Глазами ребёнка. Антология русского рассказа второй половины ХХ века с пояснениями Олега Лекманова и Михаила Свердлова - Виктор Владимирович Голявкин

Всю ночь тётя стирала. Вода струилась за ширмой, плескалась, булькала. Темнели омуты, гремели водопады, Гитлер в смешных полосатых трусах захлёбывался в мыльной воде, тётя давила его своими узловатыми руками.

Когда герой описывает свои и Абки Циперсона взаимоотношения с мучителем-одноклассником и двумя его приспешниками, метафору борьбы с Гитлером он не использует. Однако не подлежит сомнению, что эти трое воплощают собой “настоящий” и отнюдь не карикатурный фашизм. Недаром “промеж рог” в этом противостоянии то и дело получают не мучители, а как раз герой и его друг:

Не знаю, от чего Абка больше страдал: от того ли, что ему приходилось воровать, или от того, что его прозвали так заразительно и стыдно.

Так или иначе, но однажды я увидел, что он дерётся с ними. Я бросился к нему, и нас обоих сильно избили. Каждый из этой троицы был сильнее любого из нашего класса. Они были старше нас на три года.

Разумеется, совершенно неслучайно целенаправленная травля Абки Циперсона “этой троицей”, описанная в рассказе, замешана на антисемитизме:

Как-то они узнали, что мать Абки Циперсона работает в больнице.

– Слушай, Старушка-Не-Спеша-Дорожку-Перешла, притащил бы ты от своей матухи глюкозу, – сказали они ему.

Комментарием к этому прозвищу Абки, которое затем сменится “заразительной и стыдной” кличкой Глюкоза, может послужить популярная городская песенка, исполнявшаяся на мотив фокстрота Шолома Секунды:

Старушка не спеша

Дорожку перешла,

Её остановил

Милиционер.

– Свисток не слушала,

Закон нарушила,

Платите, бабушка,

Штраф три рубля.

– Ах, милый, милый мой,

Я спешу домой,

Сегодня мой

Абраша выходной.

Несу я в сумочке

Кусочек булочки,

Кусочек маслица,

Два пирожка.

Всё скушает Абрам,

Я никому не дам,

И пусть он разжиреет,

Как баран[53].

Зачин этой немудрящей песенки, входившей, в том числе, в репертуар исполнителей-евреев, в устах преследователей Абки приобретает отчётливо антисемитский оттенок.

Для тех читателей, которые всё же не уловили связи борьбы с Гитлером и противостоянием в детстве между героем и тремя его мучителями, Аксёнов приберегает прямую характеристику повзрослевшего главаря “троицы”, или, точнее говоря, того, кого герой принимает за главаря: “Французы делают так: наливают коньяк, плюют в него и выплёскивают таким вот типам в физиономию. Разным там коллаборационистам”. Обратим внимание не только на называние антигероя рассказа “коллаборационистом”, но и на то, что способ мести, к которому собирается прибегнуть рассказчик, отчётливо перекликается с “казнью”, придуманной в детстве героем и Абкой для Гитлера: “Посадить его в клетку и возить по всем городам, чтобы люди плевали (курсив наш. – О.Л., М.С.) и бросали окурки”.

Ключевой сюжетный поворот “Завтраков сорок третьего года” заключается, однако, в том, что главный герой, по-видимому, принял за коллаборациониста из своего детства другого человека. Рассказ завершается так:

– Да что это мы всё так – “вы” да “вы”, – сказал я, – даже не познакомились.

Я назвал своё имя и привстал с протянутой рукой. Он тоже привстал и назвал своё имя.

Того звали иначе. Это был не Он, это был другой человек.

Подали сладкое.

Эта ошибка как бы приглашает нас перечитать рассказ ещё раз и, возможно, совершенно по-новому оценить поведение двух главных персонажей, вступающих в конфликт не в детстве, в “волжском городе”, а во взрослом возрасте, в купе и в вагоне-ресторане поезда.

Теперь можно предположить, что главный герой, тяжко травмированный в детстве одноклассником, не только пронёс в сердце через многие годы ненависть к нему, но и сакрализовал образ обидчика, увидел в нём воплощение абсолютного зла. Поэтому обидчика на протяжении всего рассказа герой называет “Он” (всегда с большой буквы). Многолетнее подспудное ожидание новой встречи и жажда мести за нанесённые обиды провоцируют героя принять за обидчика ни в чём не повинного и вроде бы симпатичного человека. Аксёнов несколько раз намекает в рассказе на то, что не будь герой ослеплён ненавистью, случайный попутчик вполне мог бы вызвать его симпатию: “Некоторая припухлость щёк делала его лицо простым и милым”; “Он <…> улыбнулся и стал рассказывать мне подробности этого события”; “А что? Не исключена такая возможность, – кротко сказал Он”. На протяжении всего рассказа попутчик ведёт себя с героем вежливо и даже предупредительно, часто улыбается ему, а когда герой срывается на грубость, с одной стороны, не пасует перед ним, а с другой – при первой возможности старается сгладить ситуацию.

В “Завтраках”, собственно, так и неизвестно, в самом ли деле спутник плох. И насколько плох. Может, он просто несимпатичный. В рассказе есть нравственный поиск, но есть и упрощение. Автор слишком бесконтрольно отнёсся к домыслам героя, к его воображению, пересоздающему мир. Герой превысил полномочия, отхватив себе и долю автора. В результате у нас просто нет уверенности, в точку ли попала ненависть героя.

Так в 1968 году писал о “Завтраках сорок третьего года” Станислав Рассадин[54].

И всё-таки в рассказе Аксёнова есть одна и как бы проходная сцена, которая, на наш взгляд, все подобные построения опрокидывает. Важно только вовремя вспомнить, что борьба с фашизмом составляет главный сюжет “Завтраков сорок третьего года”.

Вот этот эпизод:

Рядом с нами сидел человек в бедной клетчатой рубашке, но зато в золотых часах. Он склонил голову над пивом и что-то шептал. Он был сильно пьян. Вдруг он поднял голову и крикнул нам:

– Эй, вы! Чёрное море, понятно?.. Севастополь, да? Торпедный катер…

И снова уронил голову на грудь. Из глубины его груди доносилось глухое ворчанье.

– Официант! – сказал мой сотрапезник. – Нельзя ли удалить этого человека? – Он показал не на меня, а на пьяного. – Во избежание эксцессов.

– Пусть сидит, – сказал официант. – Что он вам, мешает?

– Чёрное море… – проворчал человек, – торпедный катер… а может, преувеличиваю…

Реплики человека в клетчатой рубашке и золотых часах Аксёнов намеренно делает невнятными, вероятно, чтобы не нагружать текст казённым патриотическим пафосом. Тем не менее, очевидно – человек в клетчатой рубашке пытается рассказать окружающим о своём военном прошлом. И то раздражение, с каким обычно улыбчивый и сдержанный попутчик героя реагирует на эти