Я – спящая дверь - Сьон Сигурдссон
Йон Тóргейрссон по прозвищу Бычара не привык, чтобы им помыкали, как-никак самый сильный мужик в городе, а зарабатывает тем, что просто угрожающе молчит, когда люди поумнее берут его с собой в рейды по сбору долгов. После трех недель в каталажке ему хочется спокойно подышать свежей апрельской ночью, но вместо того чтобы отделаться от одетой в шубу женщины, столь отважно подхватившей его под руку, он позволяет затащить себя в темный проулок позади домов по улице Хáтльвейгарстигур. А делает он это потому, что, увлекая его за собой, женщина шепчет ему на ухо:
– Дай мне почувствовать, как ты застоялся после трех долгих недель без траха.
Он не успевает задаться вопросом, кто эта женщина и откуда ей всё про него известно, да ему и плевать, потому что как раз в этот момент она, поднырнув рукой под ремень его штанов, берет в ладонь мошонку, а разгоряченный пенис во всю свою длину укладывается на ее предплечье. Одновременно она подтягивает вверх свою зеленую юбку и направляет его руку к темнеющему на ее лобке черному треугольнику. С удовольствием обнаружив, что на ней нет нижнего белья, он проводит пальцами вниз по кудрявому венерину бугорку и просовывает их между влажными половыми губами – она готова. Расстегнув ширинку, Бычара чувствует на своем отвердевшем члене прохладное дыхание ночи – он тоже готов.
Подхватив женщину под колени, он отрывает ее от земли и одновременно с силой, по самый корень, вгоняет в нее свой член. Крепко прижав женщину к стене, с похотливой яростью набрасывается на нее, а она, скрестив ноги у него за спиной, вонзает в него острые каблуки.
В этот момент во втором этаже дома открывается окно, оттуда высовывается скудно покрытая волосами мужская голова:
– А ну валите отсюда или я позвоню в полицию!
Не сбившись с ритма, не пропустив ни одного толчка, нововыпущенный зек запрокидывает голову и кричит в оконный проем:
– Заткни рот, придурок!
Но едва он успевает прокричать последнее слово, как жгучий предвестник оргазма заключает его чресла в тиски. Перед глазами танцуют искры. Он скрежещет зубами и чувствует, как сперма брызжет в теплое влагалище, наполняя его до краев.
Наконец, выпустив весь пар, он ослабляет хватку, снимает женщину с пениса и медленно опускает, пока ее ноги не касаются земли. Она выскальзывает из его клешней. Тяжело опершись на стену, он смотрит вниз, на гравий, в то же время краем глаза наблюдая, как она оправляет на себе юбку, кутается в шубу.
В момент, когда она уже поворачивается, чтобы уйти, он слышит у своего уха холодный смешок:
– А ты не изменился, всё так же и минуты не можешь продержаться…
Это смех девушки, которую он тринадцать лет назад взял силой в Си́глуфьорде[9]. На следующее утро на нее, лежащую без сознания на берегу моря за машинным цехом, случайно набрели какие-то ребятишки. Тогда ее отвезли в больницу в Áкюрейри[10], после чего в поселок она уже не вернулась. Сам Бычара тоже решил исчезнуть и перебрался на юг страны, в Рейкьявик…
– Ди́са? Диса-селедка?..
С ее именем на губах он поднимает голову, но вместо ответа видит стоящего рядом лысеющего мужчину из окна в сопровождении полицейского и тюремного охранника, который всего полчаса назад оформил его освобождение.
* * *
– От темного проулка за постройками Хатльвейгарстигура до дома 10а по улице Ингольфсстрайти рукой подать. Фру Торстейнсон (которая, как мы теперь подозреваем, вполне могла быть разделочницей с рыбной фабрики в Сиглуфьорде и которую звали Дисой-селедкой, прежде чем она переехала в столицу, где бралась за любую подвернувшуюся работу: засолку рыбы, мытье полов, стирку, починку одежды, уборку номеров и сервировку столов в гостинице «Борг», пока не устроилась продавщицей в табачный отдел Торгового кооператива и не познакомилась с будущим супругом), вернувшись из ночного вояжа, прокрадывается в дом через черный вход, но на этот раз, вспомнив о моем отце, спящем в подвальной квартирке, снимает туфли, и, не потревожив его сна, на цыпочках, в одних нейлоновых чулках, поднимается по лестнице к кухонной двери, которую открывает и закрывает с той же осторожностью.
Далее она направляется в свою спальню и срывает с себя одежду: швыряет в угол мокрую шубу, роняет жакет, юбку и блузку к ногам, а остальное – бюстгальтер, шелковые трусики, чулки и пояс – бросает либо на кровать, либо на стул. Совершенно голая, разглядывает себя в овальном зеркале над туалетным столиком. Опустив вниз уголки губ, делает попытку выдавить из своих зеленых глаз слезы, шмыгнуть носом, вызвать ощущение комка в горле, пытается почувствовать вину и стыд за содеянное. Однако единственное, что ее наполняет, это радость – щекочущее ликование, оттого что она всё еще способна притягивать мужчин, возбуждать в них похоть, ощущать их твердые горячие члены в руках, во рту, во влагалище, ощущать внутри себя бьющую из них сперму.
Ни один из четырех случайных партнеров не довел ее до оргазма, это правда. Испытать такое блаженство с кем-нибудь, кроме себя самой, ей еще только предстоит, но это произойдет позже, а сегодня она выполнила всё, что планировала. И назад пути уже нет. Отныне она будет наслаждаться этим новым ощущением свободы, которое события прошедшей ночи зажгли в ее груди. Не набросив на себя ни клочка одежды, фру Торстейнсон выходит из спальни.
Обнаженная, она расхаживает по дому, любуясь своим отражением в зеркале прихожей, в шкафчике ванной комнаты, в застекленных дверцах кухонного гарнитура, в окне затемненной столовой, в блестящей рамке стоящего на буфете свадебного фото свекров – единственной вещи, оставшейся от них в гостиной, – пока не доходит до спальни мужа.
Освещение в коридоре отбрасывает внутрь комнаты ее тень, растягивая по полу и во всю длину кровати, пока голова не оказывается на подушке. Ближе к этому ложу фру Торстейнсон впредь подходить не намеревалась. И хотя в спальне негде повернуться из-за мебели и другого барахла, принадлежавшего родителям мужа, она с первого взгляда не видит ничего такого, в чем можно было бы отразиться. Взявшись за ручку двери, она уже собирается закрыть ее, когда замечает тоненький лучик, коснувшийся черного треугольника на ее лобке. Сияние коридорной лампочки отсвечивается от круглого предмета, выглядывающего из одного из бесчисленных ящиков письменного бюро (командного пункта ее свекра во времена его рыболовной империи), зажатого теперь между одежным шкафом и напольными часами.
Монокль старого хрыча!
Она прыскает, сообразив,