0,5 - Валерий Александрович Шпякин
Завтрак был спешным: пока принимал душ, чайник закипел, и, закинув в желудок остатки засохшего печенья и два куска холодной пиццы четырех дней от роду, запив это растворимым кофе, Сергей вышел из квартиры. Раньше зарядку каждое утро делал. Разленился. Некогда.
Жил он не богато. Зарплата в сорок тысяч рублей, двушка в новостройке на окраине города, ипотека за которую почти выплачена, «мазда». Тоже кредитная. Отпуск не на сладких островах. За границей-то был всего раз – в Грузии. Обычно не дальше области заносило: в студенчестве не было денег на путешествия, теперь нет еще и времени. Да и бумаг кучу заполнить надо, чтобы уехать.
Серьезными делами Серега не промышлял. Помогал изредка нуждающимся: статью переквалифицировать, например, за круглую сумму, но и такое было всего несколько раз. Хоть и не последний человек, да в случае чего слово замолвить за него некому будет – не из потомственных. Своим трудом, можно сказать. Оплошаешь – сам на зону отправишься. Брал, когда был уверен. Брал, когда нужно было показать, что ты такой же, как остальные, – лояльный. Иначе не приживешься.
Случалось, посещали мысли бросить все и уехать куда-нибудь подальше. Принять пару раз на лапу. Ну, поделиться, а потом все. Останавливало в первую очередь то, что больше ничего не умел. Только ловить преступников и сажать их в тюрьму. Были настоящие преступники, но такие часто уходили от ответственности. Нет, платили они не Сергею, а кому-то, кто повыше да повлиятельней. Другое дело, когда кто-то молодой за «покурить на вечер» прилипает под статью. Помочь можно. Сергей ведь и сам абсурдность закона осознает. Сам «камень» хранит дома, но особо не злоупотребляет – так, плюшку в неделю, не чаще. Поделился товарищ из опергруппы. А что?
Не давало уйти и ощущение собственной нужности: город едва ли становится чище, но когда редкий настоящий барыга сидит в тюрьме – понимаешь, что делаешь благое дело.
Хотелось уже и личной жизни. Не было времени на что-то серьезное, сначала из-за учебы, да и где там. Это же даже не город был, а поселок, где кругом мусора одни. Студентки? Нет уж. Сук, подобных им, еще поискать… Потом командировки начались. Теперь из-за пачки дел, которая разрасталась и громоздилась на столе. Разберется. Появится. Все скоро появится.
Бывало, приводил кого-то домой: возьмешь отпуск, загуляешь по барам да кабакам, снимешь какую-нибудь женщину симпатичную. Покажешь ей дома свой «пистолет». У них ведь образ полицейского другой в башке – который сериалы нарисовали. По факту же – жилище пустое, пыльное и холостяцкое. Не до жилища следователю. Утром женщина и сама с разочарованием вздыхает, уяснив, что и в этот раз ошиблась, пропадает навсегда, о чем, впрочем, Серега раньше и не переживал. Теперь вот гнетет изредка. Часики затикали?
Тик-так.
Тик-так.
Твоя жизнь идет не так.
* * *
Сначала Костя отправил депешу в «телеге». От звука ее уведомлений Андрей всегда вздрагивал, предчувствуя нехорошее.
«Прикинь, я спалил, кто забирал закладку у Лехи в подъезде. Здоровенный мужик лет 40, накачанный, на черном джипе».
Вернее, написал-то он не совсем так. Если письменная речь Андрея была относительно чиста, то Костя пренебрегал знаками препинания и часто делал нелепейшие грамматические ошибки. Иногда было очень сложно понять, что он вообще имеет в виду, и на расшифровку сообщения требовалось несколько минут, и то окончательно убедиться, что это был вопрос, а не утверждение, помогало нетерпеливое «ну так че», посланное вслед, получив которое Андрей принимался в ответ стучать по цифровой клавиатуре. Сейчас все было более-менее ясно: «подъезд» был «падом», а «здоровенный мужик» превратился в «бугая».
При встрече Костя пояснил подробнее:
– Прикинь, сидел на крыльце, курил, Леху ждал, подъезжает тачка. Выходит мужик, заходит в падик. На меня вообще ноль внимания. – Он возбужденно начал свой рассказ сразу, стоило пожать руку. – Через две минуты вышел, сел в тачку и уехал. Такой типа серьезный весь. Пиджачок и брюки.
– А, так, может, он к кому-нибудь заходил просто?
– Ага, к его соседке. – Он улыбнулся, изобразив руками очки. Единственная соседка по этажу у Ёзы была «не от мира сего». Женщина лет сорока пяти, в гаррипоттерских очках, не решавшаяся сказать и слова в присутствии кого-то из компании. Только лишь завидев кого-то издали, она бросалась в обратную от неприятностей сторону. – Я же потом проверил, после него зашел, а клада уже нет.
Андрей думал, что всю эту химию всасывают в себя только подростки, уже отказавшиеся от молока матери, но пороха не нюхавшие, или конченые нарколыги, у которых денег нет на что-то тяжелое, например. Если честно, то даже как-то отлегло: когда конечный потребитель – это вполне сознательный человек, однозначно он делает выбор сам. Костю подобная ситуация тоже удивила. Он кутил со многими. Случалось, это были стаи по пятнадцать особей, но это в другом районе, который славится безбашенной молодежью, укуривавшейся вхлам и в открытую бродящей по улицам с бульбулятором в руке. Но вот чтобы кто-то старше тридцати, по кому и не скажешь, что он употребляет, ездил поднимать закладку с синтетикой? Это не совсем укладывалось в голове. Был только один случай, когда довелось «оттягиваться» с человеком, успевшим даже в тюрьме отсидеть. Это был первый раз, когда Костя попробовал соль. Вспоминалось то время как нечто очень туманное, спрятанное не просто за дымкой, а за настоящей мглой, сквозь которую и не разглядеть уже ничего.
Собралась постоянная на тот момент компания из шести человек, куда неизменно входили Иля и Ича, и совершенно случайно в нее затесался тезка Кости, только на десяток лет старше. Провел в тюрьме семь лет и лишь пару недель назад освободился. Если верить этому человеку – отсидел он ни за что. Но все так, видимо, говорят. Подставили и закрыли, в УДО отказали. Предала девушка, с которой он был помолвлен. Сама развязала конфликт, в котором парень за нее «вписался», и одно ее «нет», сказанное в зале суда, покорежило человеку жизнь.
По его словам, не отчаивался – планировал наладить дело по ремонту компьютеров. У него получится, пусть и худо-бедно – временами голодая и перебиваясь на квартирах своих знакомых. С судимостью жизнь становится сразу же переломанной в нескольких местах, и приходится ползти, спотыкаться, искать обходные пути и черные ходы, которые тоже очень часто закрыты. На карьерные лестницы можешь даже не засматриваться – не одолеешь.
В ту ночь он до самого рассвета повествовал развесившим уши парням о жизни в тюрьме и вещах, которые не рождаются в
