Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг - Катя Качур
– Я кое-что нашла для вас, Илюша, – прошептала она загадочно.
– Не т-томите, – ответил Илья, мучительно пытаясь достать языком мясное волокно, застрявшее в зубах.
– В метриках соседнего с Томилином села Осташково я отыскала женщину с фамилией Коринкина Зольда Петровна. Ее возраст совпадает с искомой Корзинкиной. Пятьдесят четвертого года рождения. Понимаете, о чем я?
– К-кажется, да… или н-нет…
– Корзинкину вполне могли вывезти в другой населенный пункт и там записать имя-фамилию с ее же слов. А вдруг она картавила? А вдруг из-за травм не могла говорить? Согласитесь, странное совпадение. Да и Зольдами в наших краях никого не называли. Центр России – Марьи да Натальи.
– Он-на мертва? – напрягся Илюша.
– В том-то и дело, что нет! – торжествовала Ольга Филипповна. – Она сейчас в доме престарелых в Александровке! Это поселок городского типа. Улица Ленина, дом два! И мы туда поедем завтра же!
– М-мы? – удивился Илюша.
– Без меня вы ничего не найдете! Я возьму бумагу из социального департамента на проверку этой богадельни.
* * *
В Александровку они двинулись на личном автомобиле Ольги Филипповны. Старая «четверка» «жигулей» без гидроусилителя прыгала по кочкам, как молодая коза. Начальница архива ловко рулила и даже выгребла из глубокой колеи, где машина пыталась застрять навеки. Зима была малоснежной, и это спасало путешественников.
– А в-вы хорошо в-водите! – восхитился Илья.
– Оооо! – пропела Ольга Филипповна. – А знаете, как я в молодости на мотоцикле гоняла!
– В-вы на мот-тоцикле?
– А вы думаете, я всегда была жирной теткой? У меня, Илюша, тоже была молодость. Шальная, цветастая. С романами и любовями. И размером я была с тростинку, и глаз горел, и волосы развевались густые, камышового цвета. Это сейчас я замужняя баба, с детьми и внуками, умотанная, погасшая. Вот встретила вас, и душа прямо орхидеями зацвела.
– В-вы и сейчас к-красивая, – сказал Илюша, неожиданно увидев в оплывшем лице и раздутом зобе ту девушку, которую только что описала попутчица.
Ольга Филипповна засмеялась, прижимая свободной от руля ладонью горящую щеку.
– Хвалите меня, Илюша, хвалите. Больше меня в жизни никто не похвалит!
– А я в-все д-детство был зад-дротом, – признался Илюша. – У меня брат старший – Родик – вот тот красавец необ-быкновенный. Я в-все за ним д-донашивал, п-повторял все п-поступки. Он умер год н-назад. Мне достал-лась его жена. Я вмес-сто него ж-живу.
– Не любили его?
– Л-любил, ненав-видел, восхищался, зав-видовал…
– Это жизнь, Илюша, настоящая жизнь…
По краям замерзшей колеи вместе с «четверкой» прыгали черно-белые пейзажи: убогие домики, сараи, припорошенные снегом поля, скучные островки безлиственного леса. Как и Ольга Филипповна, они, увядшие и скрипучие, хранили память о буйстве лета. Но, в отличие от октябрьской архивщицы, им дарована была следующая весна, грядущее цветение, еще одна молодость. А русской бабище за рулем, толстой, отчаянно влюбленной и безвозвратно стареющей – нет.
Остановились у зеленого забора уже под вечер. За ним стояло двухэтажное панельное здание, жаждущее ремонта. Илюша нажал грязную кнопку звонка. Никто не открыл. Начальница архива постучала ногой в железные ворота. По всей улице залаяли собаки. На крыльцо вышла тетка в валенках и пуховике, накинутом, видимо, на нижнее белье.
– Че надо? – гаркнула она.
– Проверка из администрации Октябрьска, – правительственным тоном ответила архивщица.
Тетка юркнула в дом, быстро надела брюки с кофтой и с видом напакостившей собаки побежала открывать калитку.
– Что ж вы без предупреждения? Мы бы вас встретили хлебосольно! – оправдывалась тетка. – Я – Ирина, дежурная сестра.
Они вошли в плохо прогретое помещение. Из его нутра пахнуло отравой для тараканов, мочой и смертью. В вестибюле рядом с маленькой регистратурой орал черно-белый ламповый телевизор. В жестких креслах времен СССР сидели желтые старики в верхней одежде и смотрели какую-то мелодраму.
– Что-то скудно у вас! – по-чиновничьи, с упреком сказала Ольга Филипповна.
– Так финансирование жиденькое, – залебезила Ирина. – На еду с трудом хватает!
– По вам-то незаметно, что жрать нечего. – Архивщица оглядела с ног до головы такую же, как она, крупную бабу. – Воруете, поди?
– Да что вы! Перловку воровать, что ли? Или кубики «Магги»? А на меня не смотрите, я – диабетчица, вот и разнесло!
– Почему все люди у вас желтые? – продолжала допрос архивщица.
– Дустовым мылом их моем, от вшей, в коже со временем накапливается, – оправдывалась Ирина.
– Ладно, проверку всех документов начнем завтра утром. А сейчас нам нужно изучить личные дела стариков да познакомиться с некоторыми из них.
– Как вам угодно! Я все достану, все принесу.
– Зольда Коринкина у вас проживает? – строго спросила Ольга Филипповна.
– Рваная? Есть такая!
– П-почему рваная? – удивился Илюша, переглянувшись с архивщицей.
– Ну, кличка у нее такая. Изуродована вся, в шрамах, в струпьях.
– Он-на! – заволновался Илья. – Оля, эт-то она!
От выплеснутого из Илюшиных уст собственного имени, не обремененного отчеством и возрастом, чиновница подавилась слезами.
– Когда она получила увечья?
– Да бог ее знает, когда-то в молодости, – задумалась сестра, – она и не рассказывает об этом. Странная. Людей не любит, собак боится аж до истерики.
– Д-да п-пойдемте уже к ней! – сорвался Илюша.
Ирина повела их по тусклому коридору и двинула плечом одну из убогих дверей. Запах лекарств, испражнений и свежей краски сбивал с ног. В палате вдоль стен стояло пять коек. На них, укутанные кто во что, лежали высохшие, йодного цвета старухи, покрытые одинаковыми зелеными пледами без пододеяльников. В дальнем углу на кровати сидела согнутая пожилая женщина и смотрела в черный квадрат окна. На хлопок двери она не отреагировала.
– Зольда! – окликнула сестра. – К тебе из городской администрации приехали.
Опрятно одетая, в юбке и водолазке с высоким горлом, женщина обернулась. В темноте палаты ее силуэт ничем не отличался от других. И только когда сестра щелкнула выключателем на стене, Ольга с Ильей одновременно издали короткий горловой звук. Лицо Зольды будто перетянул канат, скрученный из собственной кожи. Голый скальп с остатками черных волос сползал набекрень. Левое ухо находилось на уровне щеки, правое задиралось значительно выше виска и представляло собой дыру без ушной раковины.
– Слушаю вас, – сказала она очень медленно, с трудом открывая рот. Губы ее тоже были сильно повреждены.
Илюша, державший в руках торт с шампанским, забыл, как дышать. Ужас перед человеческим уродством захлопнул щеколду в его мозгу, он потерял дар речи. Ольга тоже стояла подавленная. На помощь пришла сестра.
– Чиновники приехали проверить, как ты живешь. Поговорят с тобой, зададут вопросы, – разъяснила она.
– В рамках программы поддержки инвалидов. Подробно знакомимся с вашей биографией, – вышла из оцепенения Ольга.
Зольда развела руками. Кисти ее тоже оказались исполосованы шрамами. Указательного пальца на правой руке не было.
– Ну что ж, – протянула она. – Берите стулья, садитесь.
Ольга взяла у Илюши торт, уже порционно нарезанный, и
