словно с обрыва.
– Мальчик мой! – прошептала она, сквозь слезы. – Маленький мой! Мой добрый, хороший мальчик!
При свете дня квартира показалась ужасно пустой и совсем неуютной. Алена не обладала даже зачатками таланта домохозяйки. Олег отметил, что снова думает о вещах, которые его раньше не волновали. Примеряет ее. Как будущую жену.
– Как работа?
Алена безразлично пожала плечами. Работа ее по-прежнему не интересовала. Когда война с Хомяком подошла к концу, она перестала иметь значение. Да и на хоккей она уже не рвалась. Теперь, с кем не спи – понижение. Хоть в монастырь иди. Выше Стэна лишь Губернатор, а он, как ни крути, староват.
– Ненавижу свою работу.
– Брось.
– На другой будет точно так же. У меня как будто красный фонарь на лбу! Все думают, что я так и жду, когда какой-то козел внезапно решит, что я должна переспать с ним. И когда я говорю им нет, реагируют очень агрессивно.
– Скажи, что у тебя постоянный парень, который за любой намек на несупружеский секас, снимет с них головы, засунет яйца в мертвые рты и зубы сожмет, – Олег улыбнулся и взял у нее тарелку. – Конечно, я буду иметь в виду, что у многих может случиться скачок адреналина… Но ты за меня не переживай: я сам на адреналине и я боец, а не журналист.
Алена села напротив, подогнув под себя ступню. Главное, что она не любила в своей работе, это необходимость писать последствия бесед с мужиками. Вместо того, чтобы тупо получать свои деньги за время, проведенное за беседой и уходить домой. На втором месте стояли деньги, что она зарабатывала!
– Почему ты мне сразу про Хому не рассказал? – спросила она спокойно. – Я тебе благодарна, правда, но я в тот же день перескочила на другую программу, и ты просто зря подставлялся и рисковал.
– Я не рисковал и не подставлялся. Это было самое безопасное из всех моих дел.
– Это было самое романтичное из всего, что со мной случалось…
– Макароны и все? – уточнил Олег, покраснев.
– Это не макароны, а с любовью приготовленное спагетти!
– А с любовью купленный кетчуп есть?
– Нет, ты перехватил меня у самого магазина… Я забыла. Жри, макароны, блин!
– Я думал, это спагетти.
Он рассмеялся, потом пожал плечами и принялся есть. Одной только вилкой. Алена с сомнением посмотрела на ложку, лежащую на столе. На ком спагетти, свисавший у него изо рта, словно клок травы из коровьей пасти.
– В какой элитной школе тебя учили манерам? – ухмыльнулась она.
– С чего ты взяла, что я был в элитной школе? – прочавкал Олег.
– Мы говорили, помнишь?.. Ты еще сказал, что не можешь понимать мой английский, потому что привык к другому произношению.
Олег проглотил ком спагетти, – если не придираться к тому, что любовь на вкус как оливковое масло, есть можно. Теплое, даже вкусно. Надо только будет попросить Соню, чтобы собрала ему хавчик и отдала с собой.
– Я пошутил. Я по-английски не говорю, вообще. Меня из нормальной-то школы выпнули после девятого класса. Потом армия, саперная школа и служба безопасности с ребятами из армейки. Что у тебя?
– А, я говорю по-английски, но школа тут ни при чем. В шестнадцать мои приемные, как позже выяснилось, родители, выставили меня из дома в медучилище. В восемнадцать я поняла, что мои сиськи не дадут мне спокойно подавать инструменты и пошла в стрип. Потом пару лет поработала в журналистике, но поняла, это не мое… Купила квартиру, вот… Но тут меня резко депортировали.
– Респект, – он кивнул. – Да ты, оказывается, с приданным. Ты с предками не общаешься?
– Мы не ладили. Они считали, будто я шлюха, которая приторговывает собой… Тогда я этого не делала!..
– Я верю… Моя мать была первой Диминой женой. Она спилась. Умерла пару лет назад, пока я был в армии. Бабушка умерла чуть раньше. Настоящий отец тоже погиб, но мы с ним все равно никогда не встречались. Теперь моя семья – семья отчима. И я тебе как-нибудь обязательно расскажу, как это случилось. Но это потом, позже.
– Моя приемная мать тоже умерла. Родной я не знала. Отец… Отчим намекнул, что это была какая-то малолетняя потаскушка, – Алена вдруг рассмеялась. – Господи, я думала, я умру если ты узнаешь. И вот, сама тебе говорю.
– Ну, моя-то мать точно была не шлюха. Всего-то на всего с лучшим другом мужа, гражданским мужем лучшей подруги. Ангелининой матерью, если ты вдруг не в курсе.
– Я тебя умоляю! Если бы это не касалось твоего обожаемого отца, я про Кана, ты бы смотрел на это гораздо проще. Мне вон тоже от тебя крышу рвет. От одного только твоего запаха. Может, он тоже так пах? Откуда ты знаешь? Это только Кан имеет право ее судить. Не ты. В ноги поклонись ей за такую генетику.
Олег улыбнулся ей. Почти с благодарностью.
– Я очень ее любил. Маму.
Алена сжала его ладонь, но ничего не сказала.
– Ты, случаем, не беременна? – осторожно спросил Олег.
– Нет, – она усмехнулась. – Ты?
– Нет, вроде… Слушай, твои с любовью приготовленные спагетти просто улет, но я маленький, мне нужно расти, и я люблю мясо.
Здравый смысл подсказывал, что быстрее и умнее бы было сбегать в магазинчик и купить колбасы, но Олег еще помнил, как едва увернулся от бутылки «Доместоса». Поэтому, предложил ресторан.
Алена тоже раздумывала. С одной стороны, ей хотелось жрать. Не есть, – есть ей хотелось в среду, – теперь, спустя еще три долгих, на макаронах дня, она хотела ЖРАТЬ. Но здравый смысл подсказывал, что на деньги, потраченные на ужин, она могла бы купить продуктов, как минимум, на неделю.
– Я не одета для ресторана… Может, лучше отвезешь меня в «Самбери»? – неуверенно сказала она. – Так дешевле.
Олег занервничал.
Он мог бы оплатить ей все, что душа захочет. И ресторан, и магазин, и уличный лоток с сосисками и продавщицей, чтобы Алене самой не пришлось вставлять их в булочки. Но он не знал, что выбрать, чтобы она осталась довольна. Пока они настороженно рассматривали друг друга, в кармане куртки зазвонил телефон, и
