Владимир Сорокин - Роман
- Я про лестницу забыла предупредить вас, - сказала Татьяна, отводя глаза, - Очень крута, а вы еще слабы.
- Я уже спустился, благодарю вас, - автоматически ответил Роман, поражаясь красоте ее рук, нервно и в то же время неторопливо перебирающих листья плюща.
- Поправляйтесь, - произнесла она, не глядя не него. В ее фигуре чувствовалось беспокойство, полуоткрытые губы были прелестны.
- Спасибо вам, - произнес Роман и добавил с внутренним трепетом, - Татьяна Александровна.
Звук своего имени странно подействовал на Татьяну, это словно успокоило ее. Слегка улыбнувшись, она посмотрела Роману в глаза и проговорила:
- Не за что благодарить.
И снова знакомая алая волна затопила грудь Романа по самое горло, не давая вздохнуть. По всей видимости, лицо его в этот момент тоже изменилось, отразившись тут же, как в зеркале, в Татьянином лице. И по ее взволнованным губам и отведенным глазам он понял, что с ним творится. Ему стало неловко.
- Рома, мы уже готовы, - тетушка подошла к ним и трижды поцеловала Таню в покрасневшее лицо, повторяя, - Спасибо вам, голубушка, спасибо, ангел вы мой!
Роман зачарованно смотрел, как Татьяна безвольно, с налетом грустного отстранения подставляет лицо под тетушкины губы.
- Спасибо, душа моя! - подошел Антон Петрович и в свою очередь расцеловал прелестные Танины руки, - Жду вас с папенькой на мой день рождения. Не забудьте!
- Как же забыть... - улыбнулась Таня.
Роман чувствовал, что никакие силы не способны оторвать его от общения с этим существом. Превозмогая себя, он неловко поклонился и пошел к коляске, медленно переставляя одеревеневшие, словно не свои ноги.
Забравшись, он сел на кожаный пуф спиной к Савве, в то время как Воспенниковы неторопясь разместились напротив.
- Прощайте, голубушка, Татьяна Александровна! - крикнула Лидия Константиновна, махая рукой Татьяне, так и стоящей у обвитого плющом столбика крыльца.
Антон Петрович приподнял с головы белую фетровую шляпу и летним зонтиком тетушки слегка толкнул Савву в плечо. Старик, засмотревшийся на пасущуюся неподалеку стреноженную кобылу лесничего, хлестнул кнутиком Кострому, и коляска резво покатилась.
Полуобернувшись, Роман ничего не видел, кроме стройной фигуры в сером платье. Коляска катилась, дядюшка и тетушка что-то говорили ему, а он все смотрел и смотрел на уменьшающуюся Таню, неподвижную, словно фарфоровая статуэтка. Но - вдруг статуэтка ожила и медленно пошла влево от крыльца.
- Ромушка, как твоя рука, скажи мне правду, - умоляюще склонилась к нему Лидия Константиновна.
Между тем дорога резко вильнула в лес, и Таня пропала за густой, яркой стеной зелени.
Роман повернул лицо к чете своих родственников и, пожалуй, впервые за все времена они вдруг показались ему скучными.
- Что же ты молчишь? - тетушкина рука коснулась его плеча.
- Что? - вопросительно посмотрел на нее Роман.
- Я спрашиваю, как твоя рука?
- Прекрасно, - усмехнулся он, - Теперь все прекрасно.
- Как прекрасно? Наверняка ведь болит. Ты придерживай ее другой рукой...
- А что же ты, братец, на свой трофей не посмотрел? - спросил Антон Петрович, расстегивая ворот своей косоворотки, - Он же на дворе у них распятый висел, сходил бы!
- Что? Кто распятый? - бормотал Роман, бесцельно обшаривая глазами лес.
- Да волчище! Волчище твой у них на пялице во дворе, здоровенный, как прямо медведь! Надо было б посмотреть!
- Антоша, ну что ты с этим волком, будь он неладен! Рома, Клюгин тебя перевязал хорошо? Теперь я сама тебе буду перевязки делать, у меня это лучше получается. Не трясет руку? Савва! Что ты гонишь так, езжай потише!
- А и потишай можно! - замотал головой старик, подтягивая вожжи, - Пр, пр, пр! Охолони-ко!
Кострома побежала медленней.
Антон Петрович во все глаза смотрел на племянника, массивное лицо его источало азарт и чисто охотничье возбуждение.
- Рома, голубчик, ну теперь ты расскажи, расскажи поподробней, как все было! - с нетерпением попросил он.
- Ведь это ж как подумать - волка голыми руками задушить! Эвон, это ж как так можно! - обернулся к ним Савва.
- Погоди, старик, - махнул на него рукой Антон Петрович, - Рома, не томи, голубчик, рассказывай!
- Что же мне рассказывать? - рассеянно усмехнулся Роман.
- Расскажи с того момента, как мы тогда разошлись, прямо с этого!
Роман вздохнул и стал рассказывать.
Он говорил спокойно, даже несколько равнодушно, словно речь шла о чем-то обычном, не интересном, а главное - давно миновавшем. Поглядывая по сторонам и в порядке вежливости останавливая взгляд на лицах своих слушателей, он подробно пересказал все случившееся с ним, не реагируя на возгласы испуга или удивления, то и дело раздававшиеся в коляске. Он рассказывал так, будто все это невероятное происшествие случилось вовсе не с ним, даже - не с его близким знакомым, а с каким-то далеким, совершенно чужим человеком, которого он ни разу в жизни не встретил, но историю убийства этим человеком волка слышал, и вот теперь пересказывает ее своим родственникам, причем далеко не в первый раз. Слушатели же, напротив, так были захвачены рассказом, что вовсе не заметили этого странного состояния Романа, они ахали, охали на все лады, перебивали вопросами, требовали подробностей и главное - давали советы, причем иногда с такой страстью и настойчивостью, словно вся история происходила сейчас, у них на глазах.
- Надо было б ружье взять, Ромушка, милый мой! Зачем же ножом, Господи! Посмотрел бы, да и пошел прочь. Обошел бы роковое место! - закрывала лицо руками тетушка.
- Куртку, куртку на левую руку навернул и ему в пасть, а сам в брюхо ножом! В брюхо - ножом! - гремел на весь лес раскрасневшийся Антон Петрович.
- Как же так, царица небесная! Это ж страсти-то лютыя - с волком бороться! Я и собаку-то, чай, за полверсты обойду, помилуй нас грешных! - болезненно бормотал Савва, непрерывно качая головой.
Романа несколько раздражали их возгласы, но он, не реагируя и не вступая с ними в обсуждения, все рассказывал и рассказывал, пока не дошел до момента своего плутания по лесу. Полагая, что кульминация повествования позади, он с некоторым облегчением поведал, как заплутал, хоть и шел, по своему убеждению, верно, и как попал в незнакомый ельник. Но для слушателей кульминацией, как ни странно, явилось именно это. Когда все трое услыхали, что Роман, двигаясь из Усохинского березняка, заблудился в поисках Желудевой Пади, - негодующие крики, причитания и стоны разнеслись по лесу.
- Господи, Ромушка, я бы шла влево, влево, там и конец березняку! Ой, ты же мог погибнуть, умереть без помощи!
- Зачем, зачем же ты вправо двинул так?! Это же ясно как солнце - пот Бабий луг, вот березняк, вот налево подлесье, а там Желудевая Падь, Косик и Гнилая канава! Налево пошел, десять минут ходу, - и подлесье! Боже мой. Рома! Ты же наши места должен лучше меня знать, как же тебя понесло к Бучинской?!
- Царица небесная, куды ж там плутать? Это ж с закрытыми глазами добраться можно, родимая моя мамушка!
Их громкие возбужденные советы, укоры и увещевания сыпались на Романа, словно еловые шишки. Он же, рассеянно вглядываясь в лица спутников, думал о своем, и поток мыслей, усиленный движением коляски, нес его, отделяя от всех и вся.
"О чем говорят эти наивные люди?" - думал Роман, - "Что они хотят от меня? Почему они ничего не видят и не замечают? Там, в доме они прошли мимо нее, как мимо служанки, как мимо вещи, ничего не заметив. Отъезжая, они махнули ей, отвернулись ко мне, чтобы задавать нелепые вопросы. А раньше, раньше, все это время почему они ничего не говорили мне о ней? Или они так слепы и глупы, что ничего не замечают, кроме варенья и соленых грибов? Но как возможно не заметить ее?"
- Ну а потом-то что было, Рома? - спросила тетушка, слегка тряхнув его за плечо, - Рома? Ты что, плохо себя чувствуешь?
Роман, очнувшись, поднял на нее глаза и вдруг спросил:
- Тетушка, вы давно знакомы с дочерью лесничего?
- С Танечкой? Ну... меньше года. Как только они приехали, так и познакомились.
- А отчего они не бывают у нас?
Придерживая шляпку, раскачиваясь на сиденье от ухабистой дороги, Лидия Константиновна пожала плечами:
- Не знаю. Адам Ильич человек замкнутый, суровый. А Танечка, она же еще ребенок, разве она одна поедет. Впрочем, нет, она бывала у отца Агафона.
- И у Рукавитинова, - быстро подсказал Антон Петрович и с нетерпением протянул перед Романом свою огромную руку, словно прося милостыни, - Ну, а потом, в ельнике, как тебя Куницын встретил?
- Куницын? - Роман достал портсигар и поспешно раскрыл его, - Куницын... Да Бог с ним, с Куницыным, дядюшка. Скажите лучше, мне и впрямь придется с этой рукой лежать?
- Непременно, Ромушка, непременно лежать! - зачастила тетя, - Ты потерял много крови, у тебя могут быть головокружения, да и рана была глубокой! Лежать, милый мальчик, только лежать!
- Погоди, Лида, дай ему сказать! - нервничал Антон Петрович.
