Невозвратный билет - Маша Трауб
– Нет, Марусь, я не готова, не хочу. Знаешь, я поняла, что у меня есть родственники – вы. Я твоя, пусть и названная, тетя. Твоя мама мне как сестра. Вы мне роднее, чем самые родные кровные родственники.
В этот момент из комнаты раздался громкий плач Кирюши и вопль Киры.
– Повезло вам с родственничками. – Маруся состроила гримасу. – Мам, скажи им! Мне еще математику делать, а они опять орут!
Север
Я вспомнила эту историю, когда мой уже взрослый сын-студент показал работы своих однокурсников. Студенческий конкурс рассказов. Ежегодный, традиционный. Сын решил, что мне будет любопытно. Работа победительницы была, что называется, «крепко сделанной» – сюжет, стилистика, все на месте. Но меня потрясла работа девушки, занявшей третье место. Там и сюжета, по сути, не было. Она просто описывала виды пара на морозе. Как испаряются вода, спирт, моча, кровь. Рассказывала про холод, не однодневный или двухдневный, а постоянный, неизбежный, не дающий надежды на хотя бы относительное потепление. Девушка писала про то, как при минус сорока градусах по Цельсию трансформируется пар из выхлопных труб машин. Как сначала задыхаешься, выходя из теплого помещения на мороз, а потом впадаешь в спячку, оказавшись в теплом помещении, в котором опять ловишь ртом воздух, настолько пересыхает в горле.
– Мам, ты чего? – спросил сын. Я сидела и плакала. Пыталась дышать.
– Надо было ей первое место дать, – ответила я. – Девушка описала то, что чувствовала сама, и то, что чувствовала я в своем детстве. Слишком откровенно, слишком натуралистично. Она описала свой холод, а заодно и мой.
Я не стала рассказывать сыну, что та девушка написала далеко не все. Испугалась идти до конца или ее уберегла судьба. Не дала увидеть всю подноготную. Меня не уберегла. А возможно, молодой автор решила, что, если она напишет всю правду, ей никто не поверит. Сочтут вымыслом, причем дурным.
История, которую расскажу я, случилась в действительности. В ней нет авторской фантазии, интерпретации. Еще никому из писателей не удавалось переплюнуть обычную жизнь.
Я никогда не вспоминала, когда впервые оказалась на Севере. Не на том, где можно увидеть северное сияние, а на другом, где существует только холод. Да, Юг одинаково теплый, сытный, яркий, смешной, безалаберный. Север очень разный по ощущениям. Есть места, где идешь и слушаешь скрип снега под ногами. А есть места, где этот же снег будто впивается в тебя иглами. Осколок льда в сердце Кая вовсе не художественный вымысел, а чистая правда. Только сначала ты смотришь на себя в зеркало и видишь, что ресницы, брови, прядь волос вдруг стали белыми. Потом понимаешь, что не можешь сжать пальцы в кулак. Варежка, самая теплая, замерзла и встала колом. Что такое вечная мерзлота? Тот момент, когда ты не можешь согнуть пальцы. Страшное ощущение, на самом деле. Ты вдруг становишься беспомощным, безруким. А еще безногим. От налипшего на валенки снега они становятся неподъемными. И требуется приличная физическая подготовка, чтобы сделать хоть шаг. Постепенно организм привыкает к холоду, становится все равно. Человек будто впадает в спячку – в сказке про Кая и Герду это описано очень точно. Только мозг еще подает сигналы бедствия – нельзя садиться, если устал идти. Нельзя засыпать, даже если нестерпимо клонит в сон. Нужно двигаться. Шапка, шапка. Нельзя спать без шапки – первый навык выживания. Мне кажется, ночные колпаки имели жизненно важное значение, дело вовсе не в моде.
И уже потом осколок льда достигает сердца. Человек впадает в анабиоз или погружается в криокамеру. Он замерзает изнутри. Его ничего не волнует, не беспокоит. Больше ничего не хочется. Все тревоги, все проблемы будто отступают. В этом Север похож на Юг. При жаре наступает то же чувство – не хочется даже двигаться. Нет ни мыслей, ни чувств, ни желаний. Только покой. Но покой от жары другой. Теплый. Ты знаешь, всегда найдется тот, кто плеснет в лицо ледяной воды или окунет в холодное море. Ты очнешься, морок спадет. На Севере нет такой надежды. Никто не спасет. Только сам. Все сам. Выживание – дело исключительно личное. Каждый сам за себя… Герда не спасла Кая на самом деле. Лишь в этом проявился писательский вымысел. Кай должен был умереть, замерзнуть насмерть. Никогда не любила эту сказку, не верила в нее. На Севере выживают только те, кому нечего терять, и оттого они еще отчаяннее держатся за жизнь. Те, кто научился жить с осколком льда в сердце.
Мы летели в городок, тогда еще поселок, претендующий на звание городского типа, из Москвы. Мама забрала меня от бабушки буквально за неделю до отъезда. Я горько плакала.
– Собери теплые вещи, – велела мама, упаковывая свой чемодан.
Все теплые вещи остались у бабушки. Вязаная кофта, которую я надевала на школьное платье под фартук. Минус один – жуткий мороз. Тапочки зимние из бараньей шерсти – в них было жарко. В доме топилась печка. Я спала в комнате, которая примыкала к печке. Стена всегда была теплая. Не успевала остывать. Я прижималась к стене, согревалась и тут же засыпала. На зимней кухне печь тоже топилась сутками. Была летняя кухня, большая, открытая, с большим столом, и зимняя – маленькая, печка занимала почти все пространство. На зимней бабушка гладила, подшивала пододеяльники, иногда писала. Я там делала уроки, вязала, читала. Никогда не чувствовала холода.
Я смотрела на связанные соседкой шерстяные носки из шерсти барана Бяшки, которого знала лично и помогала вычесывать шерсть после стрижки, и красивую телогрейку с вышитыми узорами, подаренную мне на день рождения. Положила в чемодан свитер, модный, с горлом, который мама «достала через десятые руки»,
