Кухонный бог и его жена - Эми Тан
Еще много лет в плохие минуты я доставала эти палочки и держала их в руках. Они были такими же основательными и надежными, как моя вера. Я покачивала соединяющей их цепочкой, чтобы представлять, как лакомлюсь воображаемыми угощениями. Пустотой.
Можешь себе представить, как наивна я была, как невинна. Я все еще ждала дня, когда смогу достать эти палочки и больше ни от кого их не прятать. Представляла праздники, и торжества, и грядущее счастье.
8. СЛИШКОМ МНОГО ИНЬ
Так что ты теперь знаешь, какой я была раньше. Не всегда думала о плохом, как говорите вы с Хелен. В молодости мне хотелось верить в хорошее. А когда все хорошее в моей жизни стало исчезать, захотелось уцепиться за него покрепче и не отпускать.
Теперь я стала осторожнее. Не знаю, почему Хелен меня за это критикует. Пусть себя лучше критикует! Сама знаешь, какая она: стоит ей увидеть что-нибудь хорошее, например, хорошее поведение ее детей, тут же ищет подвох. Вот я тебя спрашиваю: разве не скверно думать, что раз все с тобой хорошо обращаются, то ты скоро умрешь? В китайском языке есть слово дамэй — неудача, несчастье. Если думаешь о дамэй, то оно придет. Даже если Хелен думает, что умрет, она поступает неразумно, говоря об этом.
Я лишь хочу сказать, что понимаю, каково слышать страшные истории и верить в них. Тебе повезло, что в твоей жизни ничего подобного не было, но в моем первом замужестве было, причем с самого начала. Может, этот брак вообще не имел никаких шансов. Когда выходишь за нехорошего мужчину, то и брак хорошим не будет, от этого никуда не деться. Вот только если бы Пинат не вложила в мою голову опасения, возможно, я смогла бы порадоваться хоть немного до того, как вся правда вышла наружу.
В общем, вот что получилось: за три дня до моей свадьбы Пинат поступила очень плохо. Она рассказала о семье Вэнь такое, что меня стало тошнить. А на следующий день поведала об опасности, которая может подстерегать меня, если я полюблю Вэнь Фу слишком сильно. Через день после этого разговора я уехала в Шанхай готовиться к свадьбе. Уже с уверенностью, что мой брак обречен.
И я не думала, что Пинат распустила язык, чтобы отомстить мне. Когда я вернулась из дома отца, она обращалась со мной вполне дружелюбно. Показав американский журнал для невест, кузина посоветовала, какое платье будет на мне смотреться лучше всего: из белого атласа со шлейфом в десять футов длиной.
И продемонстрировала платье, которое хотела надеть сама, хоть я и не приглашала ее в подружки невесты.
Когда я сказала, что Старая тетушка уже выбрала мне платье: длинное красное ципао с вышитой курточкой, она сморщила нос и фыркнула:
— Наряд для деревенской свадьбы! На тебе должно быть западное свадебное платье. Ни одна уважающая себя шанхайская девушка не выйдет замуж в китайском платье. Это старомодно! Ты только посмотри на фотографии в журнале!
В этом была вся Пинат: бунтовала против традиций, но своих идей никогда не имела.
— Старомодно или нет, но Старая тетушка никогда не согласится на свадебное платье белого цвета, — возразила я.
— Только необразованные люди считают, что белый — цвет траура, — не унималась кузина. — Если позволишь ей решать за тебя, то появишься на собственной свадьбе на красном кресле в носилках, в сопровождении деревенского оркестра и нищих! А все влиятельные друзья твоего отца выберутся из автомобилей, чтобы посмеяться над тобой.
И Пинат заржала, как лошадь, чтобы я точно поняла, что услышу в день своей свадьбы.
Такая мысль мне в голову не приходила.
— Фу! Да не делай такое строгое лицо! — сказала она. — Я сейчас же поговорю об этом с мамой. А еще я считаю, что мы обе должны использовать косметику. Девушки из самых уважаемых семей красятся, а не только певицы, актрисы и падшие женщины. Вань, посмотри на сестер Сун.
Услышав, что Пинат собирается мне помочь, я позволила себе поделиться восторгами и переживаниями. Я рассказала, что в день свадьбы будет два празднества: банкет в хорошем ресторане друзей Вэней, а второй — в отеле «Цзиньцзян Метрополо Классик» в Шанхае, современном и очень стильном. Во всяком случае, таким его считали в 1937 году. Сейчас это название тебе ничего не говорит, но в те времена отель был шикарным местом для проведения банкетов. Еще я сказала, что семья Вэнь подарила нашей семье четыре тысячи юаней.
— Видишь, какие они щедрые и как меня ценят! Я осознавала, что хвастаюсь, пусть и чуть-чуть. — Думаю, моя будущая семья заплатит за меня не меньше сорока тысяч, — отозвалась Пинат. — И я выйду замуж за сына из состоятельной шанхайской семьи, гораздо богаче, чем местная, от которой я отказалась.
И тогда я поняла, что кузина пытается убедить меня, что сама, задолго до сделанного мне предложения, решила отдать Вэнь Фу кому-нибудь другому. Таким образом она позволяла нам обеим сохранить лицо: она не теряла жениха, а я его не отбивала.
Мне подумалось, что это очень щедрый жест, дающий нам обеим возможность принять случившееся. Благодаря ему мы снова сумели сблизиться, стать сестрами. С того самого дня и до свадьбы мы называли друг друга тан цзе — «сладкая сестра», так говорят о кузине, которую любят.
Кстати, то, что Пинат сказала о денежном подарке, не было плохим поступком. Наоборот, это позволило мне верить в ее искренность.
За три дня до свадьбы наш дом наполнился гостями, приехавшими издалека: родственники Старой тетушки, Новой тетушки, кузены, с которыми нас связывали запутанные брачные узы. Было очень трудно спать после обеда рядом с такой толпой народу… поэтому Пинат отправилась на улицу прогуляться, а я стала упаковывать одежду и заворачивать свои драгоценности в мягкие тряпицы.
За пару дней до этого на большом семейном обеде мне сделали много подарков: овальный нефритовый перстень от матери отца, золотую цепочку от отца, два золотых браслета, один от Старой, а другой от Новой тетушки. Были и другие подарки. Старая тетушка, убедившись, что нас никто не видит, отдала мне сережки из императорского сочно-зеленого нефрита, некогда принадлежавшие моей матери, — те самые, которые,
