Однажды в платяном шкафу - Патти Каллахан
Они продолжали прогуливаться, пока очертания деревьев постепенно растворялись в сумеречной синеве, а на смену смолкавшему пению птиц приходили особенные звуки ночи: то ветви деревьев, качаясь на ветру, задевали друг друга, то чьи-то крылья хлопали в воздухе. Джек почувствовал глубокое стремление и тоску, какое-то его собственное эхо, слышное лишь ему одному, которое говорило, что истина где-то рядом. Он поднял воротник своего пальто повыше, чтобы защититься от ветра.
– Мифы показывают нам то, каким мир должен быть или мог бы быть, вместо того, какой он есть сейчас, – сказал Толлерс, остановившись, чтобы посмотреть, как проворная белка вскарабкивается вверх по стволу и исчезает где-то среди ветвей. – И именно поэтому нам хочется, чтобы их было больше.
Это Джек уже знал.
– Естественно, – произнес он. – и в этом их сила.
– Только подумайте обо всех мифах и историях происхождения, – с улыбкой сказал круглощекий Хьюго. Его помятый галстук был ослаблен. – И обо всех богах, которые отдали свою жизнь во имя спасения жизни других. – Он остановился, поправил шляпу и смерил Джека взглядом, одновременно и непринужденным, и внимательным.
Остановился на месте и Джек.
– В каждой культуре существует бог, жертвующий собой ради остальных, – произнес он, повернувшись к своим друзьям. Взгляд его, теплый и внимательный, задержался на них. Джек никогда не уставал от этих бесед о мифах и историях, но эта, казалось, шла по одному и тому же кругу.
– Да. Бальдр. Адонис. Вакх. – он назвал нескольких богов из своих любимых языческих мифов. – И, безусловно, Иисус Христос.
– Разница, – отвечал на это Толлерс, – в том, что история Христа – правда. Она действительно имела место. Христианство не меньше других религий является мифом, а даже больше. Это миф, исполненный истины. Истинный миф.
– Единственный в своем роде, – прибавил Хьюго.
– Миф об умирающем Боге… – промолвил Джек, и трое друзей снова пустились бродить по тропкам и вести беседы.
Джек сопротивлялся.
Он спорил.
Он слушал.
Он проговорили всю ночь, кругами гуляя по речному островку, вплоть до самого утра, пока Джек не увидел свет – не лучей восходящего солнца, но уверенности и убежденности в собственном духе. Он наконец понял, что хотели показать ему друзья, это озарение могло прийти к нему только в ночи, пока березы вдоль реки качались на ветру. Все эти годы, проведенные с Великим Придирой, Джек знал, что его интеллект стоял выше его воображения, что два полушария его мозга находятся как бы в резком контрасте. Он понял, что все, что он любил, он считал вымышленным, а все, во что верил – реальным, и это было мрачно и бессмысленно.
Ближе к рассвету Джек отправился домой, и когда над Килнсом встало солнце, оно застало уже совершенно другого человека.
Что-то внутри него поменялось навсегда.
– Даже если христианство и не мой любимый миф, – сказал он Уорни, – это единственный истинный миф. Именно в христианстве миф становится фактом.
* * *
Джордж сидит тихо и в упор смотрит на сестру, которая до сих пор глядит в записную книжку. Там еще есть, что читать, но она остановилась.
– Что случилось? – спрашивает он.
Она поднимает на него глаза, полные слез. Джордж ненавидит такие моменты, потому что зачастую ничего не может сделать, чтобы помочь ей.
– Я не хочу, чтобы это заканчивалось, – говорит она.
– Я тоже не хочу, но все когда-то заканчивается.
– Правда, Джордж. – она тряхнула головой и отложила записи в сторону. – Как так получается, что ты знаешь больше, чем я, хотя ты намного младше меня?
– Глупости. Ты можешь складывать числа в уме. Ты умеешь…
– Но ты куда больше знаешь о том, что действительно важно.
Джордж раздумывает над этим. Может быть, о некоторых вещах он и правда знает больше сестры, но у него нет времени, чтобы узнать обо всем. Он бы хотел знать, правда ли, что, когда что-то заканчивается, начинается что-то другое. Не о том, есть ли в задней стенке его платяного шкафа дверь в другую вселенную; он понимает, что это просто образ, нужный для того, чтобы рассказать о чем-то большем. Но, может, в его жизни все же есть дверь в какое-то другое место, куда он попадет, перешагнув через порог, – место, куда все потом попадают.
Он смахивает слезу со щеки сестры.
– Расскажи про то, что осталось в блокноте.
– Итак, – произносит Мэгс, даже не смотря в этот самый блокнот, – после той ночи со своими друзьями мистер Льюис начал писать книги, почти по книге в год, – истории, аллегории, аргументы в пользу существования Бога: «Страдание» и «Письма Баламута». Он написал «Блуждания паломника» и «Расторжение брака». Он делился написанным со своими друзьями, Инклингами, в пабе под названием «Орел и дитя» – прозванном «Птичкой с младенцем» – каждый вторник между часом и двумя часами дня.
– Ты когда-нибудь там бывала? – Спросил Джордж.
– О да. Это замечательное место, и у них просто потрясающая рыба с жареной картошкой.
– Ты встречала там кого-то из Инклингов? Они читали друг другу или что-нибудь такое?
Мэгс покачала головой.
– Нет, чтения вслух были в комнатах мистера Льюиса в Магдален-колледже вечером по четвергам. Эти встречи прекратились много лет назад, но все их участники до сих пор друзья. Самый близкий мистеру Льюису Инклинг, Чарльз Уильямс, умер. Но все эти мужчины делились друг с другом своими историями и трудами.
На ее лице появляется едва заметная улыбка.
– Насколько я могу судить, женщин среди них не было.
– И мистер Льюис приносил им рукописи Нарнии? Он зачитывал им свои наброски, когда писал книгу?
Джордж боится, что сестра пропустит важную часть. Часть, где автор делится своей историей с друзьями.
– Позволь мне продолжить, – говорит Мэгс и снова берется за записную книжку. – В один прекрасный день в «Птичке», где на темных деревянных столах стояли пинты пива и слабое освещение заставляло страницы отбрасывать тени, Джек повернулся к Толлерсу, и между Инклингами завязалась беседа о том, что они должны написать дальше.
Она прерывает рассказ и берет брата за руку.
– Однажды в платяном шкафу, не так давно…
Джордж улыбается и закрывает глаза.
– Неподалеку отсюда… в одном пабе в Оксфорде…
* * *
Джек, Толлерс, Уорни, Хьюго и мужчина, которого звали Доктор Хавард, – те Инклинги, которые были в «Птичке» тем днем, – разместились на стульях и длинной скамейке у стены. Пинты пива с пеной и
