Выходи гулять! Путешествие по дворам нашего детства - Алексей Юрьевич Фёдоров
Харча – ей и плевали. Не знаю, умеет ли нынешнее поколение харкать, скорее всего, разучилось, так же как напрочь утратило способность свистеть, засунув два пальца в рот, а мы всё это делали мастерски. Поразить слюной противника, идущего на другой стороне улицы, можно было не напрягаясь. Некоторые виртуозы достреливали вязкой харчой до форточки второго этажа. Если тебя осифачили плевком, снять проклятие можно было только одним способом – догнав обидчика и вытерев харчу об его одежду.
Нулёвый – это то, обо что было нельзя вытирать харчу. Новое, не ношенное, только что купленное в магазине. Нулёвые джинсы надевали на первое свидание, нулёвый велосипед старались никому не давать до первой царапины.
Где-то между лохом и сифаком находился тормоз. Вроде бы и приспособлен к дворовой жизни, и не осифачен ничем, но так медленно соображает. Тормоза иногда оказывались злобными силачами, поэтому над ними посмеивались исподтишка. Положат в портфель старую тормозную колодку или закидают парту записками «Не торомози!».
Ссыкло – одно из самых обидных обзываний нашего детства, не имеющее прямого отношения к малой нужде, зато напрямую затрагивающее пацанскую честь. Зассышь, то бишь испугаешься, или сделаешь – главный выбор, перед которым раз за разом оказывался каждый из нас. Раз за разом мы брали друг друга на слабо, пытаясь найти на него ответ. Менее обидной версией испуга был стрём. Стрёмно – это ещё не страшно, но уже и не безопасно. Застрематься в отличие от зассать означало, скорее, быть осторожным, чем трусливым. А стрёмный и вовсе подразумевало некрасивый или странный.
Маза – это идея, мысль, интересное дело. Услышишь «есть маза» – значит, друг задумал что-то стоящее и сейчас расскажет об этом остальным. И какое ты испытываешь разочарование, если в результате задумка оказалась не такой интересной. Тухлая маза – суровый вердикт для такого случая. А ещё именно это слово было настоящим чемпионом по производным. Например, отмазка – отговорка, не выдерживающее критики оправдание. Всё на мази – значит, беспокоиться не о чем, всё под контролем. Без мазы – не стоит даже начинать, изначально проигрышное дело.
Если маза не выгорела, случалась лажа. Как иногда говорили, полная лажа, будто существовал в природе её неполный вариант. Нет, его не было, если лажа произошла, то дело серьёзное. И обязательно есть виновник, главное, поискать. Кто виноват? Конечно же, тот, кто облажался.
Айда – это пойдём. Пойдём скорее, пока всё самое интересное не закончилось. А лучше побежали.
Мы ходили в тубзик и на дискач, и там и там иногда случался махач, на котором можно было помахаться и спокойно заработать фингал или словить леща, проще говоря, отсушить ляжку, а скорее, и то и другое. Повезло, если тебя при этом не обули на деньги. Деньги, кстати, чаще всего называли капустой. Фигурами речи конца 80-х над двором звучало:
– Ребзя, шухер, атас, линяем! Руслик заманал кокать лампочки, капец как заманал. Зырь, уже ментов вызывают. Захаркать сифака за такой шухер!
Спички-Ножички
В те времена у каждого из нас был перочинный ножик и коробок спичек. Ножом вскрывали личинку двери в потайное место, затачивали стрелы для лука, строгали лучины для костра. А ещё сражались в самые азартные игры нашего детства: земельки, танчики и скамейки. Спичками поджигали всё, что горит: картон, пластик, листья, прошлогоднюю сухую траву, тополиный пух.
Разведение костра было нашим любимым занятием. Когда пламя разгоралось, в него можно было кинуть что-нибудь интересное. Например, покормить костёр горстью строительных патронов. Бросишь и отбегаешь, чтобы не зацепило выпрыгивающими во все стороны раскалёнными углями. Сухие беспорядочные щелчки исходили из недр костра, разрывая его на части. Однажды мы с Максом бросили в пламя найденный на пустыре боевой патрон.
– Времён Первой мировой, – поднимая вверх указательный палец, сказал Макс.
Патрон был длинный, а пуля острая. Бросив его в пламя, мы залегли в кустах. Несколько минут костёр молчал, лишь еле слышно потрескивали ветки.
– Может, он вообще не рванёт? – ткнул я друга локтем в бок.
– Должен, – ответил Макс. – В прошлом году мы с Тимой…
Ба-бах! – вдруг шарахнуло прямо над ухом. С дерева, медленно кружась, падали рваные листья.
Спичками мы пытались зажечь первую в жизни «сигарету». У большинства из нас это был полый стебель прошлогоднего собачника, или череды трёхраздельной, проще говоря, заполонившей все окрестные пустыри колючки. Той самой, из которой можно было слепить огромный ершистый шар и гоняться с ним друг за другом, а лучше – за одноклассницей с длинными волосами. Колючкой было круче всего играть в сифака, потому как сифка плотно закреплялась на одежде, не возникал вопрос, осифачен ты или нет. Сифак, матерясь, выковыривал из футболки цепкие колючки и бросался в погоню за другими.
Подобие сигары мы делали из любого засохшего растения. Табаком служили прошлогодние листья, которые осенью специально высушивали на подвальных трубах, а зимой просто срывали с дерева. Потерев листья между пальцами, забивали «табачок» в стебель. С важным видом чиркали спичкой от себя, зажимали коробок мизинцем и важно раскуривали «сигару».
Ножик был не менее важным атрибутом пацанства. Дети обеспеченных родителей хвастались складным перочинным. Голодранцы прятали под курткой кухонный. Неудачники довольствовались грибным – закруглённый конец лишал его половины преимуществ в играх, такого инвалида ни в дерево, ни в землю не воткнёшь. Именно этот навык мы оттачивали с утра до вечера. Отмеряли от тополя несколько шагов, чертили на земле линию и по очереди метали в него ножи. Верхним хватом, зажав лезвие между большим и указательным пальцами, либо нижним, положив раскрытый нож на ладонь, ручкой вперёд. В первом случае ножик должен был совершить в воздухе несколько оборотов, во втором – всего один, но в конце обязательно «встать на позицию», вонзившись лезвием в мясистую кору.
Мы никогда не узнаем, кто первым придумал начертить на земле круг, разделить его пополам и начать сражение в земельки. Понимал ли он в тот момент, что его примеру последуют не тысячи, а миллионы детей по всему Советскому Союзу? Возможно, в новом мире изобретатель запатентовал бы своё открытие и стал миллионером, в крайнем случае, навсегда записал бы своё имя в историю. Мы ведь помним тех, кто первым повесил на щит кольцо и бросил в него мяч или натянул волейбольную сетку.
