М Загоскин - Вечер на Хопре
- Видно, что так, Ермилов,- сказал я, приподымая на поводу моего куцего, который в третий уже раз падал на оба колена. - Вот и дождик накрапывает,-продолжал казак,- кабы бог помог нам до грозы наткнуться на какое-нибудь жилье... Постойте-ка, ваше благородие, кажись, вон там направо лает собака. В самом деле, недалеко от нас послышался громкий лай; мы поехали прямо на него и через несколько минут выбра лись на широкую, обсаженную березами дорогу, в конце которой что-то белелось и мелькал огонек. - Кажись, это панская мыза,- прошептал Ермилов, - ну, слава тебе господи! Нашли приют. - Постой-ка, братец,- сказал я,- чтоб нам не заплатить дорого за ночлег: ведь мы не у себя, не на святой Руси. Чай, польские-то паны не больно нас жалуют, хорошо у них останавливаться с командой или днем на большой дороге, а ночью и в таком захолустье... долго ли до греха! Уходят нас, да и концы в воду. - А что? Чего доброго, ваше благородие,-прервал казак, почесывая в голове,-ведь нас только двое... Да куда же нам деваться? - Погоди, Ермилов,- сказал я,- надобно подняться на штуки. Я скажу хозяевам, что прислан квартирьером занять эту мызу для полковой квартиры и что завтра чем свет придет сюда первая рота нашего полка. - П впрямь, ваше благородие,- подхватил казак, пугнемте-ка их постоем, так дело будет лучше. Коли они станут думать, что мы нарочно к ним приехали и что завтра нагрянет к ним целая рота гренадер, так уж, верно, никто не посмеет и волосом нас обидеть. Разговаривая таким образом, мы подъехали к высокому забору, позади которого, среди широкого двора, стоял ка менный дом в два этажа, с круглыми башнями по углам. В одном углу светился огонек; ни одной души не было видно ни на дворе, ни в доме, все было тихо как в глубокую полночь, и только лаяла одна цепная собака. Ворота были не заперты, мы подъехали к дому, я слез с коня, вошел в сени... никого. Прямо передо мной лестница вверх. Я начал по ней взбираться, сабля моя так стучала по каменным сту пенькам, что, казалось, можно бы было за версту меня слы шать. Взойдя на лестницу, я приостановился - все тихо. Кой черт,- подумал я,- неужели в этом доме нет никого, кроме цепной собаки? Проведя рукою по стене, я ощупал дверь, толкнул, она растворилась; вхожу - опять никого. Холодно, сыро, ветер воет, в окнах нет рам. Вот что! Эта часть дома не достроена, но где же светился огонек? Ка жется, левее . Я вышел опять к лестнице, прошел вдоль стены - еще двери; отворил. Ну! Попал наконец на жилые покои! В небольшой комнатке, слабо освещенной сальным огарком, двое слуг играли в карты, а третий спал на скамье. В ту самую минуту, как я вошел в этот покой, мне послышался вдали довольно внятный говор, как будто бы от многих людей, с жаром между собой разговаривающих. Но лишь только один из игравших в карты слуг, увидя меня, ушел во внутренние комнаты, то вдруг все утихло. - Как зовут эту мызу? - спросил я у слуги, который остался в передней. - Эту мызу? - сказал он, глядя на меня так нахально, что я невольно смутился и не вдруг повторил мой вопрос. - Ее зовут Бьялый Фолварк,- отвечал наконец слуга, продолжая смотреть мне прямо в глаза. - А как зовут хозяина?.. Да отвечай же, животное, когда тебя спрашивают! - продолжал я, возвысив голос и подойдя к нему поближе. Слуга попятился назад и, взглянув на своего спящего товарища, пробормотал: - Моего пана зовут Ян Дубицкий... Гей, Казимир! - Ну, так и есть! - сказал я.- Насилу же мы отыскали вашу мызу. Веди меня к хозяину. - Почекай (Подожди (пол.).), пан! Ген, Казимир! Третий слуга, который спал на скамье, вскочил и, увидя перед собой русского офицера, закричал: Но то есть?.. Москаль! - Сойди-ка, брат, вниз,- сказал я, стараясь казаться спокойным,-там стоит казак... - Казак,-вскричал полусонный лакей,-один казак? - Покамест один, а скоро будет много. Возьми у него лошадей, отведи их в конюшню, а ему вели взойти сюда. Слуга не торопился исполнить мое приказание; он погля дывал как шальной то на меня, то на своего товарища, а не трогался с места. - Ну, что ж ты глаза-то выпучил, дурень,-закричал я повелительным голосом,- иль не слышишь? Пошел! Да смотри, чтоб лошади были сыты! Слуга, пробормотав себе что-то под нос, вышел вон, и в то же время лакей, который ходил обо мне докладывать, растворив дверь, пригласил меня в гостиную. Пройдя не большую столовую, я вошел в комнату, довольно опрятно убранную и освещенную двумя восковыми свечами. В одном углу приставлено было к стене несколько сабель, и с пол дюжины конфедераток валялось по стульям и окнам комнаты. Хозяин, человек лет пятидесяти, с предлинными усами, с подбритой головой, в синем кунтуше и желтых сапожках, принял меня со всею важностию польского магната. Разва лясь небрежно на канапе, он едва кивнул мне головою и показал молча на табуретку, которая стояла от него шагах в пяти. Ах, черт возьми! Вся кровь во мне закипела; я позабыл, что положение мое было вовсе не завидное; в эту минуту я думал только о том, что имею честь носить русский мундир и служить в Астраханском гренадерском полку капитаном. Не отвечая на его обидный поклон, я оттолкнул ногою табуретку, уселся подле него на канапе и, вытащив из кармана кисет с табаком, принялся, не говоря mh слова, набивать мою трубку. Казалось, это нецеремонное обращение смутило несколько хозяина; помолчав несколько времени, он спросил довольно вежливо, откуда я еду. - Из лагеря, - отвечал я, продолжая набивать мою трубку. - И верно, пан... пан поручик... - Капитан,- прервал я, кинув гордый взгляд на хозяина. - Препрашу!..(Извините!.. (Пол.)) Верно, пан капитан заплутался в этом лесу? - Нет! Я прямо сюда ехал. - Сюда? - повторил хозяин с приметным беспокойством. - Да,- продолжал я, раскуривая спокойно мою трубку,ведь эту мызу зовут Бьяльш Фолварк? - Так. - А вас паном Дубицким. - Так есть. - Я прислан сюда квартирьером; у вас назначена полковая квартира Астраханского гренадерского полка. - Полковая квартира! - вскричал пан, спрыгнув с канапе.
- Да, завтра чем свет, а может быть, и сегодня ночью придет сюда первая рота нашего полка. Да садитесь, пан Дубицкий!.. Прошу покорно! Тут взглянул я на моего хозяина: вытянувшись в струн ку, он стоял передо мной как лист перед травой, и на лице его происходили такие эволюции, что я чуть было не лопнул со смеху: огромные усы шевелились, глаза прыгали из стороны в сторону, а хохол на голове стоял почти дыбом. - Да взмилуйся, пан капитан,-завопил он наконец,- куда девать мне целую роту? - Найдем для всех место. - Но рассудите сами... - Эх, пан Дубицкий! - прервал я, развязывая шарф и снимая мою саблю.- Военные люди не рассуждают; делай то, что приказано, вот и все тут. - Иезус Мария! - продолжал хозяин.- Поместить целую роту!.. Да яким же способом?.. Я сам с больной моей женой живу только в трех комнатах. - Полно, так ли? - сказал я.- Дом-то, кажется, у вас велик. - Як пана бога кохам! (Боже мой! (Пол.)) Ну мало ли мыз и лучше и просторнее моей? И кому в голову пришло... - А вот,- прервал я,- пан Дубицкий, как мы выпьем с вами по рюмке венгерского, так я скажу, кому пришло в голову занять вашу мызу. - За-раз, пан, за-раз! (Сейчас (пол.).) Эй, хлопец! - Не беспокойтесь! - сказал я, подходя к столу, на ко тором стояли две бутылки вина и несколько порожних и налитых рюмок.- С нас будет и этого. До вас - пана! Хозяин приметным образом смешался, и когда вошел слуга, то он, пошептав ему что-то на 'ухо, сказал, обра щаясь ко мне: - В самом деле, а я было вовсе забыл, что пробовал сейчас с моим экономом это вино, которое вчера купил в Кракове. Ну, что вы о нем скажете? - Славное вино! Настоящее венгерское! Ну, пан Дубицкий,- продолжал я, выпив еще рюмку,- теперь я вам скажу, кому пришло в голову занять вашу мызу. Полковая квартира простоит у вас день, много два; но наша полковница останется у вас жить, и надолго ли - этого сказать вам не могу. Ей в Кракове так много наговорили хорошего об этой мызе, что она хочет непременно у вас погостить. - Барзо дзинкую за гонор! (Клагодарю за честь! (Пол.)) -сказал хозяин,- но я желал бы знать, кто расхвалил вашей полковнице Бьялый Фолварк? Уж верно, злодеи мои: пан Маршалок, пан Замборский, пан Кланович... Нех их дьябли везмо! (Чтоб их черти взяли! (Пол.)) - А что ж? Мне кажется, они говорили правду. - Да будь же ласков! Взмилуйся, пан капитан! - вскричал отчаянным голосом хозяин.- Где будет жить ваша полковница? Во всем верхнем этаже отделаны только три комнаты, в которых я сам кое-как помещаюсь. Конечно, внизу покоев довольно, но я не знаю, можно ли будет и вам в них ночевать. - А почему же нет? - Эх, мось пане добродзею! (Милостивый государь (пол.)) То карабоска есть; дали бук, так! Я и сам, лишь только жене моей будет получше, перееду в Краков, и, уж верно, этот дом никогда не будет достроен. - Но отчего же? - спросил я с невольным любопытством. - О, пан капитан! Вы человек военный, так, может статься, мне не поверите. - Да что такое? - Слыхали ли вы когда-нибудь о пане Твардовском? - О пане Твардовском? - повторил я и только что хотел было сказать, что нет, как вспомнил, что читал однажды русскую сказку о храбром витязе, Алеше Поповиче, где между прочим говорится и о польском колдуне пане Твар довском, с которым русский богатырь провозился целую ночь. - А, знаю, знаю! - сказал я.- Этого пана Твердовского, или Твардовского, утащили черти? - Не только утащили, -прервал хозяин,- а даже про тащили сквозь каменную стену, на которой, как рассказы вают старики, долго еще после этого видны были кровавые пятна. - Собаке собачья и смерть,-сказал я,- да что ж общего между вашим домом и этим проклятым колдуном?
