Коллектив авторов - Русский полицейский рассказ (сборник)

Мейер жил в красивом двухэтажном домике, занимая нижнюю половину сам, а сверху помещались остальные члены его семьи, как-то: пожилая сестра-вдова, названные выше два сына и прислуга.

Не придавая слишком большого значения мандату, он все-таки поместил рядом со своей комнатой несколько шоссейных рабочих и на всякий случай снабдил обоих сыновей револьверами, сам же, как охотник, держал всегда заряженную, висевшую над его кроватью дробовую двустволку. Я лично вручал ему свидетельство на приобретение револьверных патронов, которых он купил ограниченное количество и вел им строгий счет при практической стрельбе. Он был вообще аккуратен, как немец, но и скуп же при том, как Кощей.

Наступили Рождественские праздники. Рабочие – охранники Мейера разъехались, и единственными обитателями домика остались лишь его владельцы да прислуга, между которою выделялась миловидная горничная Маша. Сразу старик несколько тревожился, но вскорости успокоился, и жизнь в имении потекла обычной колеей. Об угрозах постепенно все забыли.

Большие стенные часы в моей канцелярии пробили 3 ночи с 30 на 31 декабря. Заканчивая некоторые новогодние отчеты, я еще занимался, но уже собирался уйти к себе, как вдруг раздался дребезжащий звонок телефона. Надо вам сказать, что у нас были включены в телефонную сеть даже квартиры сельских старост и полицейских урядников.

– Это становая квартира? – слышу я в трубке.

– Да, – отвечаю. – Я пристав, что угодно?

– Старик Мейер убит революционерами в собственной постели. Поспешите на место происшествия.

Если бы меня окатили целой бадьей холодной воды, и то не произвело бы на меня такого впечатления, как это сообщение. Переспросив еще раз, я приказал тотчас же закладывать лошадей, а сам стал наскоро собираться в дорогу.

Через несколько часов я уже ехал в Красный Помуш, отстоящий в 25 верстах, и, прибыв туда в 8 утра, немедленно приступил к осмотру места преступления. Перед моими глазами раскрылась такая картина.

Просторная светлая комната, меблированная, хотя и прилично, но с некоторым беспорядком, что было последствием продолжительной холостяцкой жизни после вдовства обитателя ее; на окнах горшки с неизменной геранью и другими комнатными растениями, в углу кровать, над нею давно не выбивавшийся ковер, на котором, в свою очередь, красуются сумка, ягдтдаш и другие принадлежности охоты. Однако ружья не было видно. Дверь комнаты выходила в большие сени. Одно из окон разбито, и сброшенные с подоконника цветы валялись тут же на полу. Окровавленный труп старика в нижнем белье лежал на кровати, в неестественном положении. Было очевидно, что покойный убит во время сна и умер не сразу, а боролся со смертью. Судебно-медицинским осмотром трупа установлено, что Мейер убит из револьвера, причем одна пуля засела в голове, другая в груди, третья пробила навылет кисть левой руки и найдена в кровати, а четвертая застряла в стенке, по-видимому не попав в цель. Вещи все были на местах, и даже карманы платья остались нетронутыми, так что о грабеже не могло быть и речи.

Хотя вазоны с разбитого окошка и были сброшены, но следов на подоконнике, при самом тщательном исследовании, никаких не замечалось. Это обстоятельство показалось мне немного странным. Однако я никому ничего не сказал, а принялся за окольные расспросы и агентуру в ожидании судебного следователя, которому послал телеграмму.

От сестры покойного я узнал, что приблизительно в 1 часу ночи ее разбудил старший племянник Артур и объяснил, что в нижнем этаже хозяйничают революционеры. Он слыхал выстрелы и крик. Очевидно, отца убили. Вскочив с постели, она бросилась к лестнице, ведущей в нижний этаж, но Артур удержал ее за руку, говоря, что, если старик уже убит, то бесцельно рисковать собственною жизнью, так как ему уже помощь не нужна. Он советовал лучше немного подождать. В это время на улице раздался выстрел, будто ружейный. Через минуты 2–3 в комнате появился Альберт, отсутствие которого она до сих пор не замечала, и сообщил, что дом окружен революционерами. Когда все успокоилось, они втроем спустились вниз и нашли старика в своей постели уже мертвым, а на полу, около кровати, лежало письмо от имени революционной партии, в котором говорилось, что отца уже постигла месть, осталась очередь за сыновьями. При дальнейшем исследовании местности они на улице подняли ружье покойного, очевидно унесенное убийцами, но брошенное как громоздкий и уличающий предмет. Заряженным оказался лишь один из стволов, другой же был пустой и носил свежие следы выстрела.

Внимательно осмотрев переданное мне письмо, я нашел его очень похожим на первое, с угрозами. Тот же конверт, те же знаки, тот же почерк, но… была маленькая, еле памятная разница.

Оба брата Мейеры рассказ своей тети дословно подтвердили. При этом Альберт на вопрос, где он был, когда проснулась тетя, бойко ответил о виденных им революционерах, но от меня не укрылось его волнение и усиленное мигание глазами.

Отсутствие следов на подоконнике, оставление на улице похищенного ружья после бесцельного выстрела, отлучка Альберта при пробуждении тети, его некоторое смущение затем в разговоре со мною зародили во мне смутные подозрения, в которые я и сам отказывался верить. Однако внутренний голос подсказывал, что за разгадкой таинственного происшествия мне, пожалуй, не придется далеко ходить.

Соседние помещики, к которым я обратился за некоторыми сведениями, рассказали, что покойный был сердитого, ворчливого характера и притеснял сыновей, отказывая им в средствах, а между тем молодые Мейеры любили кутнуть и погулять. На этой почве происходили частые, серьезные столкновения. Вообще, между стариком и молодыми Мейерами установились враждебные отношения; братья же между собою были связаны тесной дружбой, которой не мешало даже то обстоятельство, что оба они состояли в интимной связи с хорошенькой Машей. Вражда в сыновьих сердцах заклокотала еще с большей силой, когда они узнали, что покойный отец по отношению к Маше также не безгрешен и, как человек со средствами, пользовался предпочтением.

Возвратившись в усадьбу, я собрал точные справки, сколько было стариком приобретено патронов, сколько израсходовано на практическую стрельбу и сколько должно было оставаться. Цифры получились точные. Недоставало 10 штук, находившихся в пятизарядных «смитах» 320 калибра обоих братьев. При осмотре оружия у Артура все 5 патронов оказались налицо, зато в барабане револьвера Альберта четыре гнезда были пусты с еще не засохшей гарью от недавних выстрелов и лишь одно чистое заряжено. Надо отдать справедливость, что револьверы содержались в образцовой чистоте. Найденные около трупа и извлеченные из оного при вскрытии пули оказались также 320 калибра.

После этого не оставалось никакого сомнения, что убийство Мейера было делом рук его же собственных сыновей. Но как все это произошло? Где улики и доказательства?

После этого я резко переменил тактику и повел игру с Мейерами в открытую, направив атаку против младшего, по моему мнению более виновного. Запершись с ним в особой комнате, я ему без обиняков поставил вопрос: «За что вы убили отца?» При этом он почувствовал на себе тот испытующий взгляд, который приобретается долголетней полицейской практикой и зачастую выуживает из глубины даже самых закоренелых преступников сокровенные мысли.

Надо было видеть, что сталось с молодцом! Вся кровь сразу прилила ему к голове, и я испугался возможности апоплексического удара, но через 10 секунд он был уже бледен как мертвец и дрожал от волнения. Я продолжал молча созерцать его, ожидая реакции.

Грудь его высоко вздымалась, горло душили спазмы, губы моментально высохли, и, пробормотав что-то невнятное о своей невиновности, он, наконец, задыхаясь, чуть слышно, произнес: «А что мне будет, если я во всем сознаюсь?»

Само собою разумеется, я поспешил объяснить ему, что чистосердечное сознание по закону является уменьшающим вину обстоятельством, да и суд присяжных за правдивое освещение всего происшествия может дать снисхождение. После этого он рассказал, в присутствии приглашенных мною понятых, что у него и его старшего брата Артура давно затаилась злоба против жестоко обращавшегося с ними отца. Собственными средствами они не располагали, отец же их был непомерно скуп, и они оба крайне нуждались, а молодость своего требовала – хотелось погулять, поразвлечься. Искра исподволь тлела, постепенно разгораясь, и, наконец, превратилась в пожар, не дававший им ни минуты покоя. С одной стороны, жажда мести, а с другой – желание зажить самостоятельной жизнью зародили в них мысль как-нибудь отделаться от ненавистного старика. Сначала подобная идея их пугала, затем с нею свыклись и стали смотреть как на что-то необходимое, неизбежное.

Как ни придумывали они способа убийства, но долго ни на чем определенном не могли остановиться. Как и всегда, на выручку явился случай – погоня за грабителями и получение смертного приговора в письме, которое они решили утилизировать в свою пользу. Таким образом, план убийства выработался сам собою. Пришлось лишь выжидать случай для приведения его в исполнение. Вся помеха теперь заключалась в том, что у отца за стенкой ночевали рабочие, напасть же днем без риска не было никакой возможности. Дождавшись праздников Р. X., когда рабочие все разъехались, они, вдвоем с братом, выбрали ночь потемнее и, удостоверившись, что все в доме спят, приступили к делу. Он, Альберт, обладавший более крепкими нервами, взял на себя роль палача. С револьвером в руке он спустился вниз, вошел в комнату отца. Старика он застал безмятежно спавшим на кровати. Дрожа всем телом, он произвел в сонного выстрел, но промахнулся. Звук разбудил отца, и он приподнялся, но встать ему не удалось, так как обезумевший убийца выстрелил еще трижды и успокоился только тогда, когда жертва перестала шевелиться. Придя в себя, он занялся симуляциею постороннего нападения революционерами. Для этого он посбрасывал с окна вазоны, разбил само окно, затем схватил висевшее на стене ружье и выбежал на улицу, где произвел выстрел. Сообразив, что ружье унес напрасно, он бросил его на улице и возвратился в дом. Здесь он застал уже переполох. О связи покойного отца с Машей и ревности Альберт, однако, умолчал; да я на этом и не настаивал, так как дело ясно и без того. Что касается найденного у кровати убитого письма, то таковое сфабриковано его братом Артуром.