KGBT+ (КГБТ+) - Виктор Олегович Пелевин
Она шутила. Но я уже понимал про живых женщин самое главное.
Женщина очищает. Она делает тебя свежим. Безгрешным. Омытым светом. Новым. И если ей хочется за это разных ништяков, то она, конечно, в своем праве – потому что изуродованный «Открытым Мозгом» мужской организм просто не в силах предложить ей эквивалентного обмена. Ни в биологическом смысле, ни в социальном.
Во всяком случае, в начале отношений. Но опять, не буду забегать вперед.
* * *
У каждого крутого вбойщика есть свой сигнатурный стрим, по которому о нем судят.
Обычно он рождается в самом начале карьеры – это естественно, потому что именно тогда душа производит свой главный продукт, вбирающий весь ее предыдущий опыт.
Мема 6
Вбойщик!
Не слишком важно, в каком возрасте ты начинаешь свой путь – но если ты не сорвешь звезду с неба в свой первый, ну второй, ну максимум третий год на арене, то вряд ли дотянешься до нее когда-нибудь потом.
Крутая вбойка случается, когда стрим соединяет сразу много хранящихся в голове смыслов. Вруб, резонирующий на разных уровнях и некоторое время поддерживающий сам себя без внешнего сигнала, называется фрактальным. Ты как бы чиркаешь спичкой по чужому сознанию (оно же и твое собственное), и вся культурная прошивка начинает тревожно светиться, повторяя одни и те же огненные паттерны на многих смысловых слоях. Что-то отдаленно похожее делали карбоновые рэперы (к чему я еще вернусь), но вбойщики работают на порядок точнее и мощнее, потому что опираются не только на слова.
Мы, вбойщики – поджигатели косых амбаров и заплесневевших сараев, считающих себя нашими зрителями и судьями. Не все они, конечно, способны гореть. Но дым пойдет по-любому.
Моя сигнатурная вбойка называется «Катастрофа», и я уверен, что вы или подключались к ней сами (скорей всего, даже не раз и не два), или про нее слышали.
Чтобы было понятно, как она менялась во времени, мне придется нарушить линейность повествования. В автобиографии делать так не слишком хорошо. Но жизнь вбойщика состоит из его стримов, так что это неизбежно.
Сейчас я расскажу, как впервые прожег прошивку целому стадиону – и как потом моя вбойка эволюционировала вместе со мной.
Первый раз я вбил «Катастрофу» на Шарабане. Это был большой праздничный концерт, приуроченный к годовщине взятия Самары, но геополитики я избегал с самого начала, так что подков и конского черепа на мне не было.
Мне удалось откосить, потому что я сослался на несовместимость праздничной символики с собственным арт-дизайном. Именно тогда я первый раз вышел на сцену в самурайском шлеме с буквами KGBT+.
Он стал с тех пор моим обычным причиндалом. Я надевал его практически на все стримы, и вы наверняка знаете эту каску с полумесяцем на лбу. Это была моя собственная идея, но сейчас я не помню, как именно она пришла мне в голову. Возможно, дело было в том, что уже в те дни на меня влиял маяк господина Сасаки (расскажу о нем подробно позже).
Герда добавила к своему комбинезону личину клыкастого тибетского черта. После этого случая она ее больше никогда не носила; видимо, нейросеть сообразила, что красивое женское лицо – маска гораздо более высокого демонического ранга.
Народ знал, что мы угостим его Андерсеном, это было объявлено заранее, и для светских обозревателей мы уже стали сладкой парочкой из сказки. Но наши наряды как бы говорили толпе – вы полагаете, Кей и Герда накормят вас сладким? Какими-нибудь пошлыми марципанами? Ага. Сейчас. Замучаетесь глотать.
И мы не обманули.
Вот как я вбил «Катастрофу» в самый первый раз:
Вы помните сказку Андерсена про Снежную Королеву? Думаю, нет. Поэтому напомню, с чего она начинается.
Значит, жил-был тролль, злющий-презлющий, по некоторым сведениям, сам дьявол (вот только если это правда, зачем называть его троллем?).
Раз он был в хорошем настроении – и смастерил зеркало, в котором все «доброе и прекрасное» уменьшалось донельзя, а все «негодное и безобразное» выступало ярче и казалось еще хуже.
Ну, мы знаем примерно, что наш добрый сказочник называет «прекрасным» – это когда пляшут буйные медведи, а карточные игроки дерутся за своим столом. Так что не будем спешить с оценкой.
Лучшие из людей выглядели в зеркале троллей уродами – казалось, что они стоят на голове, а животов у них и вовсе нет. Тут каждое слово важно. «Стоят на голове», видимо, означает, что они опираются на рассудок, а «животов вовсе нет» – что они преодолели животное начало. Как там дальше? Добрая и благочестивая человеческая мысль отражалась в зеркале невообразимой гримасой… Ну, «благочестивые мысли» времен разгула христианства – например, сжечь на костре пару ведьм или геев – нам сегодня тоже кажутся гримасами. Так что, скорей всего, зеркало троллей просто показывало мир как есть, без всяких прикрас.
Ученики тролля так и говорили: «Только теперь можно увидеть весь мир и людей в их настоящем свете». Да, мы помним, что ученики тролля – bad guys. Хорошие ребята – это ангелы с пиками.
И вот ученики тролля решили добраться до неба, чтобы посмеяться над ангелами и самим Творцом. Чем выше они поднимались, тем сильнее кривлялось и корчилось зеркало от гримас – тролли еле-еле удерживали его в руках. А потом они оказались так высоко, что зеркало перекосилось, вырвалось из их рук и разбилось вдребезги…
О чем это на самом деле?
Представим, что у троллей было зеркало, в котором проявляется истина. И вот они захотели узнать правду про Творца. Они поднимаются выше, выше, выше… А потом зеркало вдруг разлетается на осколки.
А что, если зеркало и в этот раз отразило правду как она есть?
Мы знаем, что живем на руинах древней катастрофы. Что-то разлетелось вдребезги четырнадцать миллиардов лет назад. Мы все – осколки этого взрыва. И когда зеркало троллей навели на Творца, оно разбилось не потому, что создатель наказал троллей за наглость.
«Распад на обломки» и есть самая честная фотография нашего бога. Единственная, которую мы можем сделать. Хоть телескопами, как физики, хоть душой, как старинный поэт Ницше. Даже самое сакральное из божественных имен состоит из четырех обломков – видимо, древние евреи наблюдали создателя сквозь свою духовную оптику через несколько пикосекунд после его распада и не сумели приблизиться к исходной точке творения ближе…
Все сущностные сказки очень-очень короткие. Крибли-крабли-всебля…
Тут Герда врубила «ту-ду-ду-дум» из
