Антон Чехов - Том 28. Письма 1901-1902
Погода солнечная, нет дождей. Я еще не решил, куда нам поехать летом. На кумыс не хочется. Кстати же, кашель у меня теперь уменьшился, здоровье поправилось. Я бы с удовольствием двинул теперь к Северному полюсу, куда-нибудь на Новую Землю, на Шпицберген.
Как только ты уехала, в тот же день привалили бабы. И женская гимназия*, и Бонье, и Надежда Ивановна. И у всех одинаковая улыбочка: не хотели беспокоить! Точно все пять дней мы с тобой сидели нагишом и занимались только любовью.
Поклонись, дуся, нашей кумысной знакомой Андр<еевск>ой*. Мише с семейством тоже поклонись*. И попроси Вишневского, чтобы он написал мне хоть одну строчку.
У нас в кухне душеспасительное настроение, тишина и порядок, но всё же я охотно бы обедал не дома. Не делают мне супа с рисом — хоть ты что! А другие супы мне бывают не по желудку.
Что за свинство, что за подлость! Не прислать ни одной телеграммы!! Неужели Немирович так уж занят? Я ведь интересуюсь, живо интересуюсь, наконец я пайщик*, чёрт возьми.
Ты полагала, что Горький откажется от почетного академика?* Откуда ты это взяла? Напротив, по-видимому, он был рад.
Если не получу завтра письма, то расшибу.
Ну, супружница моя балованная, будь здорова, целую и обнимаю тебя миллион раз.
Твой муж немец Антон.
Книппер-Чеховой О. Л., 10 марта 1902*
3691. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
10 марта 1902 г. Ялта.
10 марта.
Оля моя, жена моя, здравствуй! Пишу тебе от нечего делать и от скуки, и не знаю, о чем написать. Здоровье мое сегодня превосходно, как давно уже не было; кашля совсем мало, самочувствие отменное, и это я объясняю погодой, солнечной и почти теплой. Если бы совсем поправиться, чтобы можно было жить в Москве! Дачу для нас уже ищут на Волге* мои условия: усадьба, мебель, отсутствие ветра и близость пристани, лучше же всего флигель в чьем-нибудь имении, чтобы я мог ухаживать за барышнями. Хорошо бы флигелек, в котором бы ты хозяйничала, а я бы над тобой командовал и взыскивал бы.
Писать рецензии, да еще в «Новом времени» — это не дело Миши*.
Сейчас принесли для прочтения драмищу — в 5 актах!! Ведь это разбой.
Ну, целую тебя, ласкаю и обнимаю. Поклонись Тихомирову, скажи, чтобы он высылал газеты*, даже те рецензии, которые кажутся ему пустяшными. Я от скуки все прочту.
Твой немецкий муж в протертых назади брюках.
Антон.
Ратгаузу Д. М., 10 марта 1902*
3692. Д. М. РАТГАУЗУ
10 марта 1902 г. Ялта.
10 март 1902 г.
Многоуважаемый Даниил Максимович!
Простите, до сих пор я не ответил на Ваше письмо. Всё нездоровилось! Теперь погода в Крыму изменилась, стала прекрасной, а с погодой и здоровье тоже улучшилось. С Вашими стихами я давно уже знаком, у меня уже есть Ваш первый сборник*, знаю я прекрасно и очень люблю также романс Чайковского «Снова, как прежде, один»* — короче, Вы мой уже давний знакомый. Большое, сердечное Вам спасибо за «Песни»*, я прочел с большим удовольствием. И мне совестно, что на Ваше желание получить от меня теперь фотографическую карточку я должен ответить отказом или почти отказом. У меня теперь нет ни одной карточки*, которую можно было бы послать; есть, да нехорошие. В мае я буду в Москве, оттуда и вышлю Вам. Если в мае Вы уже не будете в Киеве, то напишите, куда выслать.
Желаю Вам всего хорошего и еще раз благодарю.
Искренно Вас уважающий А. Чехов.
На конверте:
Киев. Е<го> в<ысокоблагородию> Даниилу Максимовичу Ратгаузу.
Институтская, 3.
Чеховой М. П., 10 марта 1902*
3693. М. П. ЧЕХОВОЙ
10 марта 1902 г. Ялта.
10 марта 1902.
Милая Маша, сегодня настоящая весенняя погода, только жаль — дождей нет, воды мало. Здоровье мое превосходно, как давно уже не было. Дома все здоровы, благополучны.
Поклонись Ивану*, Соне* и Володе* и госпоже Упрудиус*, которую я благодарю за письмо, но которой я не отвечаю, так как скоро она приедет в Ялту*.
Будь здорова. Пиши пожалуйста.
Твой А. Чехов.
На обороте:
Москва. Марии Павловне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
Книппер-Чеховой О. Л., 11 марта 1902*
3694. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
11 марта 1902 г. Ялта.
11 марта.
Жена, здравствуй! Будь добра, поблагодари И. А. Тихомирова за газеты* и скажи ему, чтобы «Нового времени» он не высылал, я получаю сию газету. Также дай ему двухкопеечных марок, а то он приклеивает только одну марку, и мне приходится платить штраф.
Как жаль, что не играет Лилина*, что вместо нее моя любимица Мунт!*
Сегодня от тебя нет письма. Это неблагородно. Напиши, будет ли играть Лилина*, что она и как. Поклонись всем, в том числе Немировичу; скажи ему, что фотографию его я получил*, merci.
Сегодня в газетах любопытная телеграмма насчет Горького*.
Ну, дуська моя, будь здорова и счастлива. Я тебя люблю и буду любить, хотя бы ты из собаки сделалась крокодилом. Целую мою голубку тысячу раз.
Твой Antoine.
Книппер-Чеховой О. Л., 12 марта 1902*
3695. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
12 марта 1902 г. Ялта.
12 марта.
Милый мой, славный дусик, зачем такое кислое, хмурое письмо?* И у меня тоже сегодня здоровье неважное, гораздо хуже вчерашнего; вероятно, погода изменится. Хорошая моя, не унывай, не скучай, ведь скоро мы опять будем вместе, и я постараюсь, чтобы тебе было хорошо.
Отчего ты не получаешь моих писем? Я посылаю по адресу — Кирпичная, такой улицы нет*, и я боюсь, что мои письма тобой не получены. Уж телеграфировала бы, что ли.
Лику я давно знаю*, она, как бы ни было, хорошая девушка, умная и порядочная. Ей с С<аниным> будет нехорошо*, она не полюбит его, а главное — будет не ладить с его сестрой* и, вероятно, через год уже будет иметь широкого младенца, а через полтора года начнет изменять своему супругу. Ну, да это всё от судьбы.
Пиши мне подробнее, я без тебя скучаю. Ты пишешь, что тебе надоел театр*, что ты играешь без возбуждения, со скукой. Это ты утомилась.
Сегодня погода похуже, но я все-таки весь день сидел в саду.
Я, пишешь ты, не писал тебе уже два дня, и пишешь ты об этом таким тоном, как будто я тебя уже бросил. Дуся моя! Хотя бы я не писал тебе 200 дней, знай, что я не могу тебя бросить и не брошу, что бы там ни было. Обнимаю тебя, деточка, и целую.
Твой немец Антон.
Книппер-Чеховой О. Л., 13 марта 1902*
3696. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
13 марта 1902 г. Ялта.
13 марта.
Наконец-то ты, крокодил, жулик мой милый, получила мое письмо*. Я пишу тебе каждый день, так и знай. Хоть понемногу, а пишу.
Сегодня мое здоровье лучше, чем было вчера, и хуже, чем позавчера. Барометр падает, похоже на дождь. Весна или похоже на весну.
Мише я не стану писать*. Он любит Суворина, и если Суворин похвалил его, то это для него важнее всего. И Буренина он тоже высоко ценит и, кажется, побаивается. Пусть пишет про театр что хочет, не волнуйся, дуся моя. То, что нет Лилиной*, — это гораздо хуже всяких рецензий*, это зарез для театра или по крайней мере для сезона.
Средин Леонид заболел, у него более 39. Говорил мне об этом в телефон Алексин. Дед поправляется*, уже сидит, весел. Читала ты «Крестьянина» с его предисловием?* Особенного ничего нет, но хорошо, кроме предисловия, которое показалось мне грубоватым и неуместно придирчивым*. Летом я дам тебе прочесть.
Я бы хотел повидаться с Мейерхольдом и поговорить с ним, поддержать его настроение; ведь в Херсонском театре ему будет нелегко! Там нет публики для пьес, там нужен еще балаган. Ведь Херсон — не Россия и не Европа.
