Борис Фальков - Ёлка для Ба
- Слово "вульгарный" присоединяется к материализму не в этом смысле, заметил Ю.
- Не знаю, не знаю, - откликнулась мать. - Во всяком случае, я присоединяю его в этом.
- Вот видишь, в этом случае ты не материалистка, а мистик, - сказал отец.
- Поповщина, - определил Ю.
- Не мешай, - отмахнулся отец. - Мистицизм у тебя от твоей бабки-староверки, жизнь на тебя оказала куда меньшее влияние, чем она. На тебя, милая моя, не повлияло даже то, что случилось с Шереметьевой. Для тебя она по-прежнему какой-то злобный дух, а не такая же материальная женщина, как ты.
- Такая же! - возмущённо вскричала мать.
- А что с нею случилось? - охотно спросила Изабелла.
- Она пыталась отравиться, - сообщила мать ещё охотней. - И этот её поступок тоже не имел успеха, как и прочие домогательства. Она травилась в гараже своего любовника, выхлопными газами. Скажите, это что - теперь модно?
- Любовник или газы? - спросила Изабелла.
- И то, и другое, - ответила мать.
- Если это модно, - заговорил Ю, - то лучшего свидетельства возрастания уровня жизни в недавно ещё разрушенной войной стране не найти. Многим становится доступно иметь машину. Муж вашей графини, Шереметьев, кстати, может оказаться не потомком графа, а потомком его дворового. Помните? Вот бегает дворовый мальчик... себя в коня преобразив. Это значит, что при паспортизации дворовые часто наследовали фамилии господ, на что указывает типичная ошибка: господа были без мягкого знака, просто Шереметевы. И это тоже свидетельствует о возрастании уровня. Так что, я бы тоже купил машину.
- Замечательная логика, - сказал отец. - Ну, и купи... дворовой.
- Дворовый, - поправил я. - Это если про дом, тогда - домовой.
- Купи! - воскликнула Изабелла. - Он купит, и станет в ней ночевать, это и будет его дом! И меня заставит в нём жить. И тогда квартиры нам не видать.
- А я и в самом деле собираюсь приобрести машину, - заявил отец. - Уже даже нашёл мастера, который переделает мне её на ручное управление.
- "Победу"? - ревниво спросил Ю.
- С ума сошёл, откуда у меня такие деньги? "Москвич", конечно.
- А я бы... - мечтательно сказал Ю, - не купил, а взял напрокат. Зачем мне машина круглый год? Зато летом...
- Интересно, где ты собираешься взять её напрокат, - поинтересовался отец. - В Париже?
- Мне говорили, у нас скоро тоже такое будет, - сообщил Ю.
- И это они обвиняют меня в мистике! - воскликнула мать. - У нас же была совсем другая тема!
- Шереметьева, - напомнил отец, какая именно. - Да, ведь этой женщины по существу нет в реальном мире, чёрт знает, в каком она, но точно - не в нашем. В каких она живёт городах, странах... Может, уже в том самом Париже, а ты про неё, как про соседку.
- Ревность, - определил Ю. - Типичный случай, неоднократно описанный в литературе: борьба ревнивой памяти и реальности. Память исторгает из себя тоже реальность, но это реальность потусторонних миров.
- Дубровский, - с презрением сказала мать, - из потусторонних миров известия сюда не доходят, как бы это ни было желательно. Возьми хоть своего дядю Борю. А о Шереметьевой постоянно доходят, как бы это было нежелательно.
- Ни нежелательно, - поправил Ю.
- Пушкин! - воскликнула мать. - Не о Шереметьевой мы начинали говорить, а о порядке в доме!
- Верно, - согласился Ю. - Мы остановились на том, почему же Вале может быть обидно, что Ба сама ходит на базар. Казалось бы, совсем наоборот, ей меньше работы.
- А если у тебя отнять топку печи, - спросила мать, - под предлогом, что ты плохо справляешься с этой работой, тебе разве не будет обидно?
- Нет, - отверг Ю, - я вообще за центральное отопление. Возросший уровень...
- Вале не обидно, - вставила Изабелла, - а тревожно, потому что под угрозой оказалась её копилка.
- Не в первый раз слышу об этой копилке, - встрепенулся отец, - кто-нибудь объяснит, что она такое?
- Да, - поддержал его Ю, - ты обещала объяснить, Изок.
- А вы прислушайтесь перед сном, - посоветовала Изабелла. - И услышите звон на антресолях. Это не проверка будильника, это Валя встряхивает свою копилку.
- Допустим, - пожал плечами отец. - Так и что же?
- А то, что у неё были свои основания затеять скандал, - сказала мать. Может, после скандала Ба откажется от затеи ходить на базар и сверять тамошние цены с теми, о которых докладывает Валя.
- Так, значит, Ба для этого ходит на базар? - задумался Ю.
- Не думаю, - отрезала мать, - но и у нас есть свои основания затеять нет, не скандал! - перестройку порядка в доме.
- Послушайте, - вскричал вдруг Ю, - так Ба... действительно ходит на базар сама! Вот это новость!
Пауза была длинная и глубокая.
- Проснулся, - расчётливо выдержав фермату, сказала мать. - Теперь скажи: доброе утро... А потом, что и эта новость - лучшее свидетельство возросшего благосостояния граждан разрушенной войной страны. Ещё бы! Вместо одного ежедневного похода на базар граждане могут себе позволить два.
- И выхлопные газы нынче дешевле верёвки, - заметил отец.
- Но не надёжней, - возразила мать, - судя по твоей графине. Итак, установлено, что порядок в доме - это дискриминация. Также установлено, что мириться с этим не хочет больше никто, даже... заядлые интернационалисты.
- Допустим, - сказал отец, - что установлено: Ба ходит на базар по каким-то своим причинам. Ну и что? Уверен, она решила делать моцион, своеобразную гимнастику, и никому об этом не сообщила. Кто станет трубить о том, что начал замечать свой возраст? Только не Ба. Я сам бы, если б не нога...
- Во-озраст, - искривила губы мать, - какой ещё возраст? Разве это не она призналась нам, что ещё вполне способна завести ребёнка?
- С чего бы это, - выпятил нижнюю губу Ю.
- Господи, да с того же, что и все! Можно подумать, для этого многое нужно...
- По-моему многое, - обиделась Изабелла. - Квартира, хорошая работа...
- Муж для этого нужен! - бросила мать. - Я-то знаю, о чём говорю, рожала за занавеской в общежитии. Это тебе многое нужно, а ей...
- Не заходи далеко, - предостерёг отец.
- А тебе бы, - обрадовалась мать, - как раз помолчать. Чтобы дать мне повторить: да, ей немного нужно. Достаточно небольшой гимнастики на базарном аттракционе.
- Что за бред! - воскликнул отец. - Почему именно мне молчать, почему именно на аттракционе? А... опять какие-то твои бабьи штуки.
- Вот именно, - нехорошо улыбаясь, согласилась мать, - бабьи. Бабушкины.
- Ба, - автоматически подправил Ю. - Нет, брат, ты не прав.
- Что? И ты, брат... туда же? - воскликнул отец. - Что ты-то понял во всём этом?
- Я про моцион, - объяснил Ю. - Про гимнастику. А в этом деле я кое-что смыслю. Вот, возьмём в пример Леонида Мешкова, пловца, чемпиона мира. У него обе руки были разнесены миной вдребезги. Однако, настойчивыми упражнениями ему удалось вернуть себе не только подвижность рук, но и спортивную форму. Упорство и ещё раз упорство. Леониду Мешкову и твоя нога не была бы препятствием для гимнастики, и в итоге - он не носил бы протез. Возьмём иной пример, Наташа Защипина в фильме "Жила-была девочка"...
- Жил-был мальчик! - вскричал отец.
Во время сентенции Ю у него медленно отваливалась нижняя челюсть, и ему не сразу удалось вернуть её на место. Усилия, приложенные к этому гимнастическому упражнению, свидетельствовали о наличии и у него необходимого чемпионам упорства.
- Не смей, наглец! Сопляк! Где ты был, когда я на пузе к фашистам в тыл ползал, и потом на костылях...
Голос отца сорвался.
- Я был в Омске, где, работая ночью на заводе, днём занимался гимнастикой и боксом, чтобы держать спортив... боевую форму, - сообщил Ю. - Ты не считаешь это серьёзным делом, вот почему ты и ползал на пузе. Физическая подготовка вообще в нашей армии оставляла желать лучшего, этим в общем и объясняются поражения первых лет войны. А в частности, потому-то мы и говорим с тобой на разных языках.
- У меня была моральная, моральная подготовка, и именно потому я говорю на нормальном, человеческом языке, - просипел отец. - А ты на языке подписей к иллюстрациям к Ломброзо. Как же нам понять друг друга?
- К сожалению, - вмешалась Изабелла, - русский язык таков, что постоянно провоцирует непонимание. Он слишком многозначен. Не зря в прошлом образованные люди выясняли отношения по-французски. Но лучше это делать по-английски.
- Я говорю на немецком получше, чем ты на своём дурацком английском, быстро заговорил отец, пытаясь прочистить охрипшие связки, - который есть попросту испорченный немецкий, у тебя же - вдвое. А насчёт французского, то не мне про это рассказывать: у меня-то есть опыт общения с теми в прошлом образованными людьми. От всего учения той барыньки у меня остались одни только гнусавые вздохи, и ни одного слова. Мальчишку отдадим только в ту школу, где проходят язык разумно организованный, не изуродованный вздохами и не уродующий говорящего на нём. А твой однозначный язык, на котором пишется "Манчестер", а читается "Бирмингем", изуродует любого. Посмотри-ка на себя.
