Три Анны - Ирина Анатольевна Богданова
На всём пути следования по городу Аня только два раза увидела освещённые окна: в здании полицейской управы и в витрине аптеки господина Брука.
Казалось, что неведомый чародей опоил горожан сонным зельем. Даже собаки по своему обыкновению не брехали им вслед, лишь вяло поскуливая, заслышав перестук Зорькиных копыт, обутых в новенькие подковы.
Но как Аня ни желала проехаться до реки по лесной дороге, ей это не удалось. Едва тёмной массой забрезжили на горизонте первые ели, Зорька встала как вкопанная.
– Вперёд, иди вперёд, – понукала её Аня, но переупрямить не могла, да и сил уже почти совсем не оставалось. Лоб влажно отпотел испариной, а сухие губы просили напиться.
– Стой, кто идёт?! – внезапно раздавшийся из темноты окрик заставил Аню испуганно вздрогнуть и крепко вцепиться в лошадиную гриву. – Кто тут по ночам шастает? – продолжал допытываться голос, и Аня увидела, как навстречу ей из кустов медленно выходит широкоплечий человек в плаще до пят и надвинутой на глаза шляпе с широкими полями.
– Вы кто?
Она едва могла разглядеть незнакомца, но постаралась, чтобы в её голос не пробились нотки страха.
– Я здешний ворон, – с завыванием произнёс мужчина, протягивая к ней руки с посохом.
Не сразу сообразив, что встречный цитирует слова Пушкина из поэмы «Русалка», Аня отпрянула, мгновенно просчитав, что поскольку она на коне, то пеший сумасшедший не представляет для неё опасности. В любой момент можно развернуться и ускакать.
Странный путник словно прочитал Анины мысли и, картинно взмахнув шляпой для приветствия, сменил тон:
– Не пугайтесь, прелестная амазонка, хотя предполагаю, вы не робкого десятка, раз прогуливаетесь в одиночестве по лесным тропам. Видите ли, я приезжий художник и провожал в Петербург близкого друга. Да вот засиделся у реки, любуясь закатом. А теперь приходится плутать во тьме.
Сверху Ане не удавалась рассмотреть черты собеседника, но по голосу она определила, что, скорее всего, он молод.
– Если вы местная жительница, то наверняка слышали о моём приятеле – это барон фон Гук.
Анино сердце оборвалось и, кувыркаясь, подпрыгнуло вверх, застряв где-то в районе горла.
Если бы не Зорька, упрямо стоящая и не двигающая ни одним мускулом, Аня наверняка бы сползла прямо в руки художника.
– Он уехал только что?
– Часа три, как уехал, милая барышня. По моим скромным подсчётам, Александр уже спокойно спит на постоялом дворе в тридцати верстах отсюда.
– Спокойно спит? – беспомощно пролепетала Аня.
– Именно. А что ему ещё делать ночью? – удивился её вопросу мужчина. – Выспится, а завтра утром со свежими силами снова в путь. Саша говорил мне, что к понедельнику должен вернуться в полк.
Чувствуя, что вот-вот разрыдается, Аня резко нажала пятками в бока Зорьки, разворачивая кобылу к дому:
– Пошла!
Лошадь покорно затрясла головой и мерно поскакала назад, время от времени шумно втягивая ноздрями свежий воздух.
– Барышня, барышня, стойте, мы же с вами не познакомились! У вас дивный профиль! Я желал бы написать ваш портрет в виде всадницы! – услышала она в спину призывный оклик, но не остановилась, продолжая безостановочно понукать Зорьку до самой конюшни.
Дома, тенью метнувшись в свою спальню, Аня, не раздеваясь, рухнула лицом в подушки и долго плакала, не в силах остановиться.
Утром она встала с первыми лучами солнца, тщательно расчесала волосы, одной рукой заколов на затылке пышный узел, и медленно спустилась к завтраку.
И хотя глаза выдавали бессонную ночь, лицо дышало спокойствием и смирением.
– Сегодня я буду делать прощальные визиты, – сообщила она Марише, с сожалением глядя, как у той жалобно поднялись брови. – Три дня кладём на сборы и, даст Бог, в понедельник двинем в Петербург, показывать батюшку врачам.
* * *
– Аня, ты должна взять деньги. Скажи, если бы ты была богата, а я бедна, неужели ты всей душой не пожелала бы мне помочь? И неужели не расстроилась, если бы я отвергла помощь, идущую от чистого сердца? – голос Мариши не просил, а требовал немедленного ответа, и Аня, склонив голову, смиренно протянула руку и взяла со стола пухлый бумажный пакет, перевязанный розовой ленточкой.
– Вот и умница! – радостно защебетала Мариша, суетливо чмокнув Аню в нахмуренный лоб. – Ты не представляешь, как я счастлива, что имею возможность хоть чем-то помочь тебе.
– За тобой ещё хлопоты по устройству школы, – напомнила Аня.
– Об этом не беспокойся! Ровно через две недели – первый урок!
Мариша, торжествуя, достала из конверта записку и протянула её Ане:
– Только что доставили с утренней почтой: новая учительница извещает, что классы готовы к открытию.
Хорошее известие обрадовало Аню, и она подумала, что слова старухи о ночной тьме, сгущающейся перед рассветом, оказались пророческими: рассвет постепенно забрезжил на горизонте, хотя наступающий день сулил стать пасмурным по той простой причине, что в нём не нашлось место для любимого человека. Александра Карловича… Саши…
Иван Егорович чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы перенести дальнюю поездку в Петербург. На семейном совете порешили ехать обозом до Вологды, а оттуда всего сутки до столицы по железной дороге.
Место будущего проживания помогла подыскать кухарка Матрёна.
– Позвольте, барышня, дать вам совет, – сказала она Ане, ставя на стол тяжёлую супницу с дымящимся грибным бульоном, – моя сватья Неонила живёт в прислугах у полковницы Вяхиревой, а та, в свою очередь, имеет доходный дом и недорого сдаёт приличные квартиры. Правда, в Коломне, на Нарвской стороне Петербурга, но от центра недалеко, и народ там скромный, разночинный. Шума никакого, место тихое. Рядом Малоколоменский храм Михаила Архангела. Чудный храм, я вам доложу. – Матрёна пристроила блюдо и смахнула набежавшую слезинку умиления. – А я уж здесь с Мариной Ермолаевной останусь век доживать. Прикипела к здешним местам. Да и Марине Ермолаевне помочь надобно, она теперь станет первостатейной купчихой, а в торговом деле, сами знаете, без стряпухи никак не обойтись. Покупателей да компаньонов требуется примерно кормить, чтоб хозяйке от них польза была. Да, глядишь, и свадебка приспеет, – Матрёна заговорщически покрутила головой по сторонам и, убедившись, что они в комнате одни, таинственно прошептала: – Давеча мне кухарка купца Махова намекала, что купеческий сынок до смерти влюбился в Марину Ермолаевну.
– Что ты говоришь? – удивилась Аня. Она даже не предполагала, что у сурового старика Махова есть сын.
– Точно. Сынок Маховский, Никодим, недавно окончил реальное училище. Кухарка его не устаёт нахваливать: и хороший, и пригожий, и вежливый, а самое главное – к еде неприхотлив. Что на стол поставишь, то и сгодится. Он нашу
