Александр Зиновьев - Смута
— Кто бы я ни был, — сказал он, — а перед такой мразью унижаться никогда не буду.
— Придется, — сказал Рябов. — Никуда от этого не денешься.
— Это бабка надвое сказала, — возразил Соколов. — Погодите, мы до этой сволочи еще доберемся.
— Как бы они сами до Вас не добрались! Они любую газету купить могут. Захотят Вас разоблачить, купят и журналистов, и Ваших начальников. Увы, таков неумолимый ход истории!
— Сегодняшняя смута еще не есть вся история.
Первые впечатления Соколова и Воробьева
Соколов отправился в Управление КГБ знакомиться с информацией об умонастроениях и поведении здоровой части царьградцев, а Воробьев — в психиатрическую больницу, где собирались сведения о психически ненормальной или считающейся таковой части жителей города. Это разделение было до известной степени условным, так как почти все сумасшедшие, свихнувшиеся на политике, состояли на учете в КГБ, а почти все здоровые, удостоившиеся внимания КГБ, состояли на учете в психиатрической больнице. Совпадение было не случайным. Все жертвы карательной медицины были в ведении КГБ до того, как были осуждены на принудительное лечение. С началом перестройки их выпустили на свободу, т. е. вновь под надзор КГБ. С другой стороны, перестройка пробудила к политической активности тысячи царьградцев, среди которых более пятидесяти процентов были психически больные и неустойчивые граждане. Они пополнили ряды политсумасшедших, немедленно взятых на заметку в КГБ и в политическом отделении психиатрической больницы.
Соколов был потрясен тем, какую информацию собрали осведомители КГБ о гражданах области с момента начала перестройки. Он думал, что работа такого рода ослабла или прекратилась совсем. А тут он увидел нечто противоположное: работа эта усилилась, стала квалифицированнее и продуктивнее. Горбань сказал, что число осведомителей у него сократилось раза в три или четыре. Зато осведомители стали лучше работать. Грамотнее. Раньше информация осведомителей на девяносто процентов была бессмысленной чепухой. Теперь процент чепухи снизился до десяти. Раньше рядовой осведомитель охватывал не более десяти объектов. Теперь же он охватывает до тридцати.
Горбань выделил в распоряжение Соколова двадцать сотрудников во главе со своим заместителем. Соколов объяснил им, какого рода материалы требуется отобрать. Заместитель Горбаня сказал, что будь у них компьютеры, он один выдал бы нужную справку через десять минут. А пока им приходится действовать дедовскими методами. И на получение такой справки двадцать сотрудников должны трудиться в поте лица целый день. Отставание от Запада ощутимое, как видите. Соколов сказал на это, что скоро положение изменится к лучшему, что США и ФРГ уже начали поставку компьютеров в Советский Союз, и КГБ получит новейшие компьютеры в первую очередь.
Соколов просматривал материалы, отобранные сотрудниками Горбаня по его указаниям, но не находил в них ни малейшего намека на политический терроризм. Из материалов было видно, какое озлобление владело жителями города. Причин для этого было более чем достаточно. Повышение цен на алкоголь. Преследования за самогон. Ухудшение продовольственного снабжения. Бесконечные очереди. Коррупция. Инфляция. Рост преступности. Моральное разложение молодежи. Крушение всех привычных ценностей. Одним словом, положение как во время войны и в первые послевоенные годы, но без надежды на улучшение. И все же ничего такого, что прямо относилось бы к политическому терроризму. Лишь в одном из доносов говорилось о молодом человеке, который собирал сведения о Маоцзедуньке с целью написать книгу об этой выдающейся дочери русского народа. К доносу было приложено заключение работника КГБ, беседовавшего с молодым человеком. Согласно заключению, молодой человек был земляком Елкиной, имел добрые намерения, и по совету работника КГБ прекратил это занятие, а собранные материалы уничтожил.
Результаты Воробьева оказались еще более скромными. Армия сумасшедших в Царьграде была огромной и, судя по больничной статистике, росла с каждым днем. Но в ней не было ни одного индивида, свихнувшегося на терроризме.
— Дела наши незавидные, — сказал Воробьев вечером при встрече с Соколовым. — Я по опыту знаю, что мир сумасшедших точно отражает в себе нормальное общество. Если в нем нет ни одного, обуреваемого идеей терроризма, то значит и в нормальном обществе нет потенциальных террористов.
— Вы упускаете одну возможность, — возразил Соколов. — Потенциальный террорист может гулять на свободе, не привлекая к себе внимания и не обнаруживая себя. Как бы тщательно в наших коллективах не следили за поведением своих членов, как бы тщательно КГБ и его добровольные помощники не прочесывали население на предмет выявления индивидов, не отвечающих нормам нашего общества, всегда вне досягаемости остается некий Икс, который в своих мыслях и намерениях идет дальше того, что может вообразить обычный советский человек.
— Ваш Икс без достаточно серьезных оснований не обнаружит себя, а если обнаружит, то в каком-то действии. У нас времени дара дней. Как мы найдем его? И зачем он нам нужен?
— А зачем нас послали сюда?
Размышления Соколова
— Нам нужно искать не некую беспристрастную истину, — думал Соколов, оставшись один. — Таковая вообще не существует. Нам нужно искать истину символическую или служебную. Тут есть свои правила. Например, преступники должны быть со-масштабны жертве их преступления. Для Брежнева было слишком мало, чтобы на него покушался всего лишь заурядный лейтенант. На его самую драгоценную в мире жизнь должны были покушаться силы некоей мировой реакции. Возможно, что покушение Ильина не состоялось, поскольку не удалось притянуть к нему эти силы мировой реакции. Не исключено, что многие покушения на Сталина были скрыты именно в силу неадекватности покушавшихся объекту покушения. Для убийства Маоцзедуньки притягивать силы мировой реакции было бы слишком много. Но ограничиваться опустившимися алкоголиками, отсидевшими многие годы в лагерях за никчемные уголовные преступления, было бы слишком мало. Все-таки нужен некий Икс как посредник между алкоголиками и силами реакции, если не мировой, то хотя бы республиканской или даже областной.
Это напоминает сталинские методы? А разве существуют какие-то иные, несталинские?! Враги народа или консерваторы, — какая разница? Разница только во времени и в условиях. А суть дела та же.
Силы реакции, — что это такое? Почему это должны быть непременно консерваторы? Разве миллионеры и миллиардеры бывшей теневой экономики не силы мировой реакции?! Тут-то никаких сомнений быть не может. И почему идея покушения должна исходить от сил реакции, а не от сил противоположных?! Почему покушение должно совершаться во имя перестройки, а не против нее?!
Размышляя таким образом, Соколов вспомнил о молодом человеке, собиравшем материалы на покойную Елкину. Он не поверил в добрые намерения этого молодого человека. Кто-кто, а он, Соколов, хорошо знал, что только прохвост мог писать книгу о советском партийном работнике с намерением возвеличить его. А такой прохвост раззвонил бы повсюду о своем намерении, включил бы книгу в план какого-нибудь издательства, связался бы с самой Елкиной, получил бы не одну тысячу рублей авансом. Вряд ли такого прохвоста стали бы вызывать в КГБ. Нет, тут что-то неладно! Надо об этом молодом человеке навести справки. Надо вновь просмотреть с этой точки зрения архивы КГБ. Вдруг обнаружится упоминание об этом поклоннике Маоцзедуньки!
А что, если повернуть эту историю против опостылевшей и ведущей к катастрофе перестройки?! Кто я в конце концов — коммунист или предатель коммунизма?! Не пора ли и мне свое слово сказать?! Почему я должен работать на перестройщиков?! Раз уж война, так война! Надо поработать над этим поклонником Маоцзедуньки. Тут что-то кроется.
Соколов позвонил в Управление КГБ и дал распоряжение дежурному собрать по тревоге выделенных в распоряжение Соколова сотрудников. Пусть они вновь прочешут архивы с интересующей Соколова точки зрения. Пусть соберут исчерпывающие сведения об упомянутом в доносе молодом человеке и его окружении.
Размышления Рябова
Рябов решил придерживаться тактики, какой следовал всю прошлую жизнь. Не нужно прилагать никаких усилий к тому, чтобы выяснить то, что тебе нужно, ибо то, что тебе нужно, придет к тебе в голову само собой без всяких усилий. А если тебе в голову что-то не придет, то это тебе не нужно. Главное — твое присутствие в том месте, где тебе в голову что-то может прийти. А присутствующие в том месте сами выболтают все то, что тебе нужно. Не надо только им мешать.
Рябов отправился к своему старому приятелю Крутову, который еще до путча ушел в отставку с поста первого секретаря обкома КПСС, потихоньку выскользнул из партии и стал одним из заправил частного бизнеса в области. Совершил он этот самый радикальный шаг в своей жизни по совету Рябова, хорошо осведомленного о намерении верхов под каким-либо предлогом ликвидировать аппарат КПСС и вообще запретить КПСС как преступную организацию, как того и требовали лидеры Запада.
