Жди меня, когда небо окрасится в розовый - Марат Маратович Мусабиров
– Вау, это интересно, – только и проговорил я. О большем сказать не имел права. Я знал о ее похождениях в школе, но рассказать о них ее отчиму мне было не под силу.
– Может, ты спросишь? Она тебе, гляжу, куда больше доверяет. Эх. Все-таки переживаю я за нее, хоть по мне и не скажешь.
– Я… спрошу. – Пустое обещание, которое я не выполню.
– Спасибо.
Над нами нависло молчание. До уха долетал скрежет струн Кита Ричардса, пока я неловко попивал сок, а Роберт задумчиво всматривался в одну точку на полу. Вдруг он развеял безмолвие неожиданной вестью:
– Я еще не говорил Мирай, но мы с ее мамой планируем пожениться этим летом. Вот, в последнее время размышляю, как бы нам это всё ей преподнести.
– Серьезно? Все-таки женитесь?
– Ага. Обещаю быть хорошим отцом. И будь уверен, Рэй, Ми́ра меня еще полюбит, уж я-то постараюсь!
«Мира? Он так Мирай зовет?.. Ласковый вариант от оригинала, но ее так даже мама не называет…»
– Надеюсь. Вы и вправду неплохой человек. Верю, что у вас всё будет хорошо.
Роберт весь засиял от сказанных слов. Право, если бы он сидел бок о бок со мной, по-любому бы потрепал по плечу или похлопал по спине.
– Этакий ты хороший пацан! – ответил он так, будто бы ждал похвалы от меня весь разговор. – Небось, уже соскучился по своей любимой?
– Есть такое.
– Ну, беги тогда, не задерживаю больше.
– Да, благодарю за беседу, – промолвил я, вставая из-за стола. Делать комплимент еде не стал, ибо предпочитал правду, которую постеснялся высказать, особенно после такого откровенного диалога.
Он вновь щелкнул пальцами и ощерился во все зубы. А я вышел из кухни и прошел в комнату своей возлюбленной.
Она сидела на кровати, подперев ноги к груди, задумчивая. По блеклому лицу было видно, что ей отчего-то грустно.
– Хэй, Мирай, чего нос повесила? – задорно обратился я.
– Роб опять музыку слушает… – раздраженно буркнула она в ответ.
– Тебе не нравится рок шестидесятых?
Мирай фыркнула и беспристрастно сказала:
– Да нет, музыка мне нравится. Благо, у Роберта с музыкальным вкусом всё хорошо. Просто он не разрешает мне включать свою музыку так же громко. Ему она, видишь ли, не нравится. Ну и ладно, пусть слушает свой гребаный серф-рок.
– Тише, – деловито пролепетал я, – ты можешь включать свой плейлист, когда его не бывает дома.
– Могу, но когда это «когда его не бывает дома»? Он дни напролет задницу тут просиживает.
– Когда он уходит в магазин, например. Ну, за алкоголем или сигаретами.
– Когда он желает пойти в магазин, туда обычно отправляюсь я по его приказу. Только иногда, если себя неважно чувствую, я посылаю его куда подальше. Тогда он идет сам, но мне в такие моменты не до музыки.
– Понятно. Хочу сказать, что он не такой уж и ужасный человек. Да, немного быдловат, но о серьезных вещах потолковать с ним можно.
– Не таким уж и ужасным для меня он станет только в другой жизни, – съязвила Мирай. – Я сейчас пытаюсь играть послушную, невыступающую дочь, да вот скоро нервные струны порвутся к чертям, и тогда нам обоим будет погано. Однако мне будет всё равно, потому что достало всё. О чем вы говорили, кстати?
– Да так, о жизни. – Я словил на себе взгляд, исполненный сомнений, и тотчас добавил: – Не вру, так и было.
– Ладно-ладно, можешь не рассказывать, – усмехнулась она. – Примерно догадываюсь, о чем вы могли болтать.
Мы посидели еще некоторое время в напряженном молчании. В один момент Мирай потерла глаза и спросила:
– Рэй, ты не против, если я закурю на балконе?
– Что, нервничаешь?
– Ну, я же не знаю, чего там тебе Роб наговорил. Нервишки эта ситуация пощипывает, конечно.
Я покачал головой, выдерживая на своем лице легкую, заискивающую улыбку.
– Пожалуйста, закури. Но только с условием, что после ты станцуешь со мной в зале.
Мирай нахохлилась:
– Там, где Роберт?
– Роберт на кухне. Я попрошу старика не лезть к нам и запру зал, если хочешь.
Она кивнула в ответ, удовлетворенная услышанным.
– Дай мне минутку.
Мирай наспех порыскала глазами по столу, но не нашла, чего искала.
– Черт, забыла в пальто. Сейчас приду…
Вернувшись, она спешно прошла мимо меня и спряталась на балконе, уже держа в руках зажигалку. Она решила оставить дверь приоткрытой, чтобы проветрить комнату, и я отчетливо видел, как моя любовь затягивается с особым усилием и как ветер уносит с собой ее ядовитое дыхание, играя с ее волосами. Казалось, Мирай достигла какого-то нервного предела, так что могла в любую секунду сорваться и причинить мне вред, поэтому, хоть и с неудовольствием, я понял, что пара сигарет ей сейчас необходима. Именно две она и выкурила. И пока во рту у нее тлела вторая, я спросил у Милликена разрешения «арендовать» аудиосистему на пару-тройку песен. Получил согласие, а потому, как только дверь балкона захлопнулась, зал поприветствовал нас.
– Я обещал твоему отчиму что-нибудь танцевальное, – сказал я, покуда пальцы скользили по экрану в поисках подходящего трека, – поэтому давай-ка… вот это, например. Современный рок-н-ролл.
Всю квартиру обдало зажигательным гитарным риффом песни Getting Along группы Royal Republic, и мы с Мирай отдалились друг от друга по разные стороны комнаты. В ритм, пощелкивая пальцами то одной, то другой руки, я, подхлестываемый вихрем звуков песни, порывисто лавировал из одной стороны в другую, приближаясь к своей партнерше. Она так же не отставала и двигалась навстречу мне. В один миг мы скрестили руки, и я закружил ее вокруг себя. Сделав пару оборотов, ее ноги слегка подкосились, однако момент не дал ей упасть, и вот грудь ее уже прижалась к моей. Гармония движения соблюдалась неидеально, но сам по себе танец просто обязан был стать великолепным.
Как-то между делом я вспомнил мимовольно недавний сон, где был на дирижабле высоко-высоко в воздухе. Ситуация сама по себе была неимоверно схожа, и от этого двигаться стало еще приятнее, еще легче, и потому скорость моя заметно увеличилась, как и, следовательно, скорость Мирай. Ни на секунду басистый голос Адама Грана не давал нам отдышаться, и мимолетом я видел, как моя возлюбленная начинает запыхаться и буквально в то же мгновение вновь приобретает вид закоренелой тусовщицы, угоднически скалясь мне прямо в глаза. В ее зрачках оранжевым пламенем блистал драйв и жажда жизни. С каждым взмахом руки, с каждой перестановкой ноги и с каждым резким движением дух ее всё больше и больше наполнялся восторгом.
От нашего танцевального содействия сердца колотились бешено – и бились они в упоении, почти в унисон друг с другом, как поют порой влюбленные пары по вечерам. И не было в мире ничего и никого, кроме
