Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню - Ромен Пуэртолас
Парикмахер начал смутно понимать, в чем дело. Ему казалось, что его тело медленно подмял под себя десятитонный каток. Который неторопливо расплющивал его тело — ноги, грудь, голову…
Мне понадобилось шесть месяцев на поиски хотя бы одного родственника жертвы крушения рейса «Марокканских авиалиний» АТ 643, — продолжал я, — и еще шесть на то, чтобы решиться на встречу с вами. Ваш брат Поль летел этим рейсом. Как вы мне и сказали, когда я сел в это кресло, у него выдалось свободное время, и он полетел на юг, позагорать на солнышке. Короткие каникулы… он даже вообразить себе не мог, что они превратятся… в такие долгие. В бесконечные. В то утро «Боинг 737–800», рейсом на Марракеш, действительно взлетел в 6:50, всего лишь с пятиминутным опозданием. Метеорологические условия были прекрасные. Дул легкий встречный ветер, совсем не опасный. «Боинг» взлетел с полосы № 24 без всяких проблем. Вы, наверное, уже догадываетесь, не правда ли? Если я разрешил взлет этому самолету, то лишь потому, что на его борту находилась Провиденс… И я должен был сидеть рядом с ней. Мы с ней уже встречались какое-то время и были влюблены друг в друга. Заира стала нашей общей историей — историей двоих, нет, троих людей, — нашей борьбой за то, чтобы привезти ее во Францию. Но в последний момент меня вызвали на работу из-за этого события, этого проклятого облака пепла. Главный диспетчер предвидел, что день выдастся кошмарный, а у него было недостаточно сотрудников. Большинство наших разъехались в отпуск по заграницам, и он не мог их вызвать. Вот почему он и слушать не захотел о переправке Заиры и о том, как важно мне было сопровождать в то утро Провиденс. «Работа важнее личной жизни, — заявил он мне, — если вы не хотите поставить крест на своей карьере». Мой шеф — настоящая сволочь, это я вам уже говорил. Короче, я объяснил Провиденс, что ей придется лететь одной. И что я постараюсь сесть на первый же самолет, как только все устаканится. Начальство считало, что этот хаос продлится не более одного дня. А Провиденс нужно было срочно приехать в Марракеш и увидеть дочь. Нам уже сообщили из больницы, что девочка находится в критическом состоянии и что медлить нельзя. Провиденс никогда не простила бы себе, что ее не было рядом с Заирой, когда она… Ну, вы понимаете… Поэтому я дал зеленый свет пилоту, несмотря на запрещение начальства. И поэтому тот самолет стал единственным, который взлетел в тот день с аэродрома Орли. Разве мог я предположить… Я надеялся, что он как-нибудь проскочит мимо, что опасность преувеличена. Но судьба дала мне жестокий урок — мне и женщине моей жизни, — доказав, что нельзя безнаказанно пытаться укрощать облака. В Тулузской школе авиадиспетчеров учат укрощать самолеты, но никак не готовят к встречам с облаками, с невидимыми облаками, с пепельными облаками. Я безмерно сожалею, что ваш брат оказался в том самолете. Как вы знаете, он разбился, не долетев до Менары, аэропорта Марракеша. Впоследствии выяснилось, что пепел втянулся в сопла двигателей именно в воздушном пространстве Франции… Значит, это я убил Провиденс… и вашего Поля…
— …
— Отныне я живу только для Заиры. Мне отдали ее, хотя я еще не добился официальной опеки. Но я уже считаю ее своей дочерью, даром что мы знакомы не так давно. Любовь к ней Провиденс была так сильна, что передалась и мне. Провиденс заразила меня ею. Я сделаю все, чтобы девочка стала первой кондитершей-звездолетчицей в мире. Я уже потихоньку начал ее обучать. Правда, только по части космических полетов — в кондитерском деле я полный профан… Мы начнем с короткого путешествия в Китай, хотя теперь она уже знает, что звезды делают не китайцы. Но ей так хочется побывать в этой стране. Она всегда ее притягивала. Знаете, я увидел ее в больничной палате через два дня после катастрофы. Врачи погрузили ее в искусственную кому. Чтобы она меньше страдала перед тем, как угаснет. Они потеряли всякую надежду. Узнав о гибели Провиденс, я тотчас принял срочные меры, чтобы их обеих перевезли в международный госпиталь в Рабате, который славится самыми современными медицинскими технологиями, самой современной аппаратурой, самыми опытными врачами. Не хуже французских. При жизни Провиденс дала официальное согласие предоставить свои легкие Заире, если с ней самой что-нибудь случится. И врачи пересадили легкие Провиденс ее дочери. Это первый такой случаи в Марокко. Мне объяснили, что им пришлось отделить какую-то часть дыхательных органов, чтобы поместить остальное в грудную клетку Заиры, гораздо меньших размеров. Это ведь очень сложно — вложить органы взрослого в тело ребенка. Теперь они делают самые невероятные операции. Просто чудо, что я взял нам билеты в хвосте самолета. Нужно долго ждать, пока выйдешь оттуда, зато место самое надежное. Для меня это уже стало привычкой. Если что и случится, то хотя бы тело не так сильно будет изуродовано. Легкие Провиденс — вот и все, что мне осталось от нее в маленькой груди Заиры. Дыхание Провиденс. Первое, что спросила малышка, очнувшись после операции, — где мама? Ведь если я здесь, значит, и Провиденс должна быть рядом. У меня не хватило сил сказать ей правду. Невозможно было выговорить, что она больше никогда ее не увидит, что мама умерла и теперь пребывает в раю для мам, а может быть, даже играет в карты с ее другой мамой, той, что произвела ее на свет. И тогда я, сам того не замечая, начал фантазировать. Рассказал о встрече с раздатчиком реклам в оранжевом комбинезоне, о сенегальском колдуне. У нее так заблестели глаза, что я уже не мог дать задний ход. Я сочинял эту сказку, фразу за фразой, словно разматывал клубок шерсти, даже не зная, чем она кончится. Мне казалось, что так Заире будет легче принять случившееся, смириться с мыслью, что она больше никогда не увидится с мамой. Я придумал всю
