Александр Попов - Новая Земля
Удивительно: голос Татьяны, всегда раздражавшийЛоскутова, неожиданно стал желанен ему и мил. Хотелось слушать его. И муж притягивался слухом, чтобы услышать мельчайшие нотки голоса, но Татьяна, кажется, ушла в дальнюю комнату. Лоскутову вспомнились все девушки из его молодости, и он поразился тому, что мог когда-то просить их о любви, о сострадании. Как прекрасна его Татьяна! Ему захотелось скорее обнять жену, опуститься на колени и попросить у нее прощения. В нем распустилась захватывающая, но мучительная нежность.
Лоскутов вспомнил сыновей, которых так часто обижал, и теперь ему хотелось только судить себя, не оправдываться.
Ему стало смешно, что он мог злиться на людей только потому, что они оказывались удачливее его, и стало невыносимо стыдно, что мог презирать, ненавидеть Анатолия Ивановича лишь потому, что тот являлся его начальником.
Он понял, что жил в бреду и ложно.
- Гх! - услышал он и вздрогнул:
- Кто здесь?!
Он совсем забыл о сидевшей напротив тени.
- Итак, мой друг, я готова! Вся твоя дрянь - во мне. Ты чист, ты, можно сказать, - ангел. Однако не получил то, о чем мечтал столько лет.
- Сгинь, сгинь! - стал махать руками Лоскутов. Он увидел, что тень сделалась толстой, безобразной, и узнал в ней самого себя - жирного, пухлого, толстогубого уродца.
- Ну-с, хватит! Я должна действовать, а иначе, увы, не могу: я переполнена и сыта, во мне столько энергии!
4
Тень встала - поднялся и Лоскутов, хотя совсем и не думал этого делать. Тень шагнула - и он следом, точнее, след в след. Тень оказалась сильнее, и сопротивление Лоскутова было напрасным. Он испугался, поняв, что тень - его палач, от топора которого ему не увернуться.
Они вбежали в зал, в котором жена и сыновья играли в лото.
- Помнишь, - обратилась тень к Лоскутову, - как ты хотел расправиться с женой и детьми?
- Коля, ты мне что-то сказал? - неохотно оторвалась от игры Татьяна и повернулась к мужу, который подходил к ней. - О-о, Боже! Ты что делаешь?! Мне больно! Постесняйся детей!
- Ха-ха-ха!
Дети набросились на отца:
- Отпусти маму!
- Миленькие мои, Миша, Петр, разве не видите, что не я, а тень глумится над мамой?!
- Ты что несешь? - гневно сказал старший сын. - Ты пьяный или спятил?
Тень хохотала, потом ударила мальчиков и Татьяну и побежала к двери; Лоскутов покорно последовал за ней.
- Как же вы не видите, что нас двое, я и тень? - кричал Лоскутов. Может, я действительно сошел с ума?
Как бы реалистично, ясно ни размышлял Лоскутов, но не мог не понимать и не видеть, что делал то, что было угодно его тени, - она уже бежала по улице, а он - за ней. Он чувствовал, что не в силах сопротивляться.Разумное безрассудство, - даже попытался определить он то, что с ним происходило.
Дождь был таким сильным, хлестким, что Лоскутов не мог открыть глаза. Ветер, как собака, бросался на него из-за углов каждого дома, бился в стекла автобусов и трамваев, со свистом влетал в голые ветви тополей, и они трещали и гнулись. Все вокруг Лоскутова гудело, издавало устрашающие звуки, словно бы разошлась нечисть.
Тень, этот уродливый сгусток зла и раздражения, бесовски хохотала и подпрыгивала.
- Прошу тебя, стой! - взмолился Лоскутов, пытаясь схватить тень.
- Поздно, дружок, поздно! Нужно было раньше думать, а теперь ты сделал меня сильнее себя. Я счастлива - ты мой раб! Я устала валяться в твоих ногах. Вперед, вперед! - кричала тень.
Они забежали в магазин, в котором Лоскутов недавно купил колбасу. Тень стала толкать людей, потом повалила на пол продавщицу. Послышалась сирена кто-то вызвал милицию. Но тень быстро выбежала на улицу, грубо устраняя с пути людей. Прыгала, кричала, строила рожицы, однако Лоскутов заметил, что, кажется, резвости, азарта у нее поубавилось. Она иссякала, но еще была довольно сильной.
Появились милиционеры, но Лоскутов и тень забежали в какой-то подъезд и быстро поднялись на четвертый этаж. Тень уже задыхалась, хрипло дышала и худела. Лоскутов тоже устал и ослаб.
Тень постучала в дверь. А внизу по лестнице уже бежали люди и кричали:
- Я видел, он сюда забежал!
- Вот негодяй: продавщицу, старуху, чуть было не убил!
- Душить таких надо!
Тень обратилась к Лоскутову:
- Помнишь, у тебя однажды мелькнула мыслишка: а не убить ли мне Анатолия Ивановича? Знаю, знаю, подмигнула тень, - он помеха тебе. Место твое, наглец, занял. Да и женушка у него красавица; помнишь, как ты на нее смотрел? Она сейчас станет твоей!
- Николай Ильич? - удивился, открыв дверь, Анатолий Иванович, полный, добродушный мужчина. - Что с вами? Вы раздетый, мокрый... А-а-а! - И он стал медленно валиться на пол.
Лоскутов увидел в своих руках окровавленный нож.
Тень неожиданно стала сильно дрожать, съеживаться, однако у нее хватило сил захлопнуть дверь.
- Он - здесь! - кричали люди на лестничной площадке.
Из комнаты вышла жена Анатолия Ивановича, молодая красивая женщина в кокетливо-коротком халате. Она улыбалась, но увидела окровавленного мужа, нож в руках Лоскутова, - закричала и убежала в дальнюю комнату.
Тень, приволакивая дрожащие ноги, обессилено поплелась к балкону; Лоскутов, готовый вот-вот упасть, покорно следовал за ней. В дверь стучали, ударяли плечом, гневно кричали.
- Надо спасаться, - искал дрожащими руками в темноте на балконе двойник Лоскутова. - тут должна быть водосточная труба. Да, вот она!
Дверь выломали. Толпа ворвалась в комнату, но Лоскутов уже спускался по трубе. Его руки ослабли, и он ощутил, что мышцы стали растекаться и расползаться. Он полетел вниз, - хлестко упал на залитую водой землю.
5
Лоскутов, видимо, был без сознания и не знал, сколько времени пролежал на земле; предположил, что - долго: упал ночью, был ветер и дождь, а сейчас - раннее утро и всходило солнце.
Лоскутов вспомнил все, что с ним стряслось. "Если на самом деле я вытворял такое, то почему же меня не поймали? - подумал Лоскутов. - Почему я лежу на клумбе в садике дома под окнами моей спальни? Получается, я видел сон, в бреду выпрыгнул с балкона, - слава Богу, что всего-то второй этаж! Никакой взбесившейся тени не было?"
Но Лоскутову не хотелось докапываться - сон или явь были; ему важно было понять - чем он стал в эту ночь? Он хорошо осознавал, что изменился: в его сердце стало легко, печально и пустынно, как в осеннем голом лесу, такого он раньше не ощущал.
- Во мне умер бес? - прошептал он.
Кто-то шел к Лоскутову. Ему было трудно приподнять голову, которая сильно болела. Но он все же увидел свою жену, которая шла к нему с сыновьями и соседями.
- Коля, мы тебя всю ночь искали! - трясла жена мужа за плечи. Балконная дверь была закрыта, и я думала, что ты как-то проскользнул через входную... Господи, как ты на такое решился - хотеллишить себя жизни?!
Она заплакала. Лоскутов слабо улыбался и хотел поднять руку, чтобы погрозить Петру, который тайком покрутил для Миши возле своего виска пальцем и махнул рукой в сторону отца. Но Лоскутов был так слаб, что не мог даже пошевелить пальцами. Он мог только улыбаться.
НАСЛЕДНИК
Как порой хочется что-то изменить в своей жизни! Оглянешься вокруг: с кого взять бы пример - и уныло опустишь глаза. Но неожиданно память сердца приходит на подмогу: мне часто вспоминается дедушка - отец моего отца. По материнской линии, к слову, я своих предков совсем не знаю: умерли они, когда моей матери от роду и года не было.
Мать и отец почитали моих дедушку и бабушку и не по-современному благоговели перед ними. Сам же я лично знаю их не очень хорошо, но столько мне говорено отцом о них, что я живо и ясно воображаю их жизнь, вижу многие картины. Что-то, конечно, домыслю для цельности рассказа, где-то мазну сочными, свежими красками, но от истины в сторону не шагну.
Что же такое были мои дедушка и бабушка?
Родились, жили и умерли они в небольшом городке-поселке здесь, у нас в Сибири, с очаровательным, теплым именем - Весна. Да, да, Весна, так и звали - Весной, Веснушкой. Это имя меня всегда будет греть. Хотя городок по своему облику был заурядный: с запада, по обрывистому берегу реки Весны, стояли темные цеха и большие штабели бревен лесозавода. На отмелях - завалы плотов, снесенных наводнением бонов, бревен, коряг. Монотонно гудели цеха и скрежетали транспортеры. Стойко пахло распиленной сырой древесиной, корой, застоявшейся водой технических бассейнов. Восточный клин Весны сельский,застроенный добротными домами. За окраинными избами простирались поля и луга с редкими перелесками. Здесь стоял древний запах унавоженной земли, а в начале лета - новорожденный дух цветущей черемухи, которая заселила травянистый берег километров на пять, и звали это место тоже красивым словом - Паберега.
Огромный с четырехскатной крышей пятистенок Насыровых возвышался возле обрыва над Весной. Жило в нем двенадцать человек: десять детей, хозяин Петр Иванович и хозяйка - Любовь Алексеевна; мой отец, Григорий, был их восьмым ребенком. Жили трудом, заботами.
