С каждым может случиться - Гаянэ Павловна Абаджан
Так вот, очнувшись ото сна Петр Иванович обнаружил себя в глубине длинного узкого холодного вместилища, выбраться из которого или повернуться ему не удавалось, сколько он не мацал по стенкам руками. "Всё таки похоронили! Заживо!" — пронзила его ужасающая догадка. Приглушенные звуки печальной музыки и запах догорающей свечи добавили усиление его подозрению. Ну, а крик этого несчастного был услышан каждым, кто в ту минуту в позднюю тишину находился с открытыми ушами в приемлемом радиусе от описанного события.
Вломившаяся в комнату супруга обнаружила мужа в бессознательном состоянии наполовину выпавшим из ванны, головой и руками Пётр Иванович достиг пола, а от пояса — застрял в этом гладком холодном сосуде цивилизации.
Теперь Петр Иванович ничего тяжёлого в руки не поднимая тихо ведет учётную и кадровую работу на производстве у сына, Ольга Аркадьевна руководит воспитанием внуков и работой слесарей и всё у них нормально. Но классическая музыка и сандаловые свечи в семье — под строжайшим запретом.
Кладбищенское происшествие
С одной стороны мне кажется, что я уже четыре месяца как впала в ступор. С другой стороны — все же за это время хоть что-то, но вполне успешно написано. К чему такая к себе строгость? Об** и другие меня могут. Зато оторвалась от своего «мрачного подземелья», в котором между прочим — почти безвылазно провела восемь лет.
Теперь же совсем другая объективная внешняя причина творческого застоя: исчезновение всех раздражающих факторов превратилось в новый глобальный раздражающий фактор, который никак не осилюсь преодолеть.
Поэтому, став на тропу борьбы с творческим кризисом, обспросила окружающих: какие из польских фильмов им особенно запали в память и душу. Получив нужную информацию, занялась их отсмотром. В рамках этой акции уже/ пока посмотрела четыре кина, которые все оказались трагикомедиями. Что ж, данный факт указывает на близость трагикомедии к народной душе.
И вот, стала я нести подружайкам свои новые знания. Трындеть-то о чем-то хочется, а все темы давно избиты. Ну-ка, каждый день по полтора часа! Уже и рецепты кулинарыне, и рецепты от всех болезней обсосаны, а имена знакомых даже лень и упоминать… а тут такая насущная трагикомичная тема подвернулась!
Короче, рассказываю подруге финал фильма «Ничего смешного», приводить его тут не стану, чтоб лишний раз не спойлерить, а она мне в ответ: «Да что там эта придуманная история. Слушай, как у нас было!» И мы внезапно вышли на новую живительную волну.
А было у них в Комиссаровке так: ко всем несомненным праздникам, типа Пасха, Красная Горка и другие похожие, плюс даты и годовщины местного значения Василий Петрович Ткач и ещё пара — тройка сознательных жителей деревеньки подходили со всей ответственностью — то есть с усердием маршрутного транспорта обходя кучкующиеся на кладбище группы поминающих.
Василий Петрович выделялся особой памятью на все эти не малочисленные и с неприятной быстротой пополняющиеся даты. Он досконально помнил кто, когда, и точно — где, чем снискал себе славу местного эрудита. И не обделенный некоторым актерским дарованием он всегда вовремя подрывал к нужной могилке, когда народ уже слегка поддал и появлению нового компаньона обрадуется. А он — дескать: «Как раз шел мимо, а тут вы. Надо же! И мне неудобно даже подумать пройти мимо, не разделив с вами вашу скорбь».
Так эти сыновья лейтенанта Шмидта и шныряли по местному погосту изо дня в день, из года в год.
В удачные для охоты дни домой направлялись уже по сумеркам. Но тут по разному бывало, иногда мокрые, иногда ползком, или к утру свежевыспамшись на свежем месте, в лучшем случае — ближе к ночи, поддерживая деревья, заборы или что еще вокруг явно нуждалось в их опоре.
И вот однажды удачным вечером Василий Петрович уже почти дошел до выхода, но остановило его нелегкое на самом краю погоста у дороги, где в пухлую землю совсем недавно ушёл его закадычный друг, сосед, да к тому же ещё и полный тезка — Василий Петрович Кунцев.
Остановился Василий Петрович чтоб ещё раз попрощаться с другом. Подошел поближе, посмотрел на приколотую неровно фотографию товарища, потянулся её поправить, а она возьми и упади. Во всяком случае так было впоследствии рассказано. А кто его всё видел, кроме проявляющихся первых звезд августовского неба?
Василь Петрович, конечно, за фотографией нагнулся, хоть ему уже и тяжело было это упражнение совершать, чай не мальчик, а годочков уже вокруг полтинника. Короче, поднял он это фото, приладил как мог, и потянуло его в последний раз перед уходом, дорогого друга поцеловать.
На свежей могиле неровностей полно, земля просаживалась, тем более дождь недавно прошел… Но Василь Петрович все же от своего плана не отставал, и как-то до фотографии губами дотянулся. Но опять поскользнулся. Короче, прислонило его к кресту этому глубоко вбитому, деревянному, крепкому, теплому, а дальше окончательно закружилось все вокруг и он затих.
И надо же было соседке — доярке Марийке ещё после Василия-то Петровича с кладбища задержаться выходить. Она в надвигающемся сумраке при виде замеченной издалека странной фигурной конструкции сначала испуганно замерла, потом по одежде узнала соседа и окликнула. Объект не отзывался. Марийка подошла поближе. Василий Петрович стоял прислоненный полупрофилем к фотографии усопшего, его широко раскинутые руки возлежали поверх крыльев креста, изо рта на фото покойного струилась присыхающая слюна и раздавалось посвистывающее похрапывание, а ноги, так и хочется сказать «задние», наверное потому что они были далеко отставлены, создавали конструкцию опоры падающего забора. Мешковатые темно- коричневые штаны заметно измазались изрытой вокруг влажной землей, указывая, что Василий Петрович провел неравный бой со скользкой поверхностью, и все же не дал ей себя поглотить, а с колен встал. Сереющая в надвигающихся сумерках белая рубаха с присохшим на лопатке земляным комом сильно выбилась из брюк, и несколько пуговиц на ней расстегнулись, обнажая голубую майку, то есть человек так мог и замерзнуть.
Походив вкруг соседа, Марийка определила, что он может со временем и соскользнуть на землю, а та — с дождя пока ещё сырая.
— Не ровен час Васька так и простудится, — пробормотала она. — Может разбудить?
Но при мысли, что тогда придется тащить засыпающего Василия Петровича до самого дома чуть не на себе, а он — не легкий, то желание будить у Марийки испарилось.
Тогда дабы не дать соседу упасть и
