Туристический сбор в рай - Дмитрий Михайлович Липскеров
На остановку прилетела оса. Сначала от нее отбивался местный дядечка, а потом она выбрала приезжего, обнаружив в его бороде хлебные крошки. Кое-как отстала, когда он их вытряс.
– Я местный буду. Ходил помогать копнить сено Ирине Ильиничне… А вы?
– Нет, – ответил бородач.
– Своих-то я знаю. Так откуда?
– Из Бердичева.
– Из Бердичева?.. Это, который рядом с Житомиром?
– С Берлином.
Дядечка наморщил лоб:
– Скажите, пожалуйста… Никак не знал, что и в Германии есть Бердичев… – И тут мужчина в черной шляпе неожиданно засмеялся, переходя с баса почти на контртенор, заливался смехом, трясясь от него всем телом. Дядечка, поняв шутку, также заулыбался, потом захохотал вторым голосом, держа от надрыва живот. – Ха-ха-ха, Бердичев в Германии!.. Ха-ха! Вот вы шутник… Ха-ха-ха! Я-то и удивился: географию знаю… Учителем здешним в средних классах тружусь!.. Ха-ха… – Они еще долго смеялись, пока не успокоились и каждый подумал о чем-то своем. – Я немцев не люблю. У меня дед с бабкой в войну погибли. Дед неподалеку отсюда, а бабка в городе была, ее увезли в Германию.
– Я тоже не люблю немцев, – признался приезжий.
– Куда же вы путь держите?
– Во Всеславский, в поселок.
– Так это вам на первом до конечной, а там только попутками. Родственники, дела?
– Знакомые. Попросили, чтобы я приехал десятым.
– Знаю! Там во Всеславском военная часть. Так вы на офицерскую переподготовку! Я тоже пятнадцать лет назад проходил. Как раз в роте девять душ было, а я, старлей, – десятым. Ух и нашагался я с пацанами по плацу тогда! Зато кормят хорошо. И мясо, и котлеты. Как-никак офицерская столовая!.. Какая же у вас специальность?
– Пушниной торгую.
– А военная?
– Я не в часть.
– А-а-а, я думал…
– Нет.
Дядечка кивнул и зевнул от подступающей жары.
– Давайте познакомимся, – предложил он и протянул крепкую, в веснушках, ладонь. – Меня Семеном зовут, а вас?
Мужчина в черной шляпе протянул навстречу совсем небольшого размера белую ладошку и принял вялое участие в рукопожатии.
– Гайк, – представился он. Увидев растерянность на лице нового знакомого, пояснил: – Гайк, без «а» на конце. Не гайка, а Гайк.
– Гайк, – повторил дядечка, пробуя на язык незнакомое имя.
– Имя армянское. В честь древнего бога.
– Не слышал… Не слышал… Вардан у нас в автосервисе работает. Тоже армянин… Хороший человек!
– Вардан – в честь царя.
– Да ну! Скажу ему, а то он и армянского языка не знает, всю жизнь здесь прожил… А дети у вас есть?
– Есть.
– Мальчик, девочка?
– И мальчики, и девочки.
– Четверо? – догадался Семен.
– Восемь.
– Что «восемь»?
– Детей. Три мальчика и пять девочек. Еще двойня скоро родится…
– Так всего десять будет?!
– Так.
– И как же вы? – дядечка казался ошарашенным. – У меня сын тридцати двух лет – так я с ним одним намучился, а сейчас плюнул. Пьет, гад.
– Ага, – отозвался приезжий.
– Десять детей! Скажи пожалуйста! – Семен аж вспотел и, утерев лоб ладонью, поинтересовался: – А как вы насчет этого?
– Чего?
– Как у вас с алкоголем? Пьете?
– Пью.
– Много? Хотя по вам не скажешь…
– В разное время по-разному.
– Я тоже пью, – признался лысый. – Меры не знаю…
– Бывает.
– Жена у меня угорела в бане. Моя вина: проморгал – выпил излишне…
– Да… Так тоже бывает.
– Если не спешите, то можно днем потрапезничать! Оставайтесь до вечернего автобуса. Есть отличный самогон, мы его текилой называем, у нас соседка кактусы разводит на подоконнике, мы их понемногу добавляем, сала друзья прислали шмат, обратно ушица… Соглашайтесь! Бабам нашим про пушнину расскажете… Но не купят.
– Не смогу – очень спешу!..
– Ясно… – загрустил дядечка. – Ясно, оттого и прекрасно!
На противоположной стороне остановился, скрипнув тормозами, «КамАЗ», из которого вылезла взъерошенная голова молодого шофера.
– Семен Изральевич! – крикнул он. – Канторович!
– Что, Василий? – отозвался криком дядечка.
– Вы Дину Яковлевну дождитесь, пожалуйста. У нее давление, просила, чтобы в храм помогли дойти!.. И Маринку Юдину – она очки потеряла!
– Дождусь, Василий, не сомневайся!
Дядечка, перекрикиваясь с шофером, не видел, что происходило с лицом приезжего мужчины в черной шляпе. Глаза его выкатились, а лицо перекосило, словно от инсульта.
– Вы что… Вы еврей?! – закашлявшись спросил приезжий.
– Да, а что?
– А в какой вы храм едете? Храма давно нет!
– Как нет? В трех остановках отсюда. Храм Успения Пресвятой Богородицы!
– Вы что, крещеный?
– С рождения.
Лицо приезжего мужчины отображало нечеловеческие муки.
– Да-да, – он что-то соображал. – Юдино… Так по-немецки евреев называли – юдейн…
– Что вы говорите?
– Я тоже еврей, вот ведь штука.
– Вы же говорили, что армянин, – не понял Семен Изральевич. – Гайка… То есть Гайк.
– По рождению армянин, а по вере еврей… Гиюр прошел тридцать лет назад. Меня равом Йонатаном в Бердичеве зовут…
– Так давайте с нами в храм!
– А вам мама или там бабушка ничего не рассказывали?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, про Тору…
– Не понял…
– Ничего-ничего… Это неправильный вопрос! А в гости вы к нам лучше приезжайте, – пригласил незнакомец. – Двенадцатым будете… Во Всеславский, там где часть военная…
– Если вы десятый, то кто ж одиннадцатый? – не понимал лысый дядечка Канторович.
– Всевышний… Шхина, надеюсь…
– Ебнутый, – подумал житель Юдино. – Сразу не понравился, и одет чудно! – Попадись армяшка ему нажравшемуся – по ебалу бы надавал, в здоровенный нос бы кулаком!
В какие-то десять минут на остановке собрался десяток местных, и Канторович, плюнув на неместного, поторопился помочь Дине Яковлевне, пожилой полной женщине с золотым крестиком в декольте на морщинистой коже.
– Ой, я не могу! – причитала она. – Ой, удар на голове случится! Азохен вей!
Поселковые громко обсуждали всякие местные новости, старухи и молодые возмущались, что в бане женский день на понедельник перенесли, тогда как у мужиков их целых три! А чего им там мыть?!. Поселковые выразили надежду, что батюшка Иосиф не нажрался накануне воскресенья, а то на проповеди наебнется с амвона, а кто-то всех удивил, сказав, что у Мишки Коэна вылупился цыпленок с двумя головами. Все перекрестились, но не поверили. Мишка всегда с припиздью был…
Подошел автобус, и все дружно зашли в него. Чужак в черной шляпе предпочел остаться возле задних дверей и до третьей остановки, «Храм», думал о том, что и впрямь чудны дела твои, Господи… А еще он подумал о том, что поперся в такую дремучую даль вместо райского города Эйлата и теплого моря родины, дабы исполнить мицву, стать десятым, чтобы евреи могли помолиться… А в тридцати километрах – целый поселок крикливых евреев… И у них, оказывается, есть Храм.
