По краю мечты - Ольга Викторовна Иванчикова
– Однажды, он запретил мне себя жалеть, – еле слышно, дрожащим от слёз голосом сказала она, – сказал, что жалость делает слабым и уязвимым. Всё, что он разрешил мне тогда – это посочувствовать. Посочувствовать – почувствовать чувства и боль любимого, дорогого тебе человека. Но я точно знаю, что… что жалость и сочувствие наоборот, дают любимому человеку силы жить дальше. Мне очень жаль, что всё так сложилось. Ты и правда была достойна лучшей судьбы. И сейчас, я понимаю, почему ты не можешь.
Бетси молчала, а потом неожиданно севшим голосом спросила:
– Говоришь, готова на всё? – она резко развернулась, заглядывая Эбби в глаза, – Даже отдать мне своего ребёнка? Как когда-то тебя отдала мне твоя мать?
Глаза Эбби стали в пол-лица. Не моргая и не отводя глаз, она еле слышно выдохнула, отрицательно качнув головой.
– Он не мой. Он наш. И я, я не могу решать его судьбу. Я пообещала Двейну, что сберегу нашего малыша, что расскажу ему об отце, о том, что он не бросал нас. Обещала, что он не повторит судьбу своих родителей. Поэтому нет. То, что касается моей судьбы, я готова на всё, но малыш, – она положила руки на живот, – Нет.
– Ну вот видишь, тебе есть ради кого жить.
Бетси прошла в другой конец комнаты и что-то взяла. Эбби уже не видела, что она там делала. Бетси подошла к окну и немного отодвинула тяжёлую штору:
– Вижу, ты с охраной. Джастин, как всегда в своём духе. Ну значит, не ограбят, а то не хотелось бы стать невольной причиной твоей смерти.
Уже измученная до предела девушка ничего не понимала. «О чём она?». Резкие смены тем, неожиданные вопросы, всё это лишало последних сил. В глубине души Эбби уже знала, что проиграла, что всё было бесполезно. Напряжение и страх последнего часа схлынули, уступив место дикой усталости и душевному опустошению, поэтому она спокойно наблюдала за передвижениями тётки, за тем, как она выставила на стол несколько мешочков с деньгами.
– Скажи своему сопровождающему, чтобы он поднялся и забрал деньги, – и подняв глаза на ничего не понимающую девушку, добавила, – Это твоё. Много лет назад твоя мать начала откладывать их для тебя. А потом, когда её не стало, я продолжила это делать за неё. Поэтому, забирай. И мне жаль, что это всё, что я могу сделать для тебя.
Эбби отступила на несколько шагов и устало усмехнулась. В последнее время деньги так и сыпались ей на голову. Судьба, как будто издевалась над ней. Вей поставил на карту свою жизнь, чтобы купить лекарство и спасти ей жизнь, а сейчас у неё было целое состояние. Его наследство, её наследство, она стала его женой, и всё бесполезно, все эти огромные деньги не могут его спасти. Зачем ей всё это без него? Эбби попятилась к выходу и выдохнула:
– Прощай. И береги себя. Я люблю тебя.
Девушка медленно шла по коридору, иногда трогая дрожащей рукой обивку стен, двери, спускаясь по лестнице, она нежно провела по перилам. Перед глазами всплывали картины прошлого. Почти всю свою жизнь она провела здесь, таких невыносимо трудных, но дорогих ей лет. И теперь, она прощалась с этим местом навсегда. Вся эта «дорога воспоминаний» отняла последние остатки её сил, и когда она вышла на крыльцо, ноги уже не держали. Дойдя до ближайшей балки, она обняла её руками и опустившись на деревянный пол, разрыдалась. Она плакала от жалости к нему, к ней, душа её горела на костре горя и отчаяния, отпуская последнюю надежду.
***
Как только Эбби вышла за дверь, Бетси стала задыхаться. Второй раз за сегодняшний день ей не хватало воздуха, а теперь ещё и в области сердца что-то невыносимо ныло. До сегодняшнего дня она была абсолютно уверена, что научилась жить, ничего не чувствуя. Чтобы выжить все эти годы, она запретила себе что-то чувствовать. Первые годы, уверенная в своей правоте, она жила злостью и обидой, но с каждым годом уверенность в своей правоте таяла. И чтобы не умереть от осознания того, что это она, только она, своими руками сломала свою жизнь, отказавшись от любимого человека, пойдя на поводу у гордыни и упрямства, она научила, заставила себя ничего не чувствовать. Все эти годы Бетси жила, управляясь только холодным рассудком. Единственным человеком, которому удавалось вывести её на эмоции, была её внучка. С её матерью всё было просто, покорная, боящаяся сказать слово против, но как же её бесила эта девчонка. Своенравная, упрямая, дерзкая. Она видела в ней себя и это злило её ещё сильнее. За все эти года она изучила её вдоль и поперёк, знала все её слабые места, знала и умела, как побольнее уколоть. По началу, чтобы не сойти с ума, она вымещала на Эбби свою злость и обиду, а потом, когда перестала что-либо чувствовать, уже привыкла играть с ней, как кошка с мышкой. А ещё она запретила себе вспоминать, стерев из памяти своё прошлое. Но сегодня, сначала Джастин, а потом эта девчонка, вывели её из себя, заставив вспомнить и испытать вновь забытые чувства и эмоции. Душа её, отвыкшая от этого, сейчас истекала кровью. Как старый заржавевший механизм, когда его запускают без смазки, без починки, и он начинает работать на износ, дребезжа и скрипя. И тогда только два исхода, или он разработается и оживёт, или сломается уже навсегда. Вот так, и её душа и сердце сейчас «дребезжали и скрипели». Как же это больно. Все эти годы жить без чувств было намного легче, но она уже устала от этой бессмысленной и бестолковой жизни. Изо дня в день она жила по накатанной, бесцельно. Никого не подпуская к себе все эти двадцать лет, она не испытывала ни радости, ни горя, ни волнения, ни тревоги, ничего. Она так привыкла к этому. Ничего уже не радовало её. Ей удалось скопить приличное состояние, но зачем оно ей? Для чего? А в последние годы ей вообще было наплевать на всё и на всех. Она искренне смеялась над её «любовью»,
