Игорь Губерман - Книга странствий
В начале шестидесятых это было. Я уже недели три торчал в командировке в Красноярске, когда вдруг узнал случайно, что через три дня отплывает вдоль по Енисею теплоход, на котором состоится конференция биологов и физиков из разных городов страны. Я кинулся звонить в журнал "Знание сила", мне прислали бумажку, что я - их автор, и в институте биофизики меня охотно занесли в состав участников, поскольку больше журналистов не было. И оставалось только как-то всё уладить с командировкой от моей наладочной конторы - надо было оправдание того, что я на десять дней исчезну. По совету и наводке местного приятеля поплёлся я к его знакомому - врачу, которому всё честно изложил. А мы с этим врачом ещё недавно вместе пили, разговор был прост и доверителен. Врач думал с полминуты и сказал:
- Я дам вам справку, что у вас тяжелое сотрясение мозга, а число поставлю - пятый день вашего отъезда. Первые дни вас никто не хватится, а дальше - справка.
И добавил почему-то:
- Она вам наверняка пригодится.
Я его слова так понял, что она мне пригодится как отмазка, и ушёл, большую выпивку по возвращении пообещав.
И плыл я, плыл, отменный трёп на палубе и по каютам шёл во время перерывов, а на заседания ходить мне было ни к чему, я ничего не понимал. И начисто забыл я о своей инженерной командировке, наслаждаясь видами тайги и болтовнёй. На пятый или на шестой день такого дивного путешествия мы где-то стали на причал часа на два, погода тёплая была не по-сибирски, все купались, молодые с невысокого мостка на берегу прыгали в воду. Я на них смотрел, стоя на средней палубе нашего теплохода. А когда решил купнуться тоже, то с неё вниз головой и прыгнул. Если бы я это сделал, стоя на верхней палубе (а запросто ведь мог), то никакая уже справка мне была бы не нужна. Потому что аккуратно головой я врезался в здоровый донный камень, который сверху я в песке не разглядел. Меня тошнило, гулом боли надрывалась голова, кровь унялась довольно быстро, но корабельный врач посоветовал мне день поваляться, не двигаясь - очевидное, сказал он, вульгарное сотрясение мозга. Справка моя была помечена этим числом.
Вернувшись в Красноярск и ставя тому доктору обещанную выпивку, я рассказал ему о совпадении, на что в ответ, слегка смутившись, ибо, как и я, отпетым вырос материалистом, он сказал:
- Вы знаете, сейчас об этом как-то глупо и неудобно говорить задним числом, но сукой мне, однако, быть, если я вру, клянусь вам собственным здоровьем, я вам справку эту дал, отчётливо увидев вас с пробитой головой. Это мелькнуло, как галлюцинация.
И тут мы оба заколдобились от дуновения нездешнего духа и довольно сильно напились в тот вечер. Впрочем, мы и так бы напились. А тот случай накрепко запал в мою память, чтобы всплыть спустя лет пятнадцать.
Снова я сидел и выпивал в большой компании приятелей -один из них только что защитил диссертацию. Рядом со мной сидела поэтесса, которая по ходу разговора мне похвасталась, что здорово гадает по руке. Я молча протянул ей свою левую ладонь. Гадатели обычно козыряют тем, что говорят клиенту что-нибудь о его прошлом - так как мы знакомы были очень давно, и она всё обо мне знала, прошлое предсказывать она не стала, обещав про будущее что-нибудь сказать. И вдруг ужасно закручинилась и сникла.
- Игорь, - сказал она, - я не могу понять, тут у тебя линия жизни прерывается на несколько лет. Ты вроде бы и жив, и вроде нет тебя. А после снова тянется, но такая непонятная, как будто полностью зависит от тех лет, которые в разрыве.
Тут я гордо засмеялся, что рука моя такая необычная, и мы продолжили шумное возлияние. А посадили меня года через два, и то гадание я сразу вспомнил. А связь последующей жизни с этим провалом - песня особая, раздолье для психологов, пишущих о том, насколько наша жизнь текущая, поступки и привычки наши - определяют собой будущую судьбу. И тут я ненадолго отвлекусь.
Когда-то в молодости написал я большую пьесу. Вся она была беспомощной и вялой. Один приятель мой, по театральной части дока, прочитав её, сказал:
- Старик, порви это и выбрось. Или выбрось, а потом порви. Ты никакой не драматург. Единственно приятное во всём твоём труде - это образ автора, и то лишь потому, что я тебя лично знаю, в пьесе его видно плохо.
Я огорчился и послушался. Однако, в этой хилой драме была одна идея, до сих пор созвучная моим представлениям о жизни и судьбе. Там кроме главного героя (непрерывно он болтал разные шутки, за что его по справедливости карали) был ещё старик, время от времени возникавший в очень разном виде - то цветущим и самодовольным оптимистом, то изнурённым желчным мизантропом. Это было будущее главного героя, ибо в зависимости от совершаемого им - менялся облик его старости. Я и посейчас уверен в том, что мы своим текущим выбором поступков почти полностью определяем своё завтра. И то влияние обрыва линии на мою жизнь после того, как она снова возродилась - очень мне сегодня понятно.
Издавна связано с цыганками почти любое предсказание будущего, и мы известно как относимся к таким гадалкам. Но только до поры. Уже сидел я в следственном изоляторе примерно месяц или два, жена везла мне передачу. С нею вместе ехал мой свояк, его семья была в отказе, выезд их в Израиль выглядел пустой мечтой. А в электричке вдоль прохода шла цыганка, безуспешно предлагая пассажирам погадать. Жена моя таких вещей очень боится и не любит - когда цыганка с ними поравнялась, жена ей сунула три рубля и отказалась от гадания, а свояк сказал цыганке снисходительно, что он и сам ей может погадать. Цыганка деньги с благодарностью взяла, остановилась на мгновение, на них обоих глядя, и сочувственно сказала Тате:
- Ты не огорчайся. Враги роют-роют, но не нароют, снова с тобой будет твой любимый, только не сразу.
После чего перевела взгляд на свояка и усмехнулась.
- А ты, умник, - сказала она, - сегодня как домой вернёшься, там тебе лежит бумага важная, ты её долго ждал.
И снова поплелась неторопливо по проходу. Вернувшись домой, свояк мой обнаружил разрешение на выезд. Кто-нибудь возьмётся это объяснить? Я - нет.
А недавно мы услышали с женой историю прекрасную и столь же поразительную. Нам её повествовала женщина за пятьдесят, счастливая донельзя, пребывающая до сих пор в благодарном удивлении перед судьбой. В Америку она приехала недавно, к одиночеству уже почти привыкла (муж у неё умер), и в жизни крупных перемен не ожидала. А подруга её как-то попросила составить ей компанию, пойдя к гадалке - некие психологические ей нужны были детали для статьи. И та пошла. Раскинув карты, ей гадалка странные, совсем невероятные слова сказала: что она в очень скором времени выйдет замуж замечательно удачно, будет счастлива, а муж её - он из России вроде и не из России в то же время, её намного старше, очень много пережил, два у него сына и полно в доме собак. Она на это усмехнулась не без горечи, а несколько дней спустя, когда была в гостях у старого приятеля, познакомилась с немолодым мужчиной из Литвы. Сидели они, пили-разговаривали, а когда она собралась уезжать, сказала, что дороги она знает ещё плохо, и он ей предложил ехать за его машиной. Время ещё было не позднее, и на предложение посмотреть его собак она охотно согласилась, ибо старая собачница сама. А в доме у него они опять разговорились. И в гетто был он, и концлагерь пережил, а сыновья его (жена - покойница) уже давно выросли и живут отдельно. Словом, по дороге домой вдруг с ужасом она сообразила, что это в точности тот самый, о котором говорили карты. И сошлись они мгновенно - в нашем возрасте, с замечательной простотой сказала женщина, глупо тянуть время и кокетничать. И всё было прекрасно, только он пошёл к врачу однажды - обнаружилось, что опухоль, довольно частое явление у мужчин в возрасте. И надо делать операцию, которой неминуемое следствие трагедия для семейной жизни. И тогда пошла опять она к гадалке: дескать, полностью сбылось, но как же счастье? И гадалка снова раскинула карты и смущённо сказала, что не видит никакой операции. И женщина пошла домой угрюмо. А её мужу позвонил приятель в тот же день: в каком-то городе у его коллег уже работает лазерный аппарат, и никакой не надо операции, всё нужное делается лазерным лучом без никаких от этого последствий. Я что-то, может быть, по медицинской части переврал или напутал, только суть этой рождественской сказки - передал я совершенно точно.
С удовольствием на этой бы странице я оставил чистое пространство, ибо каждый - я уверен - может приписать сюда подобные истории. Поскольку мизерно и жалко наше знание о мире, и невероятное нас окружает так же тесно, как одежда будничного дня. Незнаемое, непознанное, однако вряд ли непостижимое, поскольку кажется порой, что не сегодня завтра нечто обнаружится, и станет ясно, что же именно нам предстоит искать и измерять, поскольку ведь пока и это непонятно.
Один давний приятель рассказал мне поразившую меня историю. Он как-то утром ехал на работу в очень угнетённом душевном состоянии. В семье у него пошли тяжёлые нелады, и взаимные обиды - словом, он собрался уходить от жены и сумрачно об этом размышлял. По радио шла в это время передача, некая теологически настроенная женщина с уверенностью утверждала, что задумавшийся человек почти немедля получает ответ на свой любой вопрос, и надо лишь уметь услышать или же увидеть этот ответ. Приятель усмехнулся, посмотрел по сторонам и вдруг увидел шедшую по улице его давнишнюю любовницу. Он сразу вспомнил все тяготы их короткого романа, мерзкие подробности разрыва вспомнил и поехал дальше. Он поехал дальше и за полчаса дороги увидал по очереди ещё троих своих былых подружек. Одна куда-то шла, другая дожидалась перехода, третья с кем-то разговаривала. Всё это происходило отнюдь не в центре города, такое совпадение было совершенно невозможно, теория вероятности с очевидностью и крепко нарушалась. На работу он приехал с полной убеждённостью, что уходить не стоит.
