Чудо как предчувствие. Современные писатели о невероятном, простом, удивительном - Евгений Германович Водолазкин
— Ну ладно… чего расплакался, — пробурчал проводник. — Давай лучше по второй!
Двадцать первое! А я сел на тридцать первое, приняв на себя все эти муки. Зачем?
— А ты, наверное, думал, мы не люди! — проговорил безусый, чокаясь со мной.
Когда это я так думал?
Мы быстро выпили. Чувствовалось, что у всех накипело на душе и всем хотелось высказаться. Правда, то, что думал сейчас я, сказать никак было нельзя. Сказать, что ничего на самом деле нет и я еду обыкновенно, по билету? Большего плевка им в душу невозможно даже представить! Они только что помиловали зайца, и я им скажу, что я вовсе не заяц… Нет.
— Да, разговорчивый гость попался! — произнес усатый, и они засмеялись.
Действительно, что я сижу тут как пень?! Люди сделали добро, и хоть слов-то они заслуживают?
— Спасибо… вам.
— Разговорился, — произнес усатый, и они снова засмеялись.
«Ты… мастер слова! — мысленно проклинал я себя. — Можешь родить что-нибудь? Ну, давай!»
— Потратился, что ли, в Москве? — уютно усаживаясь, спросил проводник.
Мол, хотя бы увлекательным рассказом о московском загуле ты можешь нас ублажить?
Во ситуация! Любая история о любом безобразии будет здесь лучше, чем правда. Правда тут — самое худшее, что может быть. Любая ложь будет возвышеннее, чем правда. Я молчал, чувствуя себя Богом, который из ничего создал Храм Любви и Добра… Все закусывали луком, но, наверное, не только лишь поэтому слезы стояли у всех на глазах. И одним лишь словом могу все разрушить! Но зачем?
— Обокрали! — неожиданно даже для себя вымолвил я. Ну даешь, мастер слова! Я испугался.
— Где? — цепко спросил безусый.
Да, сюжет удачный, слушателей заинтересовал.
— В поезде! — с изумлением услышал я свой голос. — По пути в Москву.
— Номер поезда какой? — спросил усатый, почти уже официально поправляя ремень и берет.
Да… Разговорился на свою голову! Мы все вместе летели в пропасть, и надо было успевать еще как-то рулить.
— Двадцать восьмой, — проговорил я, вспомнив историю, приключившуюся с моим другом. Что ж, и несчастья могут сгодиться, иначе куда их девать?
— Точно! — усатый торжествующе шлепнул себя по мощному колену. — Она! Какая из себя?
Так. Новая сложность.
— Ну… — произнес я.
— Ясно! — произнес безусый. Чувствовалось, что я им уже не нужен: вечер удался!
— Бутылочку со снотворным распили? — плотоядно улыбнулся проводник.
— Ну я же не знал, что со снотворным, — ответил я простодушно. Они радостно захохотали. Удачный ответ!
Уходя, я слышал за дверью возбужденные их голоса. Да, чувствую — с историей я им угодил. Моя красавица, стоя в коридоре, грустно глянула на меня: ну когда же?.. Работаем! Пока недосуг! Красавица вздохнула. С некоторым изумлением она увидела слезы на моих щеках. Главное — чтоб людям было хорошо! И кстати, лопоухий наконец-то оказался рядом с ней и, тыкая в абсолютно темное окошко, что-то бубнил. И здесь все будет складно! Я прошел мимо в свое купе… Вернее — в чужое, но оказавшееся моим. Сдвинул дверь и ударился о запах. Да, питание одним горохом сказывается! Я мужественно сел. К тому же царь-горох у себя на верхней полке еще и храпел. И это еще не все!
— Витя! Ну угомонись! Ну что ты делаешь? — донесся жаркий шепот из темноты.
Ладно! Глубокий, освежающий сон! Сдвинув одеяло, стреляющее зарницами, я улегся.
— Витя… Что же ты со мной делаешь? О-о-о… Ви-итенька!
Да, в этом купе можно спать, только гороху наевшись!
Спасибо Вите, что хоть он не проронил ни звука.
— О-о-о-о-о… — с постепенным затиханием.
В купе наконец-то воцарились покой и блаженство, которые каким-то образом перетекли и в меня. Снова горячий шепот! Я вздрогнул.
— Ничего, Витенька… Не горюй! С такой машинкой, как у тебя, мы нигде не пропадем!
Вот это верно. Главный инструмент в хозяйстве всегда при них. Значит, и за них могу быть спокоен? Я начал засыпать под уютное покачивание. По коридору мимо, как дуновение ветерка, пронеслось: тихий, но довольно уже напористый басок лопоухого, хохоток красавицы. И за них, стало быть, можно быть спокойным? Все. Я рухнул в сон.
Проснулся я в купе, освещенном неподвижным солнцем. Стоим? Видно, мои добрые ангелы не решились даже меня будить. Я сладко потянулся, выглянул в коридор: из вагона выходили последние пассажиры. Я быстро собрался. На ходу увидел, что я, оказывается, не последний в вагоне: в своем купе крепко спал лопоухий… Счастливец!
— Я думал, ты навсегда решил остаться! — усмехнулся проводник.
— Нет, все… Спасибо вам.
— Помни мою доброту! С Рождеством тебя! — проговорил он почти величественно.
— И ты этот случай запомни! — сказал я.
Мы неожиданно обнялись…
Звонок!
Нет — не на перроне… Дома у меня. Дома я! Работаю! Обо всем прочем как-то забыл. Кого еще черт принес?
Открываю — и входит кто-то. В знакомом пальто. Спортсмен! Бывший. Теперь уже солидный человек. Глазам своим не поверил.
— Вам кого?
— Мне адрес ваш дал… шеф… Велел передать.
— Что?
Он долго ковырялся в кармане. Сердце мое прыгало. Вдруг? Но он вытащил маленькую.
— Вот. Шеф приказал. Говорит — иначе помрет.
Так. Саныч гнет свою линию. Шеф!
Как бы ответить пообиднее? А впрочем — зачем? Я уже пережил обиды (сочинительство — лучшее лекарство), а теперь…
— Завязал, — сказал я. — Выпейте с ним. Ну как он?
— Отдыхает. Заночевали у него в гараже.
— Неслабо.
— На работу меня берет.
— …Видимо, ангелом? — съязвил я.
Гость поморщился:
— Ну почему сразу так?
Шеф, при его теперешних возможностях, взять может только скалывать лед. Так это и самое главное сейчас — все падают!
— Униформу обещал дать!
Задаривает всех, Дед Мороз!
Сказать гостю — отдай пальто? Выйдет неполиткорректно. Рождественские подарки не отнимают! И не передаривают… как я.
— Ну… с гордостью носи!
Он понял — про униформу. Хотя я-то прощался с пальто. Обшмонать его тоже не комильфо.
— Ну я пошел?
— Иди! — Я обнял его.
И тут нас пронзила… знакомая трель!
— О!
Он вытащил мой мобильник.
— Чей это?
— Мой! — я мягко вынул у него из руки. — Алло.
— С Рождеством тебя! — произнес Саныч.
Я гладил мобильник. Но наконец успокоился. Все же это не более чем орудие производства. А производство стоит. Конца-то у рассказа, что я сочиняю, еще нет. Работать! Работать!
…Я шел по платформе и вдруг впереди в толпе увидел ее! Она шла одна типичной раздолбанной походкой манекенщицы, так бодая воздух бедрами, что глаз не отвести. Вот она, моя Мария Магдалина! Раз уж у меня так хорошо получается — спасу и ее! Не одних же легионеров должен я обращать к добру. Я прибавил ходу и почти уже
