Вера - Элизабет фон Арним
– Я вела себя глупо, – серьезно сказала она.
Он продолжал молча смотреть на нее. Этого недостаточно! Совсем недостаточно! Прежде чем он поднимет ее и усадит к себе на колени, она должна продемонстрировать больше смирения и покорности, тогда он простит. Но как же ему хочется усадить ее на колени!
– Ты поняла, что совершила? – спросил он.
– Да, – ответила Люси. – Прости меня. Давай поцелуемся и помиримся?
– Ну уж нет, спасибо. Я должен быть уверен, что ты поняла, насколько ты была злонамеренно порочной.
– Но я не была злонамеренно порочной! – воскликнула пораженная Люси. – Эверард, как ты можешь такое говорить?
– Что ж, понятно. Значит, ты ни в чем не раскаиваешься! Жаль, что я пришел сюда.
Он сбросил ее руки со своих коленей, отодвинул ее в сторону и встал. На него снова накатила злоба.
– Значит, я вот тут сидел, смотрел на тебя как верный пес, – вещал он с высоты своего роста, – да, как верный пес, пока ты тут спала, терпеливо ждал, пока проснешься, и жаждал тебя простить, а ты не только бессердечно спала после того, как вела себя вызывающе, позволила проявить характер перед всеми в первый же день в моем доме – при этом прекрасно зная, что значит для меня этот день, – а когда я попросил тебя об одном только знаке, об одном только слове, об одном заверении, что тебе стыдно за себя и ты обещаешь, что такое больше не повторится, ты просто отрицаешь, что совершила нечто, за что следует просить прощения!
Он со злобной миной выбил пепел из трубки, мечтая только об одном: чтобы из Люси можно было бы так же легко выбить сопротивление.
Она сидела на полу и, приоткрыв рот, смотрела на него. Что ей сделать, как поступить? Она не знала. Любовь не действует, извинения тоже не действуют.
Она нервно заправила растрепавшиеся волосы за уши.
– Я устала от ссор, – сказала она.
– Я тоже, – заявил Уимисс, направляясь к двери и засовывая на ходу в карман свою трубку. – Но за них ты можешь благодарить только себя саму.
Она не спорила. Это было бесполезно.
– Прости меня, Эверард, – сказала она.
– Только если ты извинишься.
– Хорошо.
– Хорошо что? – он помедлил, ожидая ответа.
– Прошу прощения.
– Ты признаешь, что была порочной злонамеренно?
– О да.
Он продолжал продвигаться к выходу.
Она вскочила и побежала за ним.
– Пожалуйста, не уходи, – молила она, схватив его за руку. – Ты же знаешь, я этого не вынесу, я не могу, когда мы ссоримся…
– Тогда что значит это твое «О да» в такой дерзкой манере?
– Разве я пыталась дерзить? Я не имела в виду… О, как я от этого устала…
– Не сомневаюсь. Ты еще больше устанешь, прежде чем все это закончится. А вот я не устаю! Можешь продолжать в том же духе, на меня это не действует.
– Ох, ну давай помиримся! Я не хочу ничего продолжать. Мне больше ничего на свете не нужно, только помириться с тобой. Пожалуйста, поцелуй меня, Эверард, скажи, что прощаешь…
Он наконец-то остановился и уставился на нее.
– Поверь, мне очень, очень жаль…
Он сменил гнев на милость: ему так сильно хотелось ее поцеловать.
– Я приму твои извинения, если ты убедишь меня, что тебе на самом деле жаль, – сообщил он.
– И давай, давай будем счастливы! Сегодня же твой день рождения…
– Можно подумать, я об этом забыл!
Он смотрел в ее лицо, она обнимала его за шею.
– Люси, думаю, ты не понимаешь, как я тебя люблю, – сказал он серьезно и торжественно.
– Да, – искренне ответила Люси. – Наверное, не понимаю.
– Тебе придется это узнать.
– Да, – сказала Люси и вздохнула.
– Такую любовь нельзя ранить.
– Нельзя, – согласилась Люси. – Давай больше не будем делать больно друг другу, милый Эверард.
– А я не говорю «друг другу». В данный момент я говорю о себе и твоем отношении ко мне. Всему свое время.
– Да, – сказала Люси. – Ты поцелуешь меня, Эверард? Чтобы мы по-настоящему помирились!
Он обхватил ее лицо и нанес торжественный прощающий поцелуй в лоб.
Она попыталась вернуть его расположение:
– И в глаза тоже поцелуй, – улыбнулась она. – А то они чувствуют себя одиноко.
Он поцеловал ее в глаза.
– А теперь в губы, пожалуйста, Эверард!
Он поцеловал ее в губы и наконец-то улыбнулся.
– А теперь сядем у камина, нам будет так уютно, – попросила она, взяв его за руку.
– Кстати, а кто приказал разжечь огонь? – осведомился он теперь уже обычным голосом.
– Не знаю. Когда я поднялась, камин уже горел. А нельзя было?
– Огонь разводят только по моему приказу. Наверняка опять эта Лиззи. Сейчас позвоню и выясню…
– О, только не звони! – воскликнула Люси, хватая его за руку: она поняла, что больше не вынесет никаких звонков. – Ты позвонишь, она придет, а я хотела, чтобы мы были вместе, одни.
– Отлично, и кто виноват, что все это время мы не были вместе? – спросил он.
– Ах, мы же уже помирились, не надо больше об этом! – она взволнованно потянула его за руку.
Он позволил ей увлечь себя к креслу, уселся в него и наконец-то получил законное право посадить ее к себе на колени.
– Как же моя любовь умеет все портить, – сказал он, сокрушенно качая головой и устраиваясь поудобней.
И Люси, теперь уже очень осторожная, нежно произнесла:
– Но я ведь не хотела.
XXIII
Она сидела у него на коленях, припав головой к его груди, он обхватил ее обеими руками.
Она размышляла.
Она попробовала избавиться от всего, кроме принятия и любви, но, как выяснилось, ей подчинялось только тело. Тело безвольно лежало в его объятиях, но разум отказывался, не слушался, он действовал. Странно: получается, твое тело может тесно прильнуть к сердцу
