Донецкое море. История одной семьи - Валерия Троицкая
– Мама приехала, знаешь? – спросил его отец.
– Знаю… – отчего-то испугался Рома. – А вы откуда знаете?
– Она к нам приходила, – ответила Катя.
– Зачем? – еще сильнее испугался он.
– Хочет, чтобы тебя побыстрее обменяли, – коротко ответил отец.
– Обменяли? А ты при чем? – каким-то диким взглядом уставился Рома на отца.
– Пытаюсь ей помочь.
– Как?
– Не важно. Пусть сама тебе расскажет. Ладно, мы пойдем… – решил отец. – Если что-то нужно, передай парням на посту, они меня найдут.
– И я здесь… рядом, – тихо добавила Катя.
Олег встал, и они с дочерью направились к выходу.
– Подождите! – уже у двери остановил их Рома.
– Что? – вопросительно посмотрел на него отец.
– Не верьте маме! – с ужасом в голосе проговорил он.
– В смысле?
– Только не убивайте ее!
– Почему мы должны ее убить? – Олег быстро вернулся и снова сел напротив кровати сына. – И в чем мы не должны ей верить?
– Она… Она сказала, что договорилась с кем-то, что… нас с ней отпустят, что меня больше не заберут…
– С кем договорилась?
– Не знаю, – испуганно замотал головой Рома.
– Мне она сказала, что хочет с тобой бежать, – спокойно объяснил ему отец. – На Украину она возвращаться не собирается, она хочет с тобой улететь в Турцию.
– Нет, она с нашими договорилась! – выпалил Рома.
– Вот как… О чем? – внимательно смотрел на него отец.
– Не знаю. Она тут что-то делает. Не верьте ей! – выкрикнул он. – Только не убивайте ее, пожалуйста!
– Никто ее убивать не будет, успокойся! – пообещал Олег и крепко задумался. – Она здесь информацию собирает? Какую? Какое у нее задание?
– Я не знаю, я честно не знаю, – с мольбой смотрел на них Рома. – Вы обещаете, что ее не убьете?
– Обещаю, – твердо ответил отец. – Скорее всего, ее просто выдворят из страны. Успокойся, все будет хорошо!
Они с Катей тревожно переглянулись и снова собрались уходить.
– Подожди! – опять остановил их Рома. – Ты же знаешь, да? Правду? Знаешь, что ты не мой отец? Мать ведь тебе сказала?
– Сказала, – невозмутимо ответил Олег. – Только правда это или нет, я не знаю. Знаю, что сыном ты мне быть не перестал.
– Поправляйся! – тихо произнесла Катя. – И подумай, может тебе все-таки что-то нужно?
– Не знаю… А книгу можно? – вдруг спросил Рома.
– Книгу? – несказанно удивился отец. – А ты читать-то сможешь? После операции?
– Телефон же нельзя… – слабым голосом проговорил он. – Что-нибудь, чтобы голову забить. Что угодно… Да хоть детское! Чтобы с ума не сойти! – сорвался он на крик.
– Да ты ничего и не читал в детстве, – недоуменно и испуганно смотрел на него отец.
– Катя мне читала! Помнишь? – с надеждой спросил он.
– Помню, – кивнула она. – «Три толстяка» читала и «Детей капитана Гранта». Принести?
– Принеси! – совершенно безумными глазами смотрел он на сестру. – Лучше «Капитана Гранта».
– Хорошо. Что-то еще? – с болью произнесла она, рассматривая его перекошенное лицо.
– Попить, – попросил он. – Компот грушевый.
Он вытащил руку из-под одеяла, и Кате вдруг показалось, что он хочет схватить ее ладонь – как в детстве, когда ему было очень страшно. Но он то ли растерялся, то ли передумал, как-то нелепо взмахнул рукой в воздухе и положил ее к себе на живот.
– Хорошо, Рома, все принесем, – пообещал ему отец. – Завтра нас, скорее всего, не пустят. А послезавтра точно придем.
– Хорошо, – едва слышно отозвался он.
Отец и Катя постояли над его кроватью еще несколько секунд, потом молча вышли из палаты и так же молча спустились на лифте вниз.
– Ты как, ребенок? – тихо спросил отец в вестибюле больницы.
– Нормально, – еле слышно отозвалась Катя. – Смена началась. Мне пора.
– Хорошо, иди! – он быстро поцеловал дочку в лоб. – Устала?
– Да ничего, – улыбнулась она.
У лифта Катя вспомнила, что не перекрестила отца. Обернулась. А он уже ушел.
Следующие сутки слились в бесконечный и беспросветный поток крови и человеческой боли. К ним везли много раненых. Она стояла на перевязках, у нее болели спина и ноги, у нее отнимались руки, у нее болело сердце, она бинтовала, она обезболивала, она утешала, она ставила капельницы, она кого-то поила, одного бойца кормила детским пюре из баночки. Вспомнила, что у Ромы тоже отбита челюсть. Побежала в сестринскую, нашла в холодильнике две банки питьевого йогурта и попросила медсестру из того отделения ему передать. Потом, чтобы передохнуть, помогала санитаркам греть воду.
– Доченька, не посидишь со мной?
Она на цыпочках обходила палаты, осторожно, совсем чуть-чуть приоткрывая двери, чтобы не запустить в их сумрак искусственный, резкий желтый свет из коридора. А он – мобилизованный, штурмовик, крепкий и бородатый мужик лет за сорок – мучился от боли.
– Больно? – грустно улыбнулась Катя, присев на край его кровати.
В палате кроме него все спали. Светила луна. Донецкая ночь звенела своей тишиной, и чужому человеку не поверилось бы, что весь прошедший день в нескольких километрах от этой больницы шли бои.
– Больно, – так же грустно улыбнулся он в ответ.
– Пока нельзя обезболить, – тяжело вздохнула она. – Недавно делали. Придется потерпеть.
– Знаю. Посидишь со мной?
– Посижу, – кивнула Катя.
– Одна нога-то у меня – всё, – заключил он.
– Ничего, есть вторая! – ободряюще улыбнулась ему Катя. – Вон вы какой красивый! Вас жена и с одной ногой любить будет!
Мужчина беззвучно рассмеялся.
– Только побрить вас надо! А то вы немного на лешего похожи! – сказала Катя. – Завтра организуем.
– Да, зарос… – со вздохом почесал он недельную щетину. – А до того, как стать лешим, я был водителем автобуса… Как я без ноги буду автобусом-то управлять?
– А как Маресьев без двух самолетом управлял? – спросила Катя.
– Действительно, как? – задумался он. – Что, думаешь, повожу еще пассажиров?
– Конечно. Может, и самолет еще освоите. Вы же русский человек!
– Твоя правда! – тихо засмеялся он и внимательно посмотрел на нее своими черными, блестящими от боли глазами. – Маленькая ты какая! Моя постарше будет.
– У вас дочка?
– Дочка и два сына! – растянулся он в улыбке. – И внучка уже есть.
– Да? Значит, вы счастливый!
– Счастливый, – подтвердил он. – Вместо сына старшего пошел. Знал, что его должны мобилизовать. Он совсем недавно у меня отслужил, и специальность самая та… А у него ребенок только что родился! И как быть? Вот я сразу же и пошел. И повезло: военком такой мужик мировой попался, все понял, меня одного и призвал. Это хорошо. Это правильно. Старые должны погибать. Молодые не должны.
– Вы не старый. А погибают все, и молодые тоже.
– Да, и молодые
