Свои по сердцу - Леонид Ильич Борисов
Часто известным и богатым становился тот, кто не заслуживал этого, — какая-то загадочная сила препятствовала тому, чтобы читатель знал того, кто ему особенно был нужен. Жюль приходил к выводу, что, следовательно, суть в помощи случая, в удаче, — судьба почти всегда являлась распорядителем и распределителем благ, и эта судьба почти всегда жестоко несправедлива…
От писателей он переходил к ученым, изобретателям, и здесь он видел иную картину: известным чаще всего делалось само изобретение, открытие, но не имя человека. Тот, кто читал Гамлета, неминуемо знал имя автора этой трагедии. Читатель любит «Робинзона Крузо» и, естественно, запоминает на всю жизнь сочинителя этой необыкновенной книги — Даниэля Дэфо. Спроси, кто написал «Дон-Кихота», и девяносто девять из ста ответят: Сервантес. Но собери сто, двести, триста человек и спроси: кто изобрел карманные часы? Ответят очень немногие, и, может быть, как раз те у кого нет карманных часов. Спроси шахматиста знает ли он что-нибудь из истории этой игры, и он смущенно улыбнется. Кто изобрел машину, делающую бумагу для книги, кто и где впервые сделал бумагу? Кто изобрел печатный станок? В каком году и где напечатана первая книга? Человек ответит: «Я читаю Рабле, книга мне нравится, но я не обязан знать все то, что, наверное, и вам знакомо понаслышке…»
— А вот я все это знаю! — сказал однажды Жюль.
— Хвастунишка, — незлобиво заметил Иньяр.
— Пусть хвастунишка, это ничего не меняет. Ответь мне, музыкант и композитор, — кто изобрел инструмент, на котором ты играешь? Кто научил людей записывать музыку на бумаге? Ну, отвечай, кто изобрел фортепьяно?
— А ты знаешь? — спросил Иньяр, иронически насвистывая.
— Знаю, — Жюль вскинул голову. — Только тебе что ни говори, все сойдет за истину. Назови тебе Кристофори и тысяча семьсот одиннадцатый год или что-нибудь другое, — ты всему поверишь!
— Кто же изобрел инструмент, на котором я играю? — спросил Иньяр, крайне заинтригованный этим своеобразным экзаменом. — Ты сам-то знаешь ли?
— Я только что назвал имя и год. Ну, теперь спрашивай меня! По любому предмету!
— Хорошо… Скажи, — кто изобрел блинчики с вареньем?
— Ты вздумал пошутить, а на самом деле задал очень серьезный вопрос, Аристид. Блинчики с вареньем и все прочие вкусные вещи изобрел голодный человек.
— А мне думается, — пресыщенный, — убежденно проговорил Иньяр.
— Нет, голодный. Изобрела его мечта, когда он, фантазируя, насыщался всем, что только мог придумать. Он изобрел, а сытые приготовили и съели!
— А ведь так часто бывает, Жюль, — серьезно заметил Иньяр, ероша свою шевелюру. — Возьмем, к примеру, твоего Блуа; ты сам говорил, что…
Одни открытия пропадают, другие, не доведенные до конца каким-нибудь Пьером, реализуются руками и смекалкой какого-нибудь имеющего связи Франсуа… Сейчас время для самой плодотворной, самой лихорадочной работы изобретателей, ученых, техников, — одно открытие следует за другим, а что именно будет открыто завтра? Чего не хватает веку, обществу, людям, отдельному человеку?
Жюль набросал на бумаге наименования необходимых людям вещей. Есть пароход, плавающий по воде, но, кажется, нет парохода, плавающего под водою. Паром пустить такое судно в движение, конечно, нельзя. Чем же, в таком случае? Стоит подумать. В детстве Жюль фантазировал: как забраться на Луну… Чего проще, — протяни рельсы и пусти поезда, взаимно друг друга подталкивающие… Сегодня он смеется над этой чепухой. Сегодня ему кажется, что для этой цели потребовалось бы пушечное ядро. Ну, а как быть с людьми, которые пожелают совершить такое заманчивое путешествие? Найдется же смельчак, и, наверное, не один, а много. «Гм… Следует подумать над этим, познакомиться как можно глубже с баллистикой, с… Ох, жизни, кажется, не хватит на то, чтобы все знать, все прочесть! А на что и дана эта жизнь, в самом деле!»
Для своего возраста Жюль знал много. Применение накопленных знаний, по его собственному мнению, тормозилось тем, что ему все не удавалось найти подходящие условия. Не редактор же «Семейного музея» и есть эти «подходящие условия»! И не Аристид, — этот советует плыть по течению, поставлять литературный товар редакциям и таким образом постепенно делать имя и деньги.
На одной из главных улиц Парижа открылась маленькая выставка технических новинок — целая коллекция необходимых человеку вещей. Она помещалась в магазине хозяйственных принадлежностей. Ничего особенного — вещи, потребные кухарке: мясорубка, кофейная мельница, нож, снимающий шелуху с картофеля, песочные часы «Модерн», капканчик для мышей. Ничего нового, и в то же время не скажешь, что пред тобою вещи давным-давно знакомые. В конструкцию мясорубки и кофейной мельницы внесли две-три детали, ранее неизвестные. По словам продавца, новая мясорубка приготовляет фарш вдвое мельче и втрое быстрее, а кофейная мельница устроена так, что вы имеете возможность получить кофе любого размола, кто какой любит. А капканчик! В старой мышеловке животное попадало в безвыходное положение, и только. Сейчас животное страдает и мучится. И уйти не может. Правда, тут имеется одно «но»: в этот капканчик могут угодить кошка или собака; вот эта хитроумная деталь устроена так, что с нею надо обращаться осторожно, не то придавит палец и человеку. Ребенку она оторвет палец, размозжит его.
Жюль рассматривал выставленные на прилавке диковинки — «новейшие изобретения», как заявляли продавец и плакаты. А что во всех этих вещах нового? Над чем работала мысль мастера, делающего эти вещи? Раньше они продавались? Да, их можно было купить и десять лет назад, но вещи эти были примитивнее, проще по конструкции и сложнее в пользовании. Теперь наоборот. Не так давно карандаш нужно было очинивать ножиком, теперь появилась машинка; сунешь карандаш в машинку, повернешь десять — двенадцать раз — и готово, пиши. Пользование облегчилось, но то, что дает возможность пользоваться, усложнилось: в этой точилке семь деталей, она могла возникнуть только после того, как некоторое время карандаш очинивался ножиком. Да и карандаш, — давно ли появился он!..
Сперва была обыкновенная лодка, сделанная из дерева. Потом ее заменило, не изгнав из пользования вовсе, парусное судно. За ним пришло паровое. Несомненно, что дальнейшее развитие позволит судну, плавающему на воде, уйти под воду… Так… Ну, а теперь окинем взглядом мостовую Парижа, освободим от лошади коляску, дадим коляске возможность двигаться без помощи лошади… Поднимем коляску на воздух. На воздух? Но может ли что-нибудь подняться на воздух, если это что-то тяжелее воздуха?
Жюль облокотился о прилавок, раздумывая и размышляя. Продавец спросил его, — что же ему угодно?
— Неужели вы не хотите подарить вашей жене или матери кофейную мельницу? Так недорого! А капканчик! Простите, но у вас, наверное, водятся
