Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
— Эммет, я о том же думал.
— Правда?
Билли энергично кивнул.
— Папа умер, дом отбирают — незачем оставаться в Моргене. Соберем вещи и поедем в Калифорнию.
— Кажется, у нас согласие, — с улыбкой сказал Эммет. — Только думаю, нам надо ехать в Техас.
— Нет, нам не надо в Техас. — Билли помотал головой.
— Почему это?
— Потому что нам надо ехать в Калифорнию.
Эммет хотел было что-то сказать, но Билли уже встал и подошел к мешку. На этот раз он открыл передний карман, вынул конверт и вернулся на место. Он аккуратно смотал красную нитку с клапана конверта и стал объяснять.
— После папиных похорон, когда ты поехал обратно в Салину, мистер Рэнсом послал нас с Салли в дом искать важные документы. В нижнем ящике папиного бюро мы нашли металлическую коробку. Незапертую, хотя ее можно запирать, если надо. В ней были важные документы, как и сказал мистер Рэнсом, — наши свидетельства о рождении, мамино и папино свидетельство о браке. А на дне коробки, на самом дне, я вот что нашел.
Билли перевернул конверт над столом, и из него выпало девять открыток.
Судя по состоянию открыток, они были не совсем старые, но и не совсем новые. Некоторые были фотографиями, некоторые — картинками, но все цветные. На верхней — фотография мотеля «Уэлш мотор-корт», в Огаллале, Небраска, — современного вида мотель, с белыми домиками, посадками вдоль дороги и американским флагом на флагштоке.
— Это открытки, — сказал Билли. — Тебе и мне. От мамы.
Эммет был ошеломлен. Почти восемь лет прошло с тех пор, как мать поправила на них одеяла, поцеловала на сон грядущий и вышла за дверь — и с тех пор от нее ни слова. Ни звонков, ни писем, ни красивых свертков под Рождество. Даже ни слушка из десятых уст. С этим до сих пор жил Эммет.
Он взял открытку с мотелем и посмотрел обратную сторону. Красивый мамин почерк; адресовано им обоим. Как обычно на открытках, всего несколько строк. Сказано, как она о них соскучилась, хотя прошел всего день. Эммет взял другую. В верхнем левом углу изображен ковбой верхом на лошади. Веревка лассо закручена на переднем плане словами «Привет из Ролинса, Вайоминг, — столицы Великих равнин». В шести фразах — последняя загибалась кверху на правый край, — мать сообщала, что еще не видела в Ролинсе ковбоя с лассо, зато видела много коров. В конце опять — как она их обоих любит и скучает по ним.
Эммет просмотрел остальные открытки, обращая внимание на названия городов, мотелей и ресторанов, пейзажи и достопримечательности, и заметил, что на всех, кроме одной — яркое голубое небо.
Зная, что брат наблюдает за ним, Эммет хранил невозмутимое лицо. А в самом вспыхнуло возмущение отцом. Он перехватывал открытки и прятал. Ладно, он был зол на жену, но он не имел права скрывать их от сыновей, прежде всего от Эммета, который мог уже сам их прочесть. Но гнев сразу погас. Эммет понимал, что для отца это было единственным разумным решением. Что пользы от нескольких фраз в открытке, написанных женщиной, которая бросила родных детей?
Эммет положил открытку из Роулинса на стол.
— Ты помнишь, что мама уехала от нас пятого июля? — спросил Билли.
— Помню.
— Она писала нам открытку каждый день, девять дней.
Эммет снова взял открытку из Огаллалы и посмотрел на то место, где было написано: «Милые Эммет и Билли», — но даты не было.
— Мама не писала даты, — сказал Билли. — Но можно увидеть на штемпеле.
Билли взял у Эммета открытку, потом перевернул остальные, разложил на столе и стал показывать на штемпели.
— Пятое июля. Шестое июля. Седьмого июля не было, но тут два от восьмого. Это потому, что в тысяча девятьсот сорок шестом году седьмого июля было воскресенье, поэтому ей пришлось отправить две открытки в понедельник. Но ты вот что посмотри.
Билли подошел к вещмешку и вынул из переднего кармана что-то похожее на брошюру. Он разложил ее на столе — это была дорожная карта Соединенных Штатов. Через всю страну тянулась дорога, которую Билли обвел черными чернилами. В западной половине страны были обведены кружками девять городов.
— Это шоссе Линкольна, — объяснил Билли. — Его придумали в тысяча девятьсот двенадцатом году и назвали в честь Авраама Линкольна. Это была первая дорога от одного конца Америки до другого.
Билли повел пальцем от Атлантического побережья.
— Оно начинается на Таймс-сквер в Нью-Йорке и через три тысячи триста девяносто миль заканчивается в Линкольн-Парке в Сан-Франциско. И проходит прямо через Сентрал-Сити, всего в двадцати милях от нашего дома.
Билли умолк и провел пальцем от Сентрал-Сити до черной звездочки, которой он отметил на карте их дом.
— Мама уехала от нас пятого июля и поехала вот так…
Билли взял открытки и стал раскладывать их по низу карты в западном направлении, каждую под соответствующим городом.
Огаллала.
Шайенн.
Ролинс.
Рок-Спрингс.
Солт-Лейк-Сити.
Или.
Рино.
Сакраменто.
И последнюю открытку с видом на большое классическое здание над фонтаном парка в Сан-Франциско.
Билли выдохнул, довольный тем, как разложены открытки на карте. Эммет же ощущал неловкость, как будто они заглядывали в чьи-то чужие письма… не им адресованные.
— Билли, — сказал он, — я не уверен, что нам надо ехать в Калифорнию.
— Эммет, нам надо ехать в Калифорнию. Ты понимаешь? Поэтому она и посылала нам открытки. Чтобы мы могли ехать за ней.
— Но она за восемь лет не послала ни одной открытки.
— Потому что тринадцатого июля она перестала ехать. Нам надо только доехать по шоссе Линкольна до Сан-Франциско, и там мы ее найдем.
Эммету очень хотелось сказать брату что-то разумное, разубедить его. Что не обязательно мать остановилась в Сан-Франциско, что вполне могла поехать дальше и, скорей всего, поехала, что если и думала о сыновьях в эти первые девять вечеров, то, по всем признакам, думать с тех пор перестала. В итоге он сказал только, что если она и живет в Сан-Франциско, то найти ее будет практически невозможно.
Билли кивнул с видом человека, уже обдумавшего эту проблему.
— Помнишь, ты мне говорил, как мама любит фейерверки и как повезла нас четвертого июля в Сьюард специально смотреть большой фейерверк?
Эммет не помнил, чтобы рассказывал об этом брату, и, учитывая все, не представлял себе, чтобы у него возникло такое желание. Но отрицать сейчас не мог.
Билли взял последнюю открытку — со строгим зданием и фонтаном. Перевернул ее и провел