Боги соседнего подъезда - Альберт Пшенников
Нилов вышел первым, спрыгнул на снег и посмотрел в непросыпанное небо. Вскоре сошла Самойлова и шустро побежала до общежития. Кравец ехал почти до конца, ехал, когда уже не осталось в маршрутке других пассажиров, пытался дремать, но не мог. Пытался думать — и тоже был в этом бессилен. Шансон лез в уши, и даже потом, когда Кравец выполз наружу, шансон еще долго скакал в его голове.
Баранкин на следующий день не вышел на работу. Вечером у него случился сердечный приступ, и спасти его не смогли. Поэтому через два дня на работу приняли Долина.
Долин пришел на смену в пол-шестого. Обошел вокруг маршрутки, постучал по колесам, принюхался. Потом молча залез в промерзшую за ночь кабину, врубил шансон и поехал во тьму за первыми пассажирами.
Он не любит родину
Анжелика вернулась со свидания такая расстроенная, что Катя долго не решалась ее ни о чем спрашивать. Та односложно отвечала на вопросы, потом пили вместе безвкусный чай, смотрели телек. Там после унылого сериала шли победные новости. И вот, после новостей Анжелика, наконец, зарыдала.
— Ну что ты, что ты, — Катя гладила ее по голове, но слезы капали и капали в блюдце, пропитывая вчерашнее печенье. — Он некрасив?
— Красив, как бог! — сквозь ладони ответила Анжелика.
— Грубый, надменный или хам?
Анжелика замотала головой, от чего слезы попали даже в сахарницу.
— Глупый идиот? — ахнула Катя.
— Ни фига не идиот, — пробубнила подруга, — и отлично шутит. С ним весело!
— Мало зарабатывает?
— Нет!
— Женат? Есть дети?
— Да нееет!
Долго молчали. Катя смотрела в беззвучно работающий телевизор, курила и напряженно думала. Наконец, собравшись, сделала последнюю попытку. Хоть это было опасно.
— Ты ему… не понравилась?…
Анжела шмыгнула носом.
— Вроде, понравилась.
А потом добавила:
— Но больше с ним не пойду.
— Но почему?!
Услышав короткий ответ, Катя резко затушила окурок, причем сперва попала мимо пепельницы. Посмотрела невидящими глазами куда- то сквозь стену и подумала: Вот сволочь!
Спрашивать больше было не о чем.
Спасти Сидорова
1
— Сидорова нужно спасать, — сказал Котов Белобородову. — Каждый раз проходя это место, Сидоров прислоняется лбом и ладонями к стене, и стоит так секунд десять.
Белобородов ответил, не задумываясь:
— Свихнулся. Все они, инженеры, немного ку-ку.
— Чегой-то сразу свихнулся? Может, он молится так? Все же иногда молятся, — Аделина закатила глаза, а потом добавила: Он мне звонок починил.
Ручкина, Студентка Института Человека, сказала, что не свихнулся, а получил нервное расстройство. Был покусан мегаполисом. И помянула всуе Фрейда.
— Ничего вы не понимаете, — грубо встрял Тихонов. — Я Сидорова с детства знаю. Это он по собаке своей скорбит. Собака у него была, лет двадцать назад. И как раз в этом месте все время опорожнялась…
Но сын Белобородова точно знал, в чем дело. Просто Сидоров — инопланетянин. Гость параллельных миров. Там, за стеной, у него портал, и он получает инструкции. Или подзаряжается энергией через электроды во лбу.
— Все равно — спасать нужно, — опять сказал Котов.
А хирург Ульнис сказал, что это упражнения для осанки. И вспоминательное место, — добавила его маленькая дочь.
А мама Котова сказала сыну: знаешь, Дима, ты меня прости, но Света тебе не пара.
А Спаситель спросил Котова: ты моей пенсии хочешь?
2
Как бы то ни было, но Котов развел бурную деятельность, собрал деньги, и вместе с сыном Белобородова перекрасил этот участок подъезда в керосиновый цвет.
Понаблюдали. Сидоров утром спустился, подошел было к стене, но прислоняться к свежей краске не стал. Постоял в полуметре и пошел себе дальше.
Тогда Тихонов позвал Сидорова на пикник с ночевкой. И Ручкину заодно. Ожидалось, что Сидоров от деревьев будет подзаряжаться. Но Сидоров вел себя мирно: сыпал анекдотами и жарил шашлыки. Ручкина приехала довольная. Тихонов, напротив, мрачный.
Тогда Котов взял и написал мелом на стене крупными буквами:
СИДОРОВ! ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ?
Понаблюдали. Сидоров утром подошел к стене, прочитал надпись и пошел дальше. А через месяц продал квартиру и уехал. И Ручкину с собой забрал.
3
— Жалко, — сказала Аделина. — Кто теперь шпингалет прикрутит?
А хирург Ульнис обмерил стену и сразу защитил диссертацию.
А сын Белобородова написал школьное сочинение. Про Тихонова.
— Что же теперь делать? — в отчаянии спросил Котов.
— Глуп ты, Котов, — сказал Спаситель. — Я тебя накажу.
Титов
К Титову постучалась мама.
Он спокойно сидел дома и работал, но вдруг к нему постучалась мама. Мысли как-то сразу смешались.
С одной стороны, мама, конечно, человек современный. В кроссовках на дачу ходит. Смартфоном пользуется. Даже загранпаспорт у нее есть! Но впустить — вот так, сразу! — было как-то боязно. Да что там говорить, было Титову страшно.
А ну как увидит мама, какие тут у него люди зависают? И какие ведутся (боже ж ты мой!) разговоры. Это ведь надо сначала всех предупредить. Всё убрать! А как убрать, если тут годами всё каждый день валится? Не валится, — честно сказал себе Титов, — сам ищешь такое-всякое не очень, и откровенную ерунду, и все это у себя размещаешь. Места-то полно!.. Будь оно неладно, это место.
Но как не впустить? Это ж мама. М-мама!
Титов посмотрел на часы. Мама через час уходит на хор. Вернется только под вечер. Веселая. Или не совсем?.. Вот сейчас у нее дел особых нет, и мама просто ждет, когда Титов ее впустит. А Титов сидит, как мумия Египетская, пальцы растопырил, да так и застыл.
Нет, ну это с ума сойти — мама постучалась! Надо будет Светке сказать, не поверит. Кстати, о Светке. Вот предположим, зайдет мама к нему. Потом к Светке, а от Светки, чего доброго, и к Невозможной. Что мама подумает? Родной сын — и тут, почти рядом, всего через одну Светку — Невозможная. Нет, ну это же совершенно невозможно!
А может, до вечера отложить? Вечером, после работы, к ней заехать. Сказать: мама, вот ты с утра постучалась, я не смог тебя впустить. Ты же мама, а у меня там… ну и вообще. Давай все останется так, как есть. Давай лучше я к тебе чаще приезжать буду. Не обидится?
Мама редко обижается. Но всерьез. Вот, был случай, когда он Светку с восьмым марта поздравил, а маму на следующий день только. Ну, так получилось. Пришел с цветами. Цветы взяла, но долго обижалась. Смотришь — вроде, мама. И все-таки, будто немножко меньше мамы
