Рыба для кота - Ирина Степановская
Через некоторое время он познакомился с Мариной.
На развилке улиц, одна шла к метро, а другая к «Перекрёстку», он машинально свернул к магазину. В витрине, напоминающей ледяной саркофаг, сквозь стеклянную сдвигающуюся крышу, просвечивали пакеты с минтаем и хеком. Не совсем понимая, что он делает, и действуя по привычке, он взял и того, и другого и пошёл к кассе. На улице постоял немного и вдруг очнулся, решил, что глупо везти упаковки с рыбой домой, и повернул к Марининой многоэтажке. Он нёс пакеты с рыбой в руке, и на внутренних их стенках уже стали образовываться противные холодные капли. Он подумал, что Марина положит один пакет в раковину, а другой в холодильник, и завтра Рыжий опять будет мурчать и тереться об её ноги. Ей надо бы ребёнка, думал он, тогда её ревность и неуверенность в себе не переносилась бы на мужчин. Но он ей материнство не предлагал, а она ни о чём таком не упоминала. Может, надо было рассказать ей о Юле, но он не мог. Слова цеплялись бы друг за друга, а за ними пряталось то, о чем лучше молчать. Нет, Юля была только его, он не мог ни с кем ею делиться.
Он достал телефон и ткнул в выделенный номер.
– Мам. Это я.
Он слышал, как настороженно звучала в трубке тишина.
– Не пугайся. Ничего не случилось.
– Ты где?
– Иду по улице. Несу мороженую рыбу.
– Неси её домой, я пожарю.
– Не сегодня. Я уже ел.
– Митенька… – Он знал, что она боится спросить и боится его ответа. – Ты… не зайдешь?
– В другой раз, мама.
Она опять помолчала.
– Ты не звонил целый год.
– Год и четыре месяца, мама. И еще четыре дня.
– Хорошо считаешь. – Её голос наполнился иронией. – Это Юлия Николаевна тебя научила считать? Ну, конечно, она же математику у тебя в восьмом классе преподавала.
– Мама, ты ведь прекрасно знаешь, что Юли нет уже год, четыре месяца и четыре дня.
– Это Бог её наказал за мои мучения. И вообще, что это за манера, вечно находить женщин старше себя. Я ведь видела твое фото в «В контакте». Снова с какой-то дамочкой, явно не первой свежести.
– Мам, пока.
– Митя! Может, эта тётка к тебе вообще не имеет отношения? Вы, наверное, просто работаете вместе?
– Господи, какая разница.
– Ну, скажи, это так?
– Если тебе от этого легче – так.
Интересно, это Марина выложила их совместное фото в «В контакте»?
Он вошёл в подъезд, поднялся на лифте, аккуратно поставил пакет возле двери. Туда же в пакет положил ключи от Марининой квартиры. Позвонил, прислушался и, как мальчишка, выскочил на «чёрную» лестницу. Запасная дверь подъезда выходила на другую сторону дома, и он обрадовался, что Марина не сможет увидеть его в окно.
* * *
Арсен грузил в багажник то, что забрал в магазине. Погрузив, он выпрямился, достал из кармана телефон и показал экран стоящей рядом Оксане.
– Что это такое, а?
– О чем ты говоришь, Арсенушка, дорогой?
– Ты на домовой чат этого дома подписана?
– Да на фиг он мне сдался, какой-то там чат.
– А надо понимать, чем живут наши клиенты. – И он сунул телефон под самый нос Оксане. – Читай!
– Да не вижу я ничего, зачем я буду читать… Мало ли что там написано.
– Написано. «Сегодня купила рыбу хэк, – Арсен всегда так выговаривал, жёстко. – Заплатила как за килограмм двести граммов». Он спрятал телефон назад. – Оксана, совесть у тебя есть? Когда она её взвесила, оказалось всего семьсот граммов. Ты клиентов не видишь, что ли? Не понимаешь, как с кем себя вести?
– Да ладно, Арсенушка, чё сразу на меня? – Оксана покрылась пятнами. Блин, думала ведь, что переборщит. И переборщила. И дело ведь всё-таки было не в деньгах, и не в том, что просто хотелось наказать заносчивую бабёнку. А в чём?
– Почему ты веришь, Арсенушка всему, что покупатели говорят? Она же не в магазине покупку перевешивала, а дома! Сожрала сама пару рыбёшек, а теперь жалобы пишет. А я ведь ей дала, как себе. Рыбу свежую, вкусную. А написать и я могу!
– Ээээ, не то говоришь. Меня подставляешь. Но я добрый человек. Хороший. Я тебя не увольняю. Дело есть. На соседней улице в пекарне будешь работать. У меня там новая точка. Пирожки, булочки печь будешь. Продавать штуками. Помогать будешь, двоюродная сестра моя там хозяйка.
– Ой, Арсенушка! Золотой ты человек, а не просто хороший! – Она благодарила, а слёзы кипели внутри и испепеляли душу, и в их истовой накипи мелькали где-то в глубине образы бабушки и деда, непутёвой матери у моря в своем гараже, и стрижка волосок к волоску у покупательницы хека с минтаем, похожей на ту, беременную библиотекаршу с недоверчивыми глазами. И так глубока была эта тьма, и так толста накипь жизни, что Оксана всего этого даже не понимала. Зато хорошо она поняла другое.
Она зашла в подсобку, где с озабоченным видом перекладывала что-то с полки на полку Светлана.
– Это ты ему про чат рассказала?
– Какой чат? – Светка сделала наивные, невинные глаза.
– Можно подумать, я не знаю, что ты каждую свободную минуту в разных чатах сидишь. Так я и поверила, что Арсен сам там что-то читает. – Оксана швыряла в клетчатую сумку из дешёвой рогожки свои немудрёные вещи, как когда-то швыряла в дешёвую косметичку косметику мать. – Не думай, что останешься здесь полновластной хозяйкой. Он и тебе наверняка какую-нибудь родственницу приведёт. Чтобы смотрела тут за тобой.
– Ой, Оксаночка, неужели он тебя… того? Куда ж ты пойдёшь? – Притворно-жалостливо причитнула Светка.
– Куда, куда… С тебя десятка на квартиру. Давай из кассы. Потом отдам. И только попробуй сказать Арсену, что у меня недостача. Убью.
– Может, больше? – заторопилась Светлана, открывая ключиком кассу. – Ты скажи, я сама вложу.
– Вот видишь, беру две по пять. – Оксана сама вытащила из подвального отделения кассового аппарата пятерки. – Вложит она. Сама верну с зарплаты. – Она забросила в сумку поверх своего барахла бутылку красного сухого вина из коробки, что стояла в углу. – Это в качестве компенсации. – Посмотрела на Свету. – Счастливо оставаться, подруга. Удачно ты меня подставила. Но жизнь ведь круглая, Светка. Да? Встретимся ещё, не боись. – Оксана пошла с сумкой к выходу.
Света выглянула в окно. Удаляющиеся леопардовые леггенсы забавно колебались и блестели на свету. Приближалось время закрытия. Она достала из укромного ящика детский металлический совок на короткой деревянной ручке, надела плотные резиновые перчатки и вышла на улицу. К вечеру выглянуло солнце. Вдоль бордюра торчали кинжальные лезвия молодых ирисов. Света поддернула дешевенькие шаровары и принялась за работу. Она ловко орудовала совком и мечтала, что через месяц на грядке распустятся желтые и сиреневые пузыри цветов, а она, поливая их, будет чувствовать себя настоящей хозяйкой своего магазина, этого крыльца, этой грядки и, пожалуй, всего этого громадного дома, в чате которого она иногда тоже писала под псевдонимом «Светлая Мечтательница».
* * *
Услышав звонок, Марина вышла и увидела пакет. Она заглянула, увидела рыбу и ключи. Она занесла в квартиру пакет, положила в тумбочку ключи, оставленные Димой. Как автомат она разделала рыбу, дала коту и вдруг решила пожарить хек. Сто лет она его уже не жарила, и вообще ненавидела готовить и запах еды. В детстве, когда мать или старшая сестра готовили что-то в кухне, Марину сильно тошнило. Тогда она убегала в туалет, закрывалась там и читала что-нибудь, чтобы отвлечься. Иногда это помогало, иногда не очень. Посуду мыть она тоже отказывалась, потому что остатки еды на тарелках вызывали ужасные спазмы, и её могло тут же вырвать, прямо в кухонную раковину.
– Белоручка наша Маринка! – говорила мать. – По врачам ходить с ней замучишься, если на её выкрутасы внимание обращать.
Почему она почти целый год готовила Димке, она сама не понимала. Она готовила, её не тошнило, она этому радовалась.
