Стена - Владислав Владимирович Тычков
* * *
Идеальное место для побега, идеальная реальность. Остров, где мы провели последнюю неделю. Как будто сила, сотворившая это место, забыла про все приличия и правила хорошего тона, и выплеснула всю свою любовь, все свои беспредельные возможности в этом акте безусловного творения. Как будто Творец получил карт-бланш. Такая это была красота. Идеальная сказка, место, которое должно существовать только в мечтах – и вот оно, здесь, прямо перед моими глазами; я дышу его теплым влажным воздухом, пропахшим морем и утренней росой, слышу стрекот насекомых и пение населяющих его птиц, мелькающих цветными солнечными зайчиками в развесистых кронах буйного тропического леса, иду по мягкому белому песку его пляжа, и мои ноги то и дело покалывают обломки ракушек. Если бы я был Богом, я бы сделал это место точно таким же. Улучшить или просто изменить что-то здесь казалось кощунством, настолько это было совершенно. «Этого не может быть!» – думал я. Но оно было.
Здесь на наших лицах впервые за долгое время появились улыбки. Судорожная, замерзшая Москва растворилась где-то вдалеке легкой дымкой на горизонте; здесь было плюс тридцать, вовсю светило солнце, теплый ветерок временами поднимал на море небольшие волны, разбивая их о скалистые уступы, торчащие из лазурно-голубой воды тут и там. Даже облака здесь были другими – огромными, причудливыми и неизменно окрашенными в голубоватый цвет – отблеск моря.
Со временем – да что там, не успело пройти и пары дней – все произошедшее там, в десяти тысячах километрах к северо-западу, начало казаться неким ночным кошмаром, будто мы вместе посмотрели необычайно тяжелый фильм. Вся та мрачная реальность, что черным покрывалом легла на наши сердца, выдернув из монотонной обыденности и объединив нас, чтобы повергнуть обоих в пропасть холодного безмолвия, словно отступила, вытесненная не терпящим возражений буйством окружающей жизни. Сам город, запруженный людьми и машинами, укрытыми тонким слоем снега, словно пеплом потраченных впустую лет, здесь казался не более чем пустой иллюзией, призраком давно умершего мира. О нем напоминали лишь чемоданы, набитые сложенными как попало зимними вещами, и пылившиеся за ненадобностью в стенных шкафах наших бунгало.
Мы поселились в небольших одинаковых домиках, стоящих прямо на пляже, так что если открыть двери, можно было слышать мерный плеск теплых морских волн. В каждом бунгало была большая двухместная кровать, шкаф, письменный стол и стул.
Конечно, мы не могли жить в одном номере и спать в одной постели. Не могли. Или, по крайней мере, я не смог этого предложить. Несмотря на то, что со временем между нами появились достаточно близкие отношения, все же за рамки дружеского общения я не переступал.
Я боялся все испортить.
Слишком все это становилось похоже на сказку. А сказки так легко разрушаются, стоит лишь сказать одно неосторожное слово…
Мы валялись на песке под дырявой тенью пальмовых листьев, плескались в тихой воде уединенных бухт, разглядывали кораллы и разглядывающих нас рыб; мы бродили по острову, иногда пробираясь через джунгли и карабкаясь по скалам; тогда я лез первым и подавал ей руку, помогая забраться вслед за мной, и от соприкосновения с ее теплой ладонью и длинными тонкими пальцами испытывал мощный выброс адреналина, наверное, даже более мощный, чем от прыжка в ледяной водопад. Хотя в водопад, конечно, я никогда не прыгал. Ночью мы садились на теплый песок и подолгу молча смотрели на огромную луну, непривычно близкую и яркую, а потом улыбались друг другу на прощание и расходились по своим бунгало. Покой и свобода, которыми наполнил этот остров наши сдавленные тисками мрака сердца, казалось, теперь останутся с нами навсегда.
* * *
– Как же повезло тому, кто тут живет! – я с легкой завистью показываю рукой на сахарно-белый особняк, расположившийся на ровном участке между двумя небольшими скалами, прямо посреди тропической зелени.
– Местный владелец заводов, газет, пароходов, наверное!
– А может, это отель?
– Да нет, слишком маленький. Хотя… может быть…
Наша лодка проплывает мимо острова Ланта. Ко Хаи остался далеко позади, поглощенный прожорливой дымкой влажности.
XXIII
На побережье Рэйлэй мы провели еще десять дней, прежде чем отправиться на Самуи.
Жизнь здесь по большому счету мало отличалась от жизни на Ко Хаи. Мы все так же валялись на пляже, исследовали окрестности, смотрели на луну и просто валяли дурака. Только людей здесь было побольше, и та атмосфера уединенности и отдаления, что неизменно присутствовала в каждом вдохе воздуха острова, здесь рассеивалась. Зато площадь для исследований была несравненно больше, и все чаще мы предпочитали загоранию на пляже поездки в джунгли или на ближайшие островки.
Через день мы ходили под вечер на рынок, чтобы купить фруктов и поесть морские деликатесы в каком-нибудь новом ресторанчике. Почти каждый раз я покупал Марине какую-нибудь вещицу – просто так, без особой надобности. Просто потому, что мне так хотелось. Ей – приятно, мне – нетрудно. Ее радостный смех доставлял мне еще большее удовольствие, чем ей – сама покупка.
В один из дней мы взяли машину напрокат и поехали по большой дороге, которая вела неизвестно куда. Нам было просто интересно проехаться в незнакомой стране в неизвестном направлении, да еще и по дороге с левосторонним движением. Мы ехали вдоль отелей и деревень, так органично вписавшихся в окружающие тропические леса, что казалось, будто они были созданы одновременно; несколько раз я останавливал машину, чтобы сфотографировать эти живописные места.
Дорога привела нас прямиком к паромной переправе на Ланту. Конечно же, мы переправились на остров, выехали на узкую и побитую местную дорогу и поехали дальше, мимо нескончаемых рядов рыбацких лачуг вперемешку с бэкпэкерскими бунгало. На одном из поворотов я заметил небольшую табличку на тайском и английском: «Владение продается».
– Давай заедем? – сказал я Марине. Спешить нам было некуда, и мы свернули на ухабистую грунтовую дорожку – или тропинку? – в тени высоких пальм, куда показывал указатель. Через пару минут езды перед нами предстал небольшой двухэтажный особняк, огороженный низким забором; во дворе виднелся
