Алексей Писемский - В водовороте
– Тогда на другой день приедете! – произнесла г-жа Петицкая, проворно соскакивая с саней и скрываясь за калиткою своего дома.
Все эти объяснения сильно взволновали Николя.
– Эка какая она – а? – говорил он, и толстые губищи его как-то отвисли у него при этом.
VI
Ссора с матерью сильно расстроила Елену, так что, по переезде на новую квартиру, которую князь нанял ей невдалеке от своего дома, она постоянно чувствовала себя не совсем здоровою, но скрывала это и не ложилась в постель; она, по преимуществу, опасалась того, чтобы Елизавета Петровна, узнав об ее болезни, не воспользовалась этим и не явилась к ней под тем предлогом, что ей никто не может запретить видеть больную дочь. Кроме того, Елена не хотела беспокоить и князя, который, она видела, ужасно тревожится грядущим для нее кризисом; она даже думала, чтобы этот кризис прошел секретно для него, и ему уже сказать тогда, когда все будет кончено. В одну ночь, однако, князь вдруг получил от Елены каким-то странным почерком написанную записку:
«Друг мой, поспеши ко мне, я умираю, спасите хоть ребенка».
Князь, едва надев на себя кое-что, бросился к ней. Он застал Елену, лежащую на постели, с посинелым лицом и закатившимися глазами. Довольно нестарая еще акушерка суетилась и хлопотала около нее.
– Ну, вот теперь мне легче будет умирать! – проговорила Елена, увидав князя и беря его за руку.
Вслед же за тем его отозвала акушерка.
– Пошлите поскорей за доктором!.. Я одна тут ничего не могу сделать! – проговорила она.
Князь опять побежал домой, сам разбудил кучера и послал его за знаменитым доктором; кучер возвратился и доложил, что знаменитый доктор у другой больной. Князь при этом известии вырвал у себя целую прядь волос из головы, послал еще за другим знаменитым доктором, но тот оказался сам больным. Князь был готов с ума сойти, тем более, что Елена почти с голосу на голос кричала. Он знал ее терпеливость и понимал, каковы должны быть ее страдания. Среди такого отчаяния он вдруг припомнил, как еще покойная мать его говорила ему, что ей в родах очень помог Елпидифор Мартыныч.
– Поезжай за Иллионским! – крикнул он стоявшему в дверях кучеру.
Тот поскакал за Иллионским.
Елпидифора Мартыныча разбудили и доложили ему, что его зовут от князя Григорова к г-же Жиглинской. Он уже слышал, что Елена больше не жила с матерью, и понял так, что это, вероятно, что-нибудь насчет родов с ней происходит. Первое его намерение было не ехать и оставить этих господ гордецов в беспомощном состоянии; но мысль, что этим он может возвратить себе практику в знатном доме Григоровых, превозмогла в нем это чувство.
Он поехал. Князь, увидав его, чуть не бросился ему на шею.
– Спасите, бога ради, несчастную! – воскликнул он.
– Я помочь только могу, а не спасти; спасти ее может один только бог! – отвечал ему наставническим голосом Елпидифор Мартыныч.
Войдя затем к больной, он начал ее довольно опытным образом исследовать; благодаря значительной силе в руках и большой смелости, Елпидифор Мартыныч, как акушер, был, пожалуй, недурной.
– Я ничего тут не вижу особенно опасного!.. – говорил он, продолжая мрачно смотреть на Елену.
– Может быть, младенец очень велик… – тихо и несмело ему заметила акушерка.
– Ну да, врите больше!.. – возразил ей Елпидифор Мартыныч и, взяв Елену за руку, стал у нее пульс щупать, наклонив при этом даже голову, как бы затем, чтобы лучше чувствовать биение артерии.
– Кроме слабости и упадка сил, решительно ничего нет! – продолжал он, как бы рассуждая сам с собой. Затем Елпидифор Мартыныч, отошед от Елены, осмотрел ее уже издали. – Ну, прежде всего надобно помолиться богу! – заключил он и начал молиться.
Акушерка, в подражение ему, тоже стала молиться.
Князь смотрел на всю эту сцену, стоя прислонившись к косяку и с каким-то бессмысленным выражением в лице. С Елпидифора Мартыныча между тем катился уже холодный пот, лицо у него было бледно, глаза горели какой-то решимостью.
– Потрудитесь, моя милая, теперь все, какие у вас есть, ковры и одеяла постлать на пол, чтоб сделать его помягче, – сказал он менее суровым голосом стоявшей в дверях горничной.
Та принялась исполнять его приказания. Елпидифор Мартыныч мрачно и внимательно смотрел на ее труды.
– Зачем вы все это делаете? – спросил его, наконец, князь, как бы пришедший несколько в себя.
– А вот затем, чтобы вы ушли отсюда!.. Ступайте!.. Ступайте!.. – сказал ему Елпидифор Мартыныч и почти вытолкнул князя за дверь, которую за ним затворил и сверх того еще и запер. Князь, очутившись в зале, стал, однако, с напряженным и каким-то трагическим вниманием прислушиваться к тому, что происходило за дверью.
– Ну-с, теперь все готово и отлично, – послышался ему голос Елпидифора Мартыныча. – Не угодно ли вам, милостивая государыня, привстать и пройтись немножко! – присовокупил он, видимо, относясь к Елене.
– Не могу!.. Не могу!.. – простонала было та на первых порах.
– Нет!.. Можете!.. Встаньте!.. Это необходимо, – к-ха! – говорил, кашлянув слегка, Елпидифор Мартыныч.
Когда Елена начала вставать, то к ней, должно быть, подошла на помощь акушерка, потому что Елпидифор Мартыныч явно, что на ту крикнул: «Не поддерживайте!.. Не ваше дело!..», – и после того он заговорил гораздо более ласковым тоном, обращаясь, конечно, к Елене: «Ну, вот так!.. Идите!.. Идите ко мне!»
Елена, вероятно, подходила к нему.
– К-ха! – кашлянул вдруг страшнейшим образом Елпидифор Мартыныч, а вместе с тем страшно вскрикнула и Елена.
Князь толкнулся было в дверь, но она не уступила его усилиям. Прошло несколько страшных, мучительных мгновений… Князь стоял, уткнувшись головою в дверь, у него все помутилось в голове и в глазах; только вдруг он затрепетал всем телом: ему послышался ясно плач ребенка… Князь опустился на стоявшее около него кресло; слезы, неведомо для него самого, потекли у него по щекам. «Боже, благодарю тебя!» – произнес он, вскидывая глаза к небу.
Долго ли просидел князь в таком положении, он сам того не знал, наконец, запертая дверь отворилась, и в ней показался Елпидифор Мартыныч.
– Ну что, благополучно? – спросил его трепещущим голосом князь и с еще более выступившими слезами на глазах.
– Всеотличнейшим манером!.. Сына-с вам подарила!.. – отвечал Елпидифор Мартыныч как бы веселым голосом, хоть холодный пот все еще продолжал у него выступать на лбу, так что он беспрестанно утирал его своим фуляровым платком.
Князь в радости своей не спросил даже Елпидифора Мартыныча, что такое, собственно, он сделал с Еленой, а между тем почтенный доктор совершил над нею довольно смелую и рискованную вещь: он, когда Елена подошла к нему, толкнул ее, что есть силы, в грудь, так что сна упала на пол, и тем поспособствовал ее природе!.. Способ этот Елпидифор Мартыныч заимствовал у одной деревенской повитухи, которая всякий раз и с большим успехом употребляла его, когда родильницы трудно рожали. Сам же Елпидифор Мартыныч употребил его всего только другой раз в жизни: раз в молодости над одной солдаткой в госпитале, так как о тех не очень заботились, – умирали ли они или оставались живыми, и теперь над Еленой: здесь очень уж ему хотелось блеснуть искусством в глазах ее и князя! Довольный и торжествующий, он сел в зале писать рецепт, а князь потихоньку, на цыпочках вошел в спальню, где увидел, что Елена лежала на постели, веки у ней были опущены, и сама она была бледна, как мертвая. Князь не осмелился даже подойти к ней и пробрался было в соседнюю комнату, чтобы взглянуть на сына; но и того ему акушерка на одно мгновение показала, так что он рассмотрел только красненький носик малютки. Князь после того, как бы не зная, чем себя занять, снова возвратился в залу и сел на прежнее свое место; он совершенно был какой-то растерянный: радость и ужас были написаны одновременно на лице его. Елпидифор Мартыныч, кончив писание рецепта, обратился к нему:
– Вот-с, извольте все это взять в аптеке и употреблять по назначению, а завтра часов в двенадцать я опять к вам заеду, – проговорил он, затем встал, отыскал свою шляпу и проворно пошел.
Князь тут только вспомнил, что надобно было заплатить Елпидифору Мартынычу, и поспешил его догнать.
– Благодарю вас, – говорил он, суя ему в руку пятьсот рублей сериями, которые случились у него в кармане.
– Не нужно-с! Не нужно! – ответил вдруг Елпидифор Мартыныч, кинув быстрый взгляд на деньги и отстраняя их своей рукой от себя. – Я не из корысти спасал больную, а прежде всего – по долгу врача, а потом и для того, чтобы вы оба устыдились и не на каждом бы перекрестке кричали, что я дурак и идиот: бывают обстоятельства, что и идиоты иногда понадобятся!
Говоря это, Елпидифор Мартыныч блистал удовольствием от мысли, что он мог так великодушно и так благородно отомстить князю и Елене. Первый же стоял перед ним с потупленным и нахмуренным лицом.
– Пожалуйста, возьмите!.. – повторил он еще раз, протягивая опять к Елпидифору Мартынычу руку с деньгами.
