Герой со станции Фридрихштрассе - Максим Лео
Но, очевидно, не для Тани, которая отвернулась, чтобы салфеткой стереть остатки яичного желтка с уголка рта глупого Марко. А потом снова повернулась поговорить о погоде. Он почувствовал исходящий от нее запах табака, разглядел царапины на шее, чрезмерно накрашенные глаза, блеклые зрачки, которые не могли выдержать его взгляд. Она казалась усталой и печальной. Хартунг был сбит с толку. Почему еще пару минут назад он видел ее совсем другой?
В десять часов Натали повезла его обратно в гостиницу. Туман рассеялся, над ними простиралось чистое звездное небо. Они ехали молча в холоде ночи, оба погруженные в свои мысли.
— Что с твоей матерью? — спросил Хартунг, когда они выехали на главную улицу.
— Сам у нее спроси, — ответила Натали.
— Я бы хотел встретиться с тобой завтра, мне надо сказать тебе кое-что важное.
— По поводу мамы?
— Нет, о другом.
— У тебя проблемы?
— Завтра поговорим.
Натали испытующе посмотрела на него:
— Папа, ты ведь не болен?
— Нет, не волнуйся.
Они припарковались у гостиницы.
— Как тебе вечер, пап?
Хартунг ненадолго задумался.
— Знаешь, я иногда представляю, что было бы, если бы твоя мама не бросила меня. Какими бы мы стали.
— И какими?
— Сегодня я понял, что это меня больше не интересует. Мне гораздо важнее, какой стала ты.
— И какой же я стала?
— Замечательной, красивой, умной женщиной. Натали покраснела.
— Спасибо, — тихо сказала она. — У тебя есть чем позавтракать?
— Нет, но я что-нибудь найду, не волнуйся.
— Доброй ночи, пап.
— Доброй ночи.
Когда Натали уехала, Хартунг сел на скрипучую кровать и включил телевизор. Сейчас он бы с удовольствием выпил пива, но здесь не было минибара. По телевизору шел документальный фильм о нашествии волков в Бранденбурге и Саксонии. Жители запада, вероятно, опять будут говорить, что такое возможно только на востоке, подумал Хартунг. Нацисты и волки — вот это сочетание. В фильме показали овчарню под Гёрлицем, где два волка за одну ночь перегрызли целое стадо овец. «Бессмысленное убийство», — сказал овчар, как будто от волка можно было ожидать разумного по человеческим меркам поведения. Хартунг подумал об угольном карьере, который был где-то там, подумал о Тане и о печали в ее глазах.
В дверь постучали. Хартунг открыл и увидел перед собой крупного мужчину.
— Михаэль Хартунг? — спросил мужчина.
— Да, — ответил Хартунг.
В руке у мужчины что-то блеснуло, Хартунг почувствовал укол в живот, и тут же ладонь незнакомца закрыла ему рот. Гостиничный номер вдруг стал светлее. Хартунг хотел закричать, но не мог выдавить ни звука. Пол зашатался, комната поплыла, и стало темно.
Очнувшись, Хартунг обнаружил, что лежит на кровати, его рот заклеен, а руки связаны за спиной. Перед ним сидел мужчина и смотрел телевизор. Он улыбнулся, когда Хартунг открыл глаза.
— Ну как вздремнул?
Хартунг ответил бы, вот только рот был намертво заклеен.
— А теперь, дружочек, слушай меня внимательно! Один наш общий знакомый очень хочет, чтобы ты выступил с речью. Должно быть, это крайне важная речь. Понимаешь, о чем я?
Хартунг кивнул.
— Хорошо. Похоже, нашему знакомому ты очень нравишься, потому что иначе не досчитался бы уже как минимум одного пальца. Лично я думаю, что ты не заслужил такого хорошего отношения. К тому же отрубать пальцы мне очень нравится, особенно когда нож доходит до кости. И знаешь что? У меня отменный нож. Рубит кости, как куриные крылышки. Но, увы, наш знакомый сказал, что ты парень неглупый и предупреждения будет достаточно.
Хартунг снова кивнул. Он увидел, как мужчина заносит кулак, и почувствовал пронзительную боль в боку, от которой на несколько секунд перехватило дыхание.
— Это твоя почка — поболит пару дней, потому что разорвалась. Операция не потребуется, само срастется, просто боль будет адская. Я понятно объясняю?
Хартунг кивнул и почувствовал следующий удар, на этот раз в живот. От сильной боли он выгнулся, в глазах резко потемнело. Когда он очнулся во второй раз, во рту был привкус крови, а в животе горело так, будто в него воткнули нож.
— А это был хук в печень, — сказал мужчина. — Ты наверняка слышал о таком — относительно бокса, например. Сразу вырубает, а еще чертовски больно, после такого неделю не сможешь полноценно вдохнуть. Но это ничего, правда? Не обязательно же все время делать полный вдох?
Хартунг кивнул.
— Молодец, — сказал мужчина и склонился над Хартунгом. — А теперь к делу. Полагаю, мы договорились: ты сделаешь все, что попросит наш общий знакомый?
Хартунг кивнул.
— И не выболтаешь того, что может навредить нашему знакомому?
Хартунг кивнул.
— И ты понимаешь, что, если мне придется за тобой вернуться, ты труп?
Хартунг кивнул.
— И я найду тебя, где бы ты ни был. Это ты тоже понимаешь?
Хартунг кивнул.
— Кстати, у твоей дочери очень симпатичный деревянный домик там, на холме. При случае я бы взглянул на него поближе.
Хартунг жалобно застонал.
— Ладно, думаю, мы оба молодцы и достигли взаимопонимания. Сейчас я сделаю тебе еще один укольчик, ты уснешь, я освобожу тебя, а когда проснешься, все снова будет как прежде… Если не считать жуткой боли, но за все нужно платить, верно?
Из последних сил Хартунг кивнул, почувствовал, как игла вошла в живот, все поплыло и потемнело.
31
В голове у Хартунга шумело, поэтому он не сразу сообразил, что шум исходит из-за двери. Он повернулся на спину, жгучая боль пронзила внутренности. Не двигайся, подумал Хартунг. Не двигайся. Он попытался открыть рот: язык ощущался шершавой сухой тряпкой. Хартунг смог выдавить из себя только жалобный стон.
— Папа! Папа! — раздался из-за двери голос Натали.
Ответить не получалось. Он аккуратно перевернулся на бок, размышляя, как бы встать, причинив себе поменьше боли. Но стоило ему немного приподняться, как ужасная боль вернулась. Плевать, подумал Хартунг и, опираясь на руки, со стоном встал. Голова закружилась, голос Натали вдруг зазвучал будто издалека. Она ушла? Хартунг сполз на пол и, лежа на спине и отталкиваясь ногами, стал продвигаться к двери. Добравшись, он медленно встал.
— Папа, ты тут? — крикнула Натали.
Он нажал
