Алексей Писемский - В водовороте
- Съезжу, исполню этот долг мой, - сказала Елизавета Петровна.
- Съездите!.. - повторил еще раз ей Елпидифор Мартыныч. - Ну и спросите их, - продолжал он как бы более шутливым голосом: - "А что, мол, кто у вас лечит?" Они скажут, разумеется, что я.
- А разве вы ее лечите?
- Я. На волоске ее жизнь была... Три дня она не разрешалась... Всех модных докторов объехали, никто ничего не мог сделать, а я, слава богу, помог без ножа и без щипцов, - нынче ведь очень любят этим действовать, благо инструменты стали светлые, вострые: режь ими тело человеческое, как репу.
- Что вы-то такое сделали? - спросила его Елизавета Петровна.
- Так, тут секретец один, - отвечал Елпидифор Мартыныч уклончиво.
- Князь, чай, хорошо заплатил вам за это? - спросила Елизавета Петровна, заранее почти догадавшаяся, к чему он ведет весь этот разговор.
- Да пока еще ничего! - отвечал Елпидифор Мартыныч, как-то стыдливо потупляя глаза свои. - Тут маленькое недоразуменьице вышло... Когда все это благополучно кончилось, он вдруг кидается ко мне и предлагает тысячу рублей...
- Тысячу же рублей, однако? - перебила его Елизавета Петровна.
- Целую тысячу, - повторил Елпидифор Мартыныч, неизвестно каким образом сосчитавший, сколько ему князь давал. - Но я тут, понимаете, себя не помнил - к-ха!.. Весь исполнен был молитвы и благодарности к богу - к-ха... Мне даже, знаете, обидно это показалось: думаю, я спас жизнь - к-ха! - двум существам, а мне за это деньгами платят!.. Какие сокровища могут вознаградить за то?.. "Не надо, говорю, мне ничего!"
- Вот уж это, по-моему, глупо! - сказала Елизавета Петровна. - С бедных не взять - другое дело, а с богатых - что их жалеть!
- Согласен, что так, но что же прикажете с характером своим делать? Не надо да не надо!.. Проходит после того день, другой, неделя, а они все, может быть, думают, что мне не надо, - так я на бобах и остался!
- И ништо вам, сами виноваты, - сказала ему Елизавета Петровна.
- Сам, сам!.. - согласился Елпидифор Мартыныч. - Не пособите ли вы мне в этом случае?.. Право, мне становится это несколько даже обидно... Вот когда и нужно, - присовокупил он каким-то даже растроганным голосом, - чтобы родители были при детях и наставляли их, как они должны себя вести!
- Плохо уж нынешних детей наставлять! - воскликнула Елизавета Петровна.
- Плохо-то, плохо! Конечно, что на первых порах слова родительские им покажутся неприятными, ну, а потом, как обдумаются, так, может быть, и сделают по-ихнему; я, вы знаете, для вас делал в этом отношении, сколько только мог, да и вперед - к-ха!.. - что-нибудь сделаю, - не откажитесь уж и вы, по пословице: долг платежом красен!
- Сделаю, скажу, если только примут меня! - отвечала Елизавета Петровна.
- Примут, примут! - повторил двоекратно Елпидифор Мартыныч и, поехав от Елизаветы Петровны, готов был прибить себя от досады, что о деньгах, которые были почти в руках его, он должен был теперь столько хлопотать. Почтенный доктор, впрочем, совершенно понапрасну беспокоился. Князь имел намерение поблагодарить его гораздо больше, чем сам того ожидал Елпидифор Мартыныч; кроме того, князь предположил возобновить ему годичную практику в своем доме, с тем только, чтобы он каждый день заезжал и наблюдал за Еленой и за ребенком. После помощи, оказанной Иллионским Елене, князь решительно стал считать его недурным доктором и не говорил ему о своих предположениях потому только, что все это время, вместе с Еленой, он был занят гораздо более важным предметом.
- Как же мы назовем нашего птенца? - спросил он ее.
- Да хоть Николаем, в честь моего отца, который был весьма, весьма порядочный человек! - отвечала она.
- Хорошо; но когда же мы крестить его будем?
Елена при этом вопросе молчала некоторое время.
- Знаешь что, - начала она неторопливо и с расстановкой. - Если бы только возможно это было, так я желала бы лучше его совсем не крестить.
- Как не крестить? - воскликнул князь.
- Так, не крестить... Я и ты, разумеется, нисколько не убеждены в том, что это необходимо; а потому, зачем же мы над собственным ребенком будем разыгрывать всю эту комедию.
- Как же, ты так-таки совсем и хочешь оставить его некрещеным? спросил князь, все еще не могший прийти в себя от удивления.
- Так, совсем некрещеным, - отвечала Елена, как бы ясно и определенно обдумавшая этот предмет.
- Но это, - начал князь, все более и более теряясь, - по нашим даже русским законам совершенно невозможно; ты этим подведешь под ответственность и неприятности себя и ребенка!
- Вот в том-то и дело; я никак не желаю, чтобы он жил под русскими законами... Ты знаешь, я никогда и ни на что не просила у тебя денег; но тут уж буду требовать, что как только подрастет немного наш мальчик, то его отправить за границу, и пусть он будет лучше каким-нибудь кузнецом американским или английским фермером, но только не русским.
- Но и там все-таки нельзя быть некрещеным.
- Там, то есть в Америке, он может приписаться к какой хочет секте по собственному желанию и усмотрению.
Князь, на первых порах, почти ничего не нашел, что ей отвечать: в том, что всякий честный человек, чего не признает, или даже в чем сомневается, не должен разыгрывать комедий, он, пожалуй, был согласен с Еленой, но, с другой стороны, оставить сына некрещеным, - одна мысль эта приводила его в ужас.
- Нет, я никак не желаю не крестить его! - сказал он, вставая с своего места и начав ходить по комнате.
По тону голоса князя и по выражению лица его Елена очень хорошо поняла, что его не своротишь с этого решения и что на него, как она выражалась, нашел бычок старых идей; но ей хотелось, по крайней мере, поязвить его умственно.
- Это почему ты не желаешь? Нельзя же иметь какое-то беспричинное нежелание!.. - спросила она.
- Да хоть потому, что я не желаю производить над сыном моим опыты и оставлять его уж, конечно, единственным некрещеным человеком в целом цивилизованном мире.
Последнее представление поколебало, кажется, несколько Елену.
- А китайцы и японцы?.. И это еще неизвестно, чья цивилизация лучше их или наша!.. - проговорила она.
- Я нахожу, что наша лучше, - сказал князь.
- Я так нахожу, так хочу... Какой прекрасный способ доказывать и убеждать! - сказала насмешливо Елена. - Спросим, по крайней мере, Миклакова, - присовокупила она, - пусть он решит наш спор, и хоть он тоже с очень сильным старым душком, но все-таки смотрит посмелее тебя на вещи.
- Изволь, спросим! - согласился князь и вследствие этого разговора в тот же день нарочно заехал к Миклакову и, рассказав ему все, убедительно просил его вразумить Елену, так что Миклаков явился к ней предуведомленный и с заметно насмешливой улыбкой на губах. Одет он был при этом так франтовато, что Елена, несмотря на свое слабое здоровье и то, что ее занимал совершенно другой предмет, тотчас же заметила это и, подавая ему руку, воскликнула:
- Что это, каким вы франтом нынче?
- Он нынче всегда таким является и каждый вечер изволит с моей супругой в карты играть! - подхватил князь.
- Изволю-с, изволю!.. - отвечал Миклаков, несколько краснея в лице.
- Ну, прежде всего подите и посмотрите моего сына, - сказала ему Елена.
- Да, да, прежде всего этого господина надобно посмотреть! - отвечал Миклаков и прошел в детскую.
- Какой отличный мальчик! Какой прелестный! - кричал он оттуда.
Елена при этом вся цвела радостью. Князь, в свою очередь, тоже не менее ее был доволен этим.
Миклаков, наконец, вышел из детской и сел.
- Славный мальчик, чудесный, - повторил он и тут еще раз.
- А вот Елена Николаевна хочет не крестить его, - сказал князь.
- Что-с? - спросил торопливо Миклаков, как бы ничего этого не знавший.
- Я хочу, чтобы он остался некрещеным, - отвечала Елена.
- Но на каком же это основании?
- На том, что оба мы, родители его, не признаем никакой необходимости в том.
- Поэтому вы сына вашего хотите оставить без всякой религии?
- Хочу! - сказала Елена.
Миклаков поднял от удивления плечи.
- Признаюсь, я не знаю ни одного дикого народа, который бы не имел какой-нибудь религии.
- У диких она пусть и будет, потому что все религии проистекают или из страха, или от невежества.
- От невежества ли, от страха ли, из стремления ли ума признать одно общее начало и, наконец, из особенной ли способности человека веровать, но только религии присущи всем людям, и потому как же вы хотите такое естественное чувство отнять у вашего сына?!
- Если у него нельзя отнять религиозного чувства, то я не хочу, по крайней мере, чтоб он был православный.
- Какой же бы религии вы желали посвятить его? - спросил насмешливо Миклаков.
- Да хоть протестантской!.. Она все-таки поумней и попросвещенней! отвечала Елена.
- А позвольте спросить, долгое ли время вы изволили употребить на изучение того, чтобы определить достоинство той или другой религии? продолжал Миклаков тем же насмешливым тоном.
- Для этого вовсе не нужно употреблять долгого времени, а просто здравый смысл сейчас же вам скажет это.
