Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Меньше чем через сутки после приезда в Сент-Луис Улисс вскинул на плечи вещевой мешок и вернулся на вокзал. Там он сел в первый же поезд, не поинтересовавшись, куда он идет. Доехал в нем до конца — до Атланты в Джорджии — и, не выходя из вокзала, сел в следующий поезд, направлявшийся еще куда-то, и доехал до Санта-Фе. Это было восемь с лишним лет назад. С тех пор он ездил — в пассажирских вагонах, пока были деньги, а когда кончились, в товарных — туда и сюда, по всей стране, нигде не задерживался на вторую ночь, сразу садился в другой товарный, все равно — в какой.
* * *
Мальчик читал о том, как великий Улисс странствовал от одного берега к другому, от одного испытания к другому, и Улисс слушал молча, не стыдясь слез. Слушал, как его матросы подверглись чарам волшебницы Цирцеи, как избежал безжалостного соблазна сирен и смертельных Сциллы и Харибды. Но когда мальчик прочел о том, как его спутники ослушались предостережения прорицателя Тиресия и, съев священных коров бога солнца Гелиоса, навлекли на себя новые громы и бурю, Улисс положил ладонь на открытую книгу.
— Хватит, — сказал он.
Мальчик посмотрел на него с удивлением.
— Не хотите дослушать до конца?
Улисс минуту молчал.
— Конца нет, Билли. Нет конца мучениям того, кто прогневал Господа.
Но Билли качал головой, по-прежнему сочувственно.
— Это не так, — сказал он. — Великий Улисс прогневал Посейдона и Гелиоса, но он не странствовал без конца. Когда вы подняли парус, чтобы вернуться с войны в Америку?
Недоумевая, что это может значить, Улисс ответил.
— Четырнадцатого ноября тысяча девятьсот сорок пятого года.
Мальчик мягко отвел ладонь Улисса в сторону, перевернул страницу и показал нужное место.
— Профессор Абернэти говорит нам, что великий Улисс возвратился на Итаку к своей жене и сыну через десять долгих лет.
Мальчик поднял глаза от книги.
— Это значит, что вы подошли к концу своих странствий и вернетесь к семье меньше, чем через два года.
Улисс покачал головой.
— Билли, я даже не знаю, где они.
— Это не страшно, — ответил мальчик. — Если бы вы знали, где они, вам не понадобилось бы их искать.
Мальчик посмотрел в книгу и кивнул, удовлетворенный тем, что так и должно быть.
«Возможно ли это?» — подумал Улисс.
Это правда, что на войне он грешил против учения своего Господа Иисуса Христа всеми возможными способами, грешил до такой степени, что трудно представить себе, как у него хватит совести когда-нибудь переступить порог церкви. Но все, с кем он сражался рядом, — и все, против кого сражался, — грешили против того же учения, нарушили те же Заветы, забыли о тех же заповедях. И Улисс как-то примирился с военными грехами, признав их грехами поколения. С чем не примирился Улисс, что тяготило его совесть, — это его предательство по отношению к жене. Между ними тоже был завет, и предал его он один.
Еще стоя в тускло освещенном подъезде их бывшего дома, в полном обмундировании, он почувствовал себя дураком, а не героем, и понял, что последствия совершенного им необратимы. Это и погнало его обратно на вокзал и обрекло на жизнь бродяги — жизнь без товарищей и без цели.
Но, может быть, мальчик прав…
Может быть, поставив стыд выше святости их союза, с такой готовностью приговорив себя к жизни в одиночестве, он предал жену второй раз. Предал жену и сына.
Пока он думал над этим, мальчик закрыл книгу и стал собирать монеты, обтирать их об рукав и складывать в жестянку.
— Давай помогу, — сказал Улисс.
Он тоже принялся собирать монеты, обтирал рукавом и бросал в банку.
Но, приготовясь положить последнюю монету, мальчик вдруг посмотрел через плечо Улисса, словно что-то услышал. Он быстро убрал банку и красную книгу в вещевой мешок, застегнул ремешки и надел мешок на плечи.
— Что такое? — спросил Улисс, удивленный его поспешностью.
— Поезд замедляет ход, — объяснил мальчик и встал. — Там, наверное, подъем.
Улисс не сразу сообразил, о чем идет речь.
— Нет, Билли. — Он подошел за мальчиком к двери. — Тебе не надо выходить. Ты останься со мной.
— Вы уверены, Улисс?
— Уверен.
Билли кивнул, но продолжал смотреть в открытую дверь на мелькающие кусты, и Улисс видел, что мальчик озабочен какой-то новой мыслью.
— Сынок, в чем дело?
— Как думаете, пастор Джон ушибся, когда спрыгнул с поезда?
— Не сильней, чем он того заслуживает.
Билли посмотрел на Улисса.
— Но он ведь проповедник.
— В душе у этого человека, — сказал Улисс, задвинув дверь, — пакости больше, чем святости.
Они перешли в другой конец вагона и уже собирались сесть, но тут Улисс услышал шарканье за спиной, как будто кто-то осторожно сошел с лесенки.
Улисс тут же резко повернулся, вытянув руки, и случайно сшиб Билли с ног.
Когда Улисс услышал шарканье, у него мелькнула мысль, что это пастор Джон ухитрился вскочить на поезд и вернулся, чтобы свести с ним счеты. Но это был не пастор Джон. Это был решительного вида белый парень с ушибами на лице. В правой руке он держал завязанный мешок, явно воровской. Он бросил мешок, шагнул вперед и принял боксерскую стойку.
— Я не хочу с вами драться, — сказал парень.
— Со мной никто не хочет драться, — сказал Улисс.
Оба сделали еще шаг.
Улисс пожалел, что задвинул дверь вагона. Будь она открыта, он разобрался бы с ним в два счета. Схватил бы парня повыше локтей и выбросил из вагона. А при закрытой двери придется либо вырубить его, либо взять в захват, и чтобы Билли открыл дверь. Но он не хотел, чтобы Билли оказался поблизости от парня. Так что надо выбрать момент. Надо встать между Билли и парнем, сблизиться и ударить его по ушибленной стороне лица — сильнее подействует.
Улисс услышал, как Билли у него за спиной поднимается на ноги.
— Билли, не подходи, — одновременно сказали и Улисс, и парень.
Потом посмотрели друг на друга озадаченно, но не опуская рук.
Улисс услышал, что Билли сделал шаг в сторону — наверное, чтобы увидеть чужого.
— Привет, Эммет.
Не опуская рук и следя за Улиссом, парень ступил влево.
— Как ты, Билли?
— Все хорошо.
— Ты его знаешь? — спросил Улисс.
— Он мой брат, — сказал Билли. — Эммет, это Улисс. Он был на войне, как великий Улисс, и теперь должен странствовать десять лет, чтобы найти жену и сына. Но ты не волнуйся. Мы еще не друзья. Мы с ним только знакомимся.
