Так говорила женщина - Маргит Каффка
— Не носите вы черную одежду, — говорила Магда. — Вам идет только серый.
— Зачем вы завиваете волосы? — спрашивал в другой раз Петер. — Гораздо красивее, когда они сами кудрявятся.
Они учили малыша ходить, а потом рассказывали ему — вернее, друг другу — глупые путаные сказки. Один начинал, вторая подхватывала — и так далее.
На дворе по-прежнему стояла весна — но то уже был май зрелости.
*
Все происходило само собой. Однажды вечером, когда они забрались в полутемную комнату и смотрели в окно, Петер без какой бы то ни было причины прижал к губам девичью руку. Магда в это время что-то рассказывала — чуть хрипло, спокойным тоном — какую-то бестолковую чепуху, которая даже. наполовину не была правдой — скорее, как раз полной противоположностью, но кто знает. Не прерывая рассказа, она опустила руку.
И так повторилось много раз.
*
Но потом девушка внезапно встрепенулась и спросила, побледнев:
— Сколько их было — тех, кому вы это говорили — с кем делали то же самое?
В следующую же минуту она пожалела об этом — и содрогнулась от мысли: а если он рассмеется и отпустит какую-нибудь грубую шутку?
Петер выпустил — нет — отбросил девичью руку — так, что она больно ударилась о подоконник. Он сделал это грубо, явно в гневе, — лишь для того, чтобы на другой же миг его губы с мольбой прижались к ее губам, скривившимся в плаче, — долгим, медленным поцелуем...
*
Иза и ее муж уже не оставляли их дома одних. Как бы возмутила девушку подобная опека раньше и как она была благодарна за нее сейчас. Еще и потому, что на них — на нее — смотрели теперь с таким нежным умилением, с каким принято смотреть на то, что уже свершилось.
— И что теперь будет с этими двумя? — с упреком спрашивал Изу муж.
— Закончится все печально, это точно, — шепотом отвечала женщина.
— Это вы виноваты!
— А! Девушка счастлива — разве это не стоит всего остального? Рано или поздно что-то должно было с ней произойти, она ведь была такой надменной и неопытной.
Молодая пара молча шла впереди. В ритмичной походке девушки угадывалась меланхоличная покорность. Она ощущала легкость и безразличие. И думала: отдамся накатывающей волне, пусть она поднимет, а потом швырнет меня. Это ведь так просто! Тяжело лишь бороться против нее, тратить на это силы, терзаться размышлениями.
*
Дома она не стала доставать книги. Свесившись из окна, Магда долго глядела в ночь — на большую воду, похожую на шелк, на черные силуэты мостов и на огромные безмолвные вершины гор вдали. Как будто вся мистерия жизни разом восстала против нее. Ей открылись новые грани — новые пути и возможности — и то, что до этого дня она считала критически важными, поворотными моментами жизни, потеряло значение. Вещи, до сих пор не существовавшие, разом обрели реальность, а вместе с ними и она сама открыла для себя жизнь.
Девушка прикрыла глаза, вздохнула и отчетливо ощутила, что этот вздох стал одним целым с дуновением легких ветерков, что шептались вокруг ее лица. Вся вселенная — одно целое, и ее пробуждающаяся сила гудит в соках деревьев, пульсирует в рассеянных белых облаках, которые, как ухажеры, беспокойно толпятся вокруг луны.
Внезапно Магда ощутила легкое головокружение — на минуту она провалилась в беспамятство, а затем лоб быстро залил обжигающий жар. Девушка закрыла окно и, дрожа, зарылась лицом в подушки.
*
Но на душе у нее по-прежнему царил чудесный, блаженный покой, как у того, кто наконец склонился перед законом, против которого доселе бунтовал до полного изнеможения; как у того, кто признал, что лучший, самый приятный способ, которым могут произойти некоторые вещи, — такой же, что и у всех остальных людей: когда все случается само собой.
Петер шептал ей на ухо: «Милая моя девочка — милая моя!»
Говорил ли он так кому-то другому? Многим женщинам — всем? Нет! Это он придумал только для нее. Сколько еще раз она услышит эти слова — или какие-нибудь другие?
«Но что будет в конце?» — снова спросил беспощадный разум.
На краю сознания брезжила мысль, что однажды она может потерять эти бесчисленные сокровища так же, как нашла. Сможет ли она жить без нового волшебного чувства? Магда вспомнила историю своей семьи — как единственная, роковая любовь каждой женщины становилась трагедией. С необыкновенной ясностью она почувствовала, что сейчас началась ее собственная пьеса. И если она закончится быстро — в конце лета, через год, — что останется после? И девушка спокойно, без тени рисовки, совершенно буднично подумала о смерти.
Э! Еще успеется! Но пока грядет еще столько всего чудесного и таинственного! Это и будет истиной, жизнью — алыми, ультрамариновыми красками, глубокими, интенсивными цветами. И несчастье тоже будет отчетливо, явственно настоящим. Альфреско!
Мысли начали путаться. Она улыбнулась — и заснула.
*
А снаружи, в ночи, молодой человек еще долго бродил по городу, петляя среди темных мостов и освещенных улиц. Он размышлял. Как тот, кто в первый раз пробует делать это по-настоящему, он с лихорадочной энергией дробил свои чувства на мелкие осколки, безжалостно проливал свет на все, что пряталось в складках кулис его души.
— Так значит, я люблю! Так, как любил раньше, как давно уже никого не любил. Как любил других — похожих одна на другую хороших и красивых девушек — которые вытесняли из памяти страстных, пылких женщин.
На минуту он стал сам себе отвратителен.
— Фу! Магда была права. Переезд не пошел мне на пользу, он испортил меня, отравил. Было бы так здорово оставаться обычным человеком, быть ближе к земле — пахать, сеять, ходить на охоту, много размышлять — и жениться. — А вдруг эта девушка создана специально для меня — эта настоящая девушка с чистой, как роса, душой. — Ах, если бы ее для меня сберегла мать, а не эти несуразные теории! Но так?..
— Что с ней делать? Завтра или послезавтра я еще буду ее целовать — а затем начну рассказывать ей для успокоения чудовищные небылицы, пока не померкнут ее прекрасные вопрошающие глаза. Я буду наслаждаться ее мучениями — и собственной привычной легкостью. Будет ли во всем этом
