Роман с Луной - Марина Львовна Москвина
«Беги скорей, Серафим, «МММ» дает, и много!..»
Будучи незаурядным финансовым стратегом, Фима не стал торопиться все разом вкладывать в «МММ», но аккуратно распределил капиталы: порядочную сумму внес в «Хопер», а затем подпал под обаяние банка «Чара» и отдал последнее.
Некоторое время, словно охотник, что расставил силки и капканы, а потом обходит заветные места, подбирает трофей, наш Серафим отстаивал огромные очереди таких же дерзновенных искателей длинного рубля, рыцарей без страха и упрека, одним махом сбывших все свои кровные сбережения.
Теперь они принялись получать доходы. Эльдорадо отдыхает – нет, это был Клондайк, такие Фима готовился извлечь проценты. Как вдруг наши пирамиды Хеопса рассыпались в прах, поскольку сделаны были не из песчаника, а из святой простоты российских граждан, замысливших не проскочить мимо своего счастья и без особых усилий заработать миллионы, что их чрезвычайно роднило с героями произведений сэра О’Генри.
Но Фима был не из тех, кто пасует перед роковыми обстоятельствами. Полное исчезновение сбережений могло бы привести в уныние и растерянность кого угодно, но только не объятого азартом Серафима: он сделал ход конем, положив свою зарплату в «СБС-Агро» под самые большие проценты.
И здесь его ждала неудача. Грянул дефолт, а деньги обратились в лебедей, которые снялись с места разом и, зашелестев крылами, улетели вместе с основателем этого сомнительного предприятия в неведомые дали.
Фима погоревал-погоревал и опять начал копить – правда, теперь он доверял деньги только Сбербанку. Он и своему другу Тарощину заповедал: только в Сбербанк – самое надежное место, которое было, есть и пребудет вовеки, пока над землей светит луна и восходит солнце.
Однако судья Тарощин с тех самых пор вкладывал свои капиталы только в книгу Цицерона «Избранные речи».
– Даю сто тысяч рублей! – зажигательно объявила Рита, с этого момента явно собираясь не есть, не пить, а к ноябрю ухнуть на квартиру любимому внуку полностью до последней рупии годовую ветеранскую пенсию.
К всеобщему изумлению довольно крупный вклад в покупку собралась сделать наша девушка – пятнадцать тысяч долларов. Мальчик, не дрогнув, пообещал добыть не меньше, при этом с укоризной взглянув на нас с Кешей.
Мы посулили самую небольшую сумму. Кеша, очертя голову, – пять тысяч. А я, как заправский барон Мюнгхаузен, – три. Но, если не сравнивать, тоже весьма внушительную, хотя мы понятия не имели, как и где ею сумеем разжиться. Впрочем, тут мне предложили в одном издательстве переписывать эротические романы.
– Вы детский писатель? – они говорят. – Ну и что? Слогом-то вы владеете, а люди, которые читают такие романы, – они как дети!..
Прямо не сходя с места мы принялись разрабатывать стратегию накопления.
Первое. Жестокая экономия.
Всем было предложено затянуть потуже пояса.
– Ладно, – сказал Кеша, – теперь я сам бумагу буду делать. Сварю картонные ячейки от яиц, клея туда добавлю, лепеху такую слеплю. Потом на куски порублю, скалкой раскатаю. Большего мне и не надо.
Второе. Продажа фамильных ценностей.
Сразу на ум пришли книги. Кеша хотел сдать в букинистический собрание сочинений Валентина Катаева, открыл первый том, а там – дарственная надпись: «Рите – от Катаева».
– Эренбурга, – говорит Кеша, – пока не открывал.
– А от Мамина-Сибиряка, – деликатно спросил Фима, – никаких весточек?..
Третье. Всеми силами стараться добывать деньги честным путем, но если вдруг подвернется сомнительная прибыль, не погнушаться, взглянуть на это сквозь пальцы.
Естественно, третий пункт относился исключительно к морально состоявшимся членам нашего сообщества, способным выйти сухими из воды, а именно, к самому старшему поколению.
Кстати, у Риты мгновенно созрела идея:
– О! – сказала она. – Я давно хочу сделать такие литературные зарисовки: кто меня, где и за что хватал – из знаменитостей!
В итоге собрание постановило: не покладая рук воскурять фимиам на алтаре бога Мамоны и посвятить этому предмету все величие своего гения, жизненный опыт и познания.
Тем не менее ребром встал вопрос: где бы нам у кого-нибудь одолжить хоть сколько-нибудь.
– Эх, – вздохнул Фима. И рассказал, как ему давно еще пришло письмо из Австралии. Какой-то дальний родственник искал, кому оставить огромное наследство. Но Фима не признался, побоялся, что будут неприятности. Наследство все равно не докатилось бы до Фимы, а то, что было, – все бы отобрали.
Его отец, дедушка Даня, замминистра путей сообщения, после войны получил государственную дачу на станции Валентиновка в поселке политкаторжан. Напротив жила Вера Николаевна Фигнер, народоволка. Она пыталась царя убить, – все тогда этим восторгались. Каждый день ей привозили обед из Кремля: ровно в два подъезжала черная «Волга», и серьезный чиновник в костюме выносил кастрюльки с едой. Вера Николаевна была старая дева, седенькая, с палочкой, очень приветливая.
Раза два Дане предлагали выкупить свою дачу – совсем недорого. В поселке у него был единственный государственный дом. Даня не согласился.
– Зачем, – говорил он, – мне эта собственность? Меня отсюда никто никогда не выселит…
В точности то же самое, слово в слово, декларировал доблестный дед Степан, рыжий, веснушчатый, солнцеподобный предок Маргариты. С его уходом в махапаринирвану мы лишились двух дач: зимней, с центральным отоплением, – в поселке Кратово по Казанской железной дороге. И летней – в Пумпури на берегу Балтийского залива. Я так ясно помню, как море сквозь сосны виднелось у меня в окне за песчаными дюнами.
Оба старика, два противника частной собственности, на склоне лет достигли непоколебимой безмятежности. Пережив две войны и две революции, во главу угла они ставили жизнь, ее вечную и неиссякаемую стихию. Степан зарплату приносит – стол ломится от яств: вареники, муссы, пышки, пироги. Людей – полон дом. Какие-то присылали телеграммы. Особенно все ломали головы над телеграммой «Приеду 14-го. Фиса». Кто это Фиса? Все приезжали, кому не лень. Проходит неделя, еще полнедели. Уж на столе картошка в мундире…
Бабуля:
– Ребят, посмотрите по карманам, у кого мелочишка – хлеба купить…
Бабуля красавица была, она работала в секретном отделе Моссовета. И очень боялась, что ее арестуют: она хранила ужасную тайну – что Ленина по ночам выносят и проветривают. Там под Мавзолеем функционировал целый институт, где его приводили в чувство.
Ладно, мы не унаследовали их недвижимость. Но, по крайней мере, досталась нам несравненная бабушкина красота?.. И тут облом: все мы рыжие, конопатые – в лучезарного деда Степана. Лишь один божественный дар, как факел, стойко передается у нас из рода в род –
