Алексей Писемский - В водовороте
- Скажите, вы все-таки, вероятно, желаете сделать завтрак для священников? - отнеслась она к князю.
- Право, не знаю! - отвечал тот, пожимая плечами. - Желаю, чтобы было сделано, как везде это делается.
- Везде так и делается, везде! - подхватила Елизавета Петровна. Потому что шампанское акушерка подает; тут ей обыкновенно и деньги кладут, в этом ее главный доход. И как же теперь шампанское подавать без завтрака, неловко, согласитесь сами...
Князь согласился с ней.
- Наконец, священники всегда обижаются, когда их не угощают, всегда!.. Сколько раз я от них слыхала: "Закусочки, говорят, даже не поставили, словно щенка какого-нибудь мы крестили!"
Елизавета Петровна очень настаивала на завтраке главным образом потому, что в эти минуты сама очень проголодалась, и в ее воображении необыкновенно приятно рисовались отбивные телячьи котлеты, превосходно приготовляемые одним ее знакомым кухмистером-кондитером, поставлявшим обыкновенно обеды на свадьбы, похороны, крестины.
- Ну, так вы поэтому священников и пригласите! - подхватил князь, более всего беспокоимый последним обстоятельством.
- Хорошо! - сказала Елизавета Петровна на первых порах очень было решительно, но потом она пообдумала, видно, несколько.
- На два слова! - сказала она, уходя в другую комнату и махая рукой князю.
Тот хоть и не совсем охотно, но вышел к ней.
- Я за священниками сходить схожу, - начала Елизавета Петровна, - но что я мать Елены, я им не скажу, потому что будь она дама, то другое бы дело!..
- Ну да!.. - подхватил князь, очень хорошо понявший, что хочет сказать Елизавета Петровна.
- Я сейчас же к ним в церковь и пойду, благо обедня еще не кончилась. Ведь эта большая церковь, вероятно, ваш приход? - присовокупила она, показывая на видневшуюся в окно огромную колокольню.
- Эта самая! - отвечал князь.
- В минуту слетаю туда! - сказала Елизавета Петровна и, проворно войдя в комнату дочери, проворно надела там шляпку и проворнейшим шагом отправилась в церковь, куда она, впрочем, поспела к тому уже времени, когда юный священник выходил с крестом. Он, видимо, хотел представить себя сильно утомленным и грустным выражением лица желал как бы свидетельствовать о своих аскетических подвигах.
Елизавета Петровна прямо подлетела к нему.
- Покорнейшая просьба, батюшка, к вам! - проговорила она, поцеловав крест и раскланиваясь перед священником.
Ее нахальный и расфранченный вид невольно обратили внимание отца Иоанна.
- Чем могу служить-с? - отвечал он, потупляя перед ней свои голубые глаза.
- Тут одна моя знакомая родила и желает имя наречи и окрестить своего ребенка.
- Это в доме Яковлева, вероятно? - спросил всезнающий и стоящий около священника дьякон.
- Точно так! - отвечала Елизавета Петровна.
- Это что я вам вчера говорил! - сказал дьякон священнику.
- А! - произнес тот, снова потупляя свои глаза.
- Так завтрашний день в 12 часов окрестить и откушать!.. - продолжала Елизавета Петровна.
- Хорошо-с! - сказал священник задумчивым тоном.
Получив этот ответ, Елизавета Петровна отправилась обратно к дочери.
- Ну-с, священников я пригласила, - сказала она. - А кто же у вас будут восприемниками: кум и кума?
- Кум будет Миклаков, - отвечал князь и затем приостановился.
- А кума уж вы будьте! - подхватила Елена.
- Хорошо, очень приятно, с большим удовольствием! - отвечала Елизавета Петровна радостно и немножко важничая. - Теперь поэтому о завтраке только надобно похлопотать, - сколько вы изволите жертвовать на него? - отнеслась она снова к князю.
Толстые телячьи котлеты все соблазнительней и соблазнительней рисовались в воображении Елизаветы Петровны.
- Сколько нужно будет? - отвечал тот.
- Ста рублей не пожалеете?
- Разумеется! - сказал, усмехаясь, князь.
Во все это время Елена имела мучительнейшее выражение лица.
- Посторонних у вас никого не будет, а только кум, кума, акушерка, доктор?
- Да, - подтвердил князь.
- Ах, кстати о докторе!.. - подхватила Елизавета Петровна, как будто бы к слову. - У вас ведь Елпидифор Мартыныч лечит, а что вы заплатили ему?
- То есть я ему заплачу потом, - отвечал князь, несколько сконфуженный таким вопросом.
Елена же при этом более не вытерпела.
- Мамаша, это, наконец, несносно!.. Что за расспросы: заплатили ли тому, что дадите на то?.. Вам что за дело до этого?! - почти вскрикнула она сердитым голосом.
- Не буду, не буду больше! - отвечала Елизавета Петровна, заметно струхнув, и затем, подойдя к Елене, поцеловала ее, перекрестила и проговорила: - Ну, прощай, я поеду... До свиданья! - присовокупила она почти дружественным голосом князю.
Тот, не вставая с места, кивнул ей головой.
Елизавета Петровна отправилась к знакомому ей кухмистеру тоже пешком и тем же проворным шагом. Услышав, что он болен, она не остановилась перед этим и дорвалась до его спальни. Кондитер был уже девяностолетний старик, глухой и плохо видящий.
- Здравствуйте, Яков Иваныч! - воскликнула Елизавета Петровна, входя к нему. - Что, вы, вероятно, не узнали меня?
- Нет, не знаю, извините! - отвечал кондитер, выглядывая на нее из-под зеленого зонтика своего.
- Я Елизавета Петровна Жиглинская.
- А, вот кто... Очень рад, покорнейше прошу садиться! - заговорил кондитер гораздо более любезным голосом: в прежние годы, когда у Жиглинских был картежный дом, почтенный старец готавливал у них по тысяче и по полторы обеды.
- Я к вам с делом, - продолжала Елизавета Петровна, - приготовьте-ка мне завтрачек, - у меня дочь родила.
- Дочь?.. Вот как! - воскликнул старец еще приветливее. - За кем же она замужем? - присовокупил он.
- Да тут за одним господином... Его, впрочем, нет в Москве.
- Нет в Москве? - повторил, как бы соображая кое-что про себя, многоопытный старец.
- Завтрачек вы мне сделайте персон на десять, рублей во сто серебром.
- Можно это! - протянул старец, и в его почти омертвелом лице на мгновение блеснул луч какого-то удовольствия: он сразу же тут сообразил, что от этого дела рублей с полсотни наживет.
- Завтрачек, понимаете, чтобы приличный, дворянский был.
- Дворянский будет! - подтвердил старик. - А в карты после крестин будут играть?
- Конечно, будут! - отвечала, неизвестно на каком основании, Елизавета Петровна.
- Чтобы карты от моих лакеев были! - объяснил старец.
- От ваших, от ваших! - успокоила его Елизавета Петровна и затем, оставив ему адрес Елены, отправилась, наконец, домой. Всем этим днем и тем, что случилось с ней, Елизавета Петровна была очень довольна.
На другой день часу в 12-м, лица, долженствующие участвовать в крещении, собрались. Князь, впрочем, по предварительному соглашению с Еленой, не пришел совсем, Елпидифора Мартыныча тоже не было: не получая до сих пор от князя ни полушки, он, наконец, разобиделся и дня два уже не был у Елены.
Елизавета Петровна, разумеется, явилась раньше всех, в чепце с цветами, набеленная, нарумяненная; лицо ее дышало важностью и удовольствием. Акушерка тоже была довольно нарядна и довольно весела; но зато Миклаков, в новом своем фраке, в новом белье и белом даже галстуке, сидел мрачный в зале на стуле. Он сам напросился на кумовство, а теперь и не рад был тому, потому что вся эта процедура начинала казаться ему страшно скучною. Наконец, пришли священники. Отец Иоанн был в самой новенькой своей гарнитуровой рясе; подстриженные волосы и борода его были умаслены, сапоги чистейшим образом вычищены. Он велел на эти крестины взять весьма дорогие ризы, положенные еще покойным отцом князя Григорова в церковь; купель тоже была (это, впрочем, по распоряжению дьякона) вычищена. Церемония началась. Отец Иоанн одной своей гарнитуровой рясой и сильно вычищенными сапогами уже произвел на Миклакова весьма неприятное впечатление, но когда он начал весьма жеманно служить, выговаривая чересчур ясно и как бы отчеканивая каждое слово, а иногда зачем-то поднимая кверху свои голубые глаза, то просто привел его в бешенство. "Вот фигляр-то и комедиант!" - думал Миклаков, стоя у купели. Затем отец Иоанн, говоря куму и куме, чтоб они дунули и плюнули, точно как будто бы усмехнулся при этом. "А, так ты вот еще из каких... Ну, я теперь тебя насквозь понимаю!" - продолжал почти с бешенством думать Миклаков. Он имел своим правилом, что если кто поп, тот и будь поп, будь набожен, а если кто офицер, то будь храбр и не рассуждай, но если выскочил умственно и нравственно из своего положения, так выходи вон и ищи себе другой деятельности. Отца Иоанна он решился при первом удобном случае срезать на чем свет стоит. По окончании церемонии дьячки, забрав купель и облачение, отправились домой. Отец Иоанн ни на каких обедах и завтраках не позволял им оставаться, так как им всегда почти накрывали или в лакейской, или где-нибудь в задних комнатах: он не хотел, чтобы духовенство было так публично унижаемо; сам же он остался и уселся в передний угол, а дьякон все ходил и посматривал то в одну соседскую комнату, то в другую, и даже заглядывал под ларь в передней. Ему все хотелось увидать князя Григорова, который, по его мнению, непременно должен быть где-нибудь тут. Елизавета Петровна, расплакавшаяся от полноты чувств во время церемонии, по окончании ее сейчас же повела Миклакова поздравить родильницу.
