Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню - Ромен Пуэртолас
Слишком банальная. А мне хотелось, чтобы Заира сохранила о Провиденс неизгладимое воспоминание.
Я смолк. Не знал, что еще сказать. Добавить было нечего. А главное, я думал: сейчас этот старик встанет, схватит свои ножницы и яростно вонзит мне их прямо в сердце. Но нет, он сидел неподвижно, глядя в зеркало напротив. Казалось, его обуревают чувства мощностью в две атомные бомбы.
— Только не говорите мне, что вы поверили в мои выдумки! — сказал я, чтобы хоть как-то оправдаться перед ним. — Взлет Провиденс, монахи, играющие в петанк зелеными помидорами, балет президентских самолетов в небе, все это было шито белыми нитками…
— Ну, если честно, то игра в петанк действительно выглядела не слишком правдоподобно, — сыронизировал парикмахер, отвернувшись к окну.
— А я ведь вас предупредил.
— Предупредили?
— Конечно. В качестве эпиграфа к этой книжке я привел цитату из Бориса Виана. Читатели могут подтвердить.
— Какую цитату?
— «Эта история абсолютно достоверна, поскольку я выдумал ее от начала до конца».
— Извините, но я никогда не читаю эпиграфы.
— А надо бы.
— Оставьте ваши шутки. Знаете, смерть любимого человека иногда заставляет верить в любые небылицы. Возьмите хоть неутешных вдов, притом вполне умных женщин, которые позволяют себя заморочить первому встречному шарлатану, посулившему им возможность войти в контакт с дорогим покойником. Но если вы придумали всю эту историю для Заиры, то почему же я услышал ее от других — я имею в виду, историю о летающей женщине? Я своими глазами прочел несколько статей по этому поводу в разгар событий.
— Фея желтого «рено»? Да я сам выдумал ее с начала до конца. Я был обязан это сделать, ведь Заира искала в своем компьютере все, что объяснило бы ей причину трагедии. Если это событие действительно имело место, то сообщения о нем не могли не появиться в Сети. И тогда я нашел сайт, который специализируется на поиске. Они умеют классифицировать сайты в интернете, выкладывая одни и уничтожая другие, в зависимости от того, что вы хотите увидеть. Написал множество статей со своей версией, облегченной и романтизированной, и отослал им. Хорошо помню тот день, когда Заира, сияя от гордости, показала мне одну из написанных мной статей. Я смотрел на нее со слезами на глазах. Она была абсолютно уверена, что ее мама — фея, та самая Фея-Колокольчик, которую весь мир превозносил во время ее полета в облаках. Точно так же, как она верила, что звезды производят в Китае. Прекрасное это время — детство.
— Понятно, — коротко ответил старик.
— Я знаю, что вы меня вините. Я и сам виню себя в том, что стал причиной гибели ста шестидесяти двух человек, среди которых была единственная любовь моей жизни. Никогда я не смогу этого забыть. Никогда. Я живу с этим непрерывно, думаю об этом всякий раз, как смотрюсь в зеркало или в стекло витрины магазина.
И я вынул из кармана маленькую медаль. Медаль «За заслуги», выданную моей любимой посмертно.
— Вот в этом я не солгал. Она получила свою награду. Только пришпиленную не к бикини, а к орденской подушечке на гробе. Но она ее все-таки получила.
Парикмахер наконец встал. Обошел вокруг моего кресла, взял со стеклянного столика пару ножниц. Ну вот, сейчас он отомстит человеку, убившему его брата. Год спустя он наконец сможет достойно выразить свою скорбь. Дать выход своей ненависти, своему горю, которые все это время точили его душу.
Однако, к великому моему изумлению, он погрузил руки в мою курчавую гриву и как ни в чем не бывало продолжил стрижку.
— Знаете, есть такая штука, она называется бритва Оккама, — сказал он. — Но это не инструмент парикмахера (и тут я заметил, что у него покраснели веки и что он дрожит как осиновый лист, словно его тоже сотрясал взрыв жгучего гнева или великой скорби). Это просто означает, что из двух объяснений я выбираю наиболее убедительное, вот и все.
— Понятно.
— Не думаю, что вы поняли, месье… Как-вас-там. Теперь уж вы послушайте меня и не перебивайте. Жизнь научила меня, что месть ни к чему хорошему не ведет. Что она так же бесполезна, как карандаш с белым грифелем. Что случилось, то случилось. Мой брат погиб. И ничто не вернет его к жизни. Ни извинения, ни объяснения, ни побои. Это закон природы. Даже ваша смерть и та не воскресит его. Я думаю, что вы и так уже дорого заплатили за свой поступок. Иметь на совести гибель стольких людей — это тяжкий груз на плечах такого молодого человека. И знаете, я вас, может быть, удивлю, но я ни секунды не верю в вашу историю крушения.
— Какого крушения?
— Крушения самолета с моим братом и Провиденс на борту. Крушения, вызванного облаком пепла. Я верю, что подлинная история случившегося в тот день — это история Провиденс, которая научилась летать и победила. Вы, может быть, полагаете, что все окружающие — люди ограниченного ума, что мы недоверчивы и подозрительны, отрицаем чудеса. Как вы, например. Как все инженеры, неспособные мечтать, не способные верить в то, что противоречит логике или физическим законам. Вот вам не пришло в голову, что и меня тоже следовало бы пощадить, как Заиру. Я хочу верить в вашего пирата в оранжевом комбинезоне, в вашего сенегальского китайца, любителя дешевых йогуртов, в монахов с завода «Рено», играющих в петанк зелеными помидорами. И я в них верю. Потому что мне так легче. Даже если в глубине души я знаю, что это выдумки, игра воображения. Ведь верят же миллионы людей в Бога, которого никогда не видели и который никогда ничем им не помог. Вот и я верю, что Провиденс горы свернула бы, лишь бы увидеть свою дочку; в то, что ей удалось укротить облака и научиться летать. Ибо эта вера придает мне силы. Силы жить дальше. Когда вы описывали мне ее полет, мне чудилось, будто я лечу вместе с ней в облаках. В каком-то
