Боги соседнего подъезда - Альберт Пшенников
В голове шумело. Каспер, ангельские глазки, с пятого этажа. Звонок, дверь, Семеновна. Здравствуйте, а у вас котенка можно взять? Ой, конечно! У Мурки пятеро, объявления везде расклеила, а никто что-то не приходит! Вам какого? А цветов не нужно, ребятки? Скрытный пятачок за помойкой. Большой прозрачный пакет. Не видишь, шевелиться перестал — открой, дай вздохнуть, а потом снова. Вот так, понял? Гнойники вонючие. Он не участвовал. Но и не вступился… Слизняк.
А так хотелось тогда подскочить, вырвать пакет с котом, и когда морда у Каспера от удивления вытянется, — лупить, лупить по дрянной ангельской улыбке. Но не было этого ничего. Только глаза закрыл. Вот как сейчас.
Права Жилова — тряпка ты, Тихонов, недоделанная. Никогда не мог решить, с этими ты, или с теми. Что в десять лет, что в пятнадцать.
Ждет. Даже жвачку жевать перестала. До чего же она красивая. И запах от нее такой… прямо тут облапать и целовать, целовать, целовать…
Он закрыл глаза и дернул первый, самый крупный цветок. Втянул сквозь стиснутые зубы воздух. Больно!
Под темно-зеленым листом прятался внушительный шип, и он целиком вошел в большой палец. Отломился. Тихонов остервенело выкусил шип зубами. Теперь стало проще, сломал и второй, и третий. Вон, самый маленький, завтра распустится, — успокоил он себя.
— Этот тоже хочу, — сказала Жилова.
— Зачем?! — передернулся он. — Четыре — четное число!
— А я его отдельно поставлю! Будет у меня три и один. Два букетика!
Она опять жевала — часто и широко. Он ненавидел и ее, и себя. Ну вот, все кончено.
Обезглавленный куст стоял так же гордо. Только из блестящих листьев неровно торчали поломанные стебли, вымазанные пятнами подсыхающей крови.
Жилова спрыгнула с подоконника и подняла рюкзак свободной рукой. В другой были свежие розы. Совсем крохотный букет получился. Детский.
— Сейчас поцелую, — понизив голос, сказала она. — Ты только глаза закрой.
Тишина. Сердце глупо отстукивало секунды.
Его щеки коснулось что-то теплое и мокрое, и тут же быстрые шаги застучали наверх. Резкий, со стеклом, смех, посыпался по подъезду. Тихонов поднес руку к лицу.
Там, ниже скулы был плотно прилеплен комок жвачки.
Он раздавленно поплелся на первый этаж, машинально держа в кулаке липкий резиновый шарик.
4
Но однажды утром на окне в подъезде вновь появились цветы.
Цветок недолго стоял сухим. Чей-то ухоженный мизинец потрогал землю, а потом цветок щедро полили.
За окном в это время проезжало такси. Серов, житель соседнего подъезда, домой приехал. Было у Серова любимое место недалеко за городом, зеленый парк. Работы хватало, и навещать это место ему приходилось редко. И когда Серов начинал сильно скучать по своему парку, он брал другой телефон и вызывал в службе такси самого себя. Ехал в парк, слушал птиц, дышал воздухом. И даже отзыв иногда на себя писал. Честно так: работа, мол, загруженная, вызвал такси в парк, водитель приехал быстро, и подождал меня, пока я с природой общался. И оплату, конечно, за этот заказ Серов платил сам себе. Странный он человек, Серов.
Через несколько дней на забытой доске объявлений, что возле почтовых ящиков, появилась неровно прицепленная бумажка.
«Уважаемые жители!!! Прекратите безумно поливать цветы! Это фиалка, она не любит воду! Л.Швец из 16 кв, я знаю, что это ты. Прекрати! Ты с Семеновной жива была не общалась так и цветок ее не трож трош!»
А за пять минут до появления этой записки за окном прошел Мизеров. Известный бизнесмен, успешный и безумный. Прошлым летом он договорился со своим партнером откуда-то с юга, и они вдвоем организовали кукурузный лабиринт. В высоких, в три метра, зеленых зарослях заранее проделывались хитрые ходы, с тупиками, тайниками, и спрятанными планами лабиринта. Семьи, классы, отделы и просто одинокие чудаки за месяц записывались в очередь на право час-другой побродить в кукурузном мире. Говорили, что глаза у выходящих из лабиринта были круглыми, размером с початок этой самой кукурузы.
Мизеров жил в соседнем подъезде, и он как раз уезжал в очередную командировку. Видимо, опять что-то задумал.
На следующий день цветок опять полили, и на доске был вывешен аккуратный альбомный лист. С текстом, распечатанным на принтере.
«Уважаемая Зотова К.Д., кв.№ 6! Во-первых, прошу обращаться ко мне на «вы». Во-вторых, фиалкам тоже нужна вода, особенно во время цветения. С Валентиной Семеновной при ее жизни мы были в хороших отношениях, не придумывайте.
С ув. — Швец Любовь Евгеньевна, кв.№ 16»
Через полчаса после этого за окном прокатился велосипед. Лысина всюду ездила на велосипеде — и на работу, и в магазин, поэтому сложно было сказать, куда она сейчас направляется. Было ей уже за сорок, детей не было, и замуж она не вышла. Даже образования толком не получила — все цветущие годы ухаживала за больной матерью.
Лысина работала уборщицей где-то в большом офисе. Полы она мыла в наушниках. Когда какой-нибудь приветливый программист, давая глазам отдых, обращал на нее внимание и спрашивал, что она слушает, Лысина только глуповато улыбалась. И программист думал, что в наушниках у нее какое-нибудь ля-ля радио.
Но Лысина слушала тексты на английском, и мечтала съездить за границу. Родной язык она на время забывала, и поэтому, не поняв вопрос, выглядела нелепо. Такое вот простое объяснение. И такая же простая мечта.
Цветок заметно начал желтеть. На доске объявлений, пониже предыдущего печатного текста, появилась кривая карандашная надпись:
«кто тронет цветок убью. мягков»
Ниже тем же, но более мелким почерком, приписка:
«память же о семеновне блин» — и далее линией, загибающейся вниз, — семь восклицательных знаков.
Фиалку не поливали четыре дня. Земля подсохла, но листья продолжали вянуть. На следующий день ее полили дважды. А еще через месяц на подоконнике остался лишь простой зеленый горшок с куцым черенком в центре.
И за окном в это время никого не было.
5
Но в один из дней на окне в подъезде вновь появились цветы.
Контакты:
Альберт Пшенников
+7 916 862 77 74 (WhatsApp)
