Сергей Мстиславский - Откровенные рассказы полковника Платова о знакомых и даже родственниках
Он даже скрипнул зубами, припомнив картину только что вот отошедшего заседания конференции: длинный, на сотню персон, стол, удобные мягкие кресла, и за столом, разделенные суконным полем, зеленым, один на один, как дуэлянты на поединке, против советского каждого — немец, австриец, болгарин, турок: лицо к лицу, глаз в глаз. Первая встреча, по-фехтовальному engagement, — приступ к бою.
Мысль о поединке — о сходстве — была неожиданной и почему-то приятной. Дрейфельс без злости уже скосил глаза на листки свежей машинной печати — на столе, под фуражкой. Четко работают немцы: только что отошло заседание, а вон он уже, протокол. "Протокол заседания 20 ноября". Но ведь поединкам тоже ведут протоколы:
"Протокол заседания 20 ноября (3 декабря) 1917 года
Начало заседания: 4 часа 40 минут.
Открывая заседание, генерал-майор Гофман, замещающий его высочество Леопольда Баварского в качестве председателя союзных делегаций: германской, австрийской, турецкой и болгарской, выражает пожелание, чтобы переговоры привели к желанному результату.
Предъявляются полномочия, которые признаются русскими представителями.
Генерал Гофман обращается с просьбой к русской делегации сообщить свои предложения.
Председатель русской делегации оглашает следующую декларацию: "Полагая в основу переговоров о перемирии принципы мира, выраженные в декрете Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов и подтвержденные чрезвычайным съездом крестьянских депутатов, мы ставим своей целью скорейшее достижение всеобщего мира без аннексий и контрибуций, с гарантией права на национальное самоопределение.
В целях достижения такого всеобщего мира, мы уполномочены обсудить условия перемирия на всех фронтах, с присутствующими здесь полномочными представителями Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции.
Мы предлагаем поэтому немедленное обращение ко всем не представленным здесь воюющим странам с предложением принять участие в ведущихся переговорах.
Мы полагаем, что принятие этих пунктов является необходимой предпосылкой для немедленного вступления в обсуждение условий перемирия на всех фронтах".
Генерал-майор Гофман, указывая на содержание только что оглашенной декларации, ставит вопрос: уполномочена ли русская делегация говорить от имени союзников России?.."
Дрейфельс потер руки. Так, так, превосходно. По всем, в сущности, правилам. Как в настоящем барьере… un-deux, выпад, — отбив и рипост… Молодец Гофман! Теперь, changement de place — перемена места. Опять engage…
"Председатель русской делегации отвечает, что русское правительство обращалось к своим союзникам с предложением принять участие в переговорах, но до сих пор не получило точного ответа. Тем не менее он считает возможным сегодня же приступить к переговорам, с тем чтобы опять обратиться к союзникам России.
Генерал Гофман заявляет, что его полномочия не дают ему права вступать в переговоры о мире с неприсутствующими союзниками России. Что же касается содержания оглашенной декларации… он лично, как человек военный, не считает себя компетентным и не уполномочен говорить о политических вопросах. То же самое подтверждают присутствующие представители Австро-Венгрии, Болгарии и Турции".
Дрейфельс с досадой встряхнул листок… Слабо, слабо… Вместо удара пустая финта… Гофман теряет темп.
"Председатель русской делегации заявляет, что это объяснение генерала Гофмана принимается к сведению. Но считает нужным заметить, что…"
Ну конечно ж! Раз противник раскрылся, по раскрытому месту… coupe!
"…русская делегация рассматривает вопрос о перемирии значительно шире, полагая, что оно должно явиться основой всеобщего мира, во имя которого заключается перемирие.
Генерал Гофман повторяет, что представители Германии и ее союзников не имеют полномочий обсуждать вопросы мира. Если бы это было не так, то здесь, с их стороны, сидели бы не только военные.
Германия и ее союзники исходят из той точки зрения, что прежде всего должны быть приостановлены военные действия, для того чтобы политикам дано было время и возможность вести переговоры о мире".
Нападение по-прежнему за советскими. Сейчас degage и… "Русская делегация заявляет, что в ее инструкциях имеется пункт, согласно которому все страны, участвующие в переговорах о перемирии, берут на себя обязательство немедленно обратиться ко всем воюющим странам, еще здесь не представленным, с предложением принять участие в переговорах о перемирии. Русская делегация предлагает поэтому Германии и ее союзникам сделать по отношению к не представленным здесь воюющим странам то же, что сделала революционная Россия, когда она обратилась к Германии и ее союзникам с предложением немедленно начать переговоры о перемирии на всех фронтах.
Генерал Гофман…"
Поздно, touche! Так и есть!"…в согласии с представителями трех других союзных главнокомандующих заявляет, что представители союзных держав имеют возможность только принять к сведению это предложение, так как их полномочия распространяются только на чисто военные вопросы.
Русская делегация предлагает перерыв, после которого должны быть обсуждены чисто военные вопросы.
Заседание закрывается".
* * *Дрейфельс опустил листки. Он сильно разволновался. Странно. Когда он сидел на заседании, он не волновался вовсе. Он даже не слушал. Он смотрел на графа Эмериха: изумруды на пальцах… темная блесть крестов… Поединок? Тогда в голову не приходило. Сейчас, в протоколе, — так ясно… Значит, что? Секундант? Чей? Большевиков?
В памяти, как при магниевой вспышке, мгновенно: длинный, на сотню персон, стол, удобные мягкие кресла, за столом, разделенные суконным полем, зеленым, шеренга грудей — сплошная эмаль… Напротив, лицом к лицу с теми, глаз в глаз, санкюлоты… блузы, пиджаки… точно сейчас с баррикад.
С ними? Ну уж нет! Этого им не дождаться!
В дверь стукнули. Осторожно. Не свой.
Дрейфельс отозвался по-немецки:
— Herein![2]
Вошел капитан большого германского генерального штаба, церемониймейстер приема капитан Гай.
Дрейфельс опознал его с первого взгляда еще там, на границе. С Гаем он вместе учился в Peter-Schule — знаменитой питерской немецкой гимназии. И очень дружил. Их даже так и дразнили: фирма "Дрейфельс и Гай". Потом встречались уже офицерами, одной и той же артиллерийской бригады, затем разминулись… Он вот какой фортель устроил, оказывается: германский большой генеральный штаб. Шутка? И видно, он здесь в цене. В разведывательном отделении, конечно. И как разведчик счел долгом использовать старую связь…
Гай, улыбаясь, стоял у порога:
— Узнали? Я очень рад, хотя, признаться, никак не ждал увидеть вас в этом контексте… Это ничего, что я говорю по-немецки? Если кто-нибудь, случайно, услышит… вы не боитесь?
— Я ничего не боюсь, — резко оборвал Дрейфельс. Он стоял, опершись руками о стол, и глядел недобрым глазом на Гая. — Я ни-че-го не боюсь.
— Но, но! — Гай помахал пальцем. — Если бы вам пришлось давать объяснения… Мы кое-что знаем о большевиках… Судя по октябрьским событиям, у них железная лапа. И если вам еще не довелось этого испытать, как многим другим…
* * *…Повестка в Смольный. Ему, Дрейфельсу. Комендатура. Пропуск. По лестнице вверх, коридор, толчея: вооруженные, вооруженные, вооруженные… Красногвардеец у двери, в кепке, с берданкой… С этим они взяли Зимний? Взяли власть?
Комната. Дым. Люди. Кожаная куртка, нароспашь, ремень на рубахе, кобур.
"Назначены в состав консультации при мирной делегации в Брест. К шести быть на вокзале".
Значит, верно. Только что в штабе был разговор: Советы выходят из войны… Адмирал Альтфатер как будто передался большевикам; кажется, кое-кто даже из генштабистов. Володя Марушевский, начгенштаба, рвал и метал: он подчиняется, пока, конечно, наружно, не идти ж на расстрел… Но между своими сказал накрепко: "Ежели кто…"
— Я не поеду.
Пустая комната, на замке. Стул. Десять минут на размышление. Дрейфельс не смотрит на часы. Замок щелкнул.
— На вокзале, в шесть.
— Слушаюсь.
* * *…Гай перестал улыбаться. Он все еще стоял у порога.
— Вы, кажется, не расположены разговаривать?
— Нет, почему же, — пробормотал Дрейфельс. — Но я должен сознаться, что «контекст», как вы изволили сказать…
— Вот! — Гай уверенным шагом подошел к столу. — Потому-то я и пришел. Сейчас на заседании, когда я слушал с вами вместе этих государственных преступников…
— Вы их встречаете, однако, почетными караулами…
— Политика! — усмехнулся Гай. — Официально — они пока — власть. Вы не сомневаетесь, я надеюсь, в том, что мы их с восторгом расстреляли бы, а может быть, еще и расстреляем, если генерал Духонин справится, на что я надеюсь, с неистовым прапорщиком Крыленко. Ведь он выехал смещать Духонина, не правда ли?