Дарий Великий не в порядке - Адиб Хоррам
– Алла-у Абха, Дариуш!
– Э…
Я всегда чувствовал себя неловко, когда кто-то говорил мне эту фразу, потому что не понимал, что сказать в ответ и можно ли мне вообще отвечать на это приветствие, ведь я не бахаи и в принципе не верю в Бога.
Если не считать Пикарда.
– Заходи!
Я стянул свои кеды и поставил их в уголок рядом с узкими ботинками Сухраба.
Прихожую от остальных помещений в доме отделяла деревянная перегородка с полочками, на которых стояли рамки с фотографиями, свечи и лежали зарядные устройства для телефонов. Коврики были бело-зелеными с золотыми акцентами, без бахромы по краям, как у Маму. В доме было уютно, будто в норе хоббита.
Воздух наполнился ароматом свежеиспеченного хлеба. Настоящего, домашнего хлеба, а не конвейерного, как в каком-нибудь «Сабвее».
– Ты поел? Хочешь чего-нибудь?
– Нет, спасибо, я позавтракал.
– Точно? – Мама Сухраба привела меня в кухню. – С радостью приготовлю тебе что-нибудь.
– Точно. Я решил прийти в гости, как это делают на следующий день после Навруза.
Я чувствовал себя настоящим персом.
– Ты очень милый.
Дарий Келлнер. Милый.
Мне было приятно, что мама Сухраба так обо мне думает.
Честное слово.
– Уверен, что ничего не хочешь?
– Уверен. Я дома коттаб съел.
– Твоя бабушка делает самые лучшие коттабы.
Строго говоря, всех вариантов я не испробовал, но сразу же согласился с Махваш Резаи в принципе.
– Она просила передать вам несколько штучек, – сказал я и протянул ей пластиковый контейнер, который принес с собой.
Махваш Резаи выпучила глаза, чем напомнила мне клингонского воина. Ее личность была слишком огромна и подвижна, чтобы быть заключенной в хрупком человеческом теле.
– Спасибо! Поблагодари от меня свою бабушку!
Ханум Резаи отложила в сторону коттабы и вернулась к плите. Стол рядом с ней был посыпан мукой, и это объясняло появление таинственного белого порошка на лице хозяйки.
В раковине под струей воды лежали листья салата романо. Я подумал, может быть, они нужны ей для хлеба. Я не знал ни одного иранского рецепта хлеба, в состав которого входил бы салат романо, но это не означает, что его туда в принципе не добавляют.
– М-м…
– Сухраб его очень любит, – сказала ханум Резаи, кивнув в сторону раковины. – Они с отцом с ума по нему сходят.
С отцом Сухраба.
Мне было так его жаль.
А еще я смутился, потому что не знал ни одного человека, чьей любимой едой были бы листья салата романо.
Сколько всего умещалось в Сухрабе Резаи.
– Вынеси их, пожалуйста, на улицу, – попросила миссис Резаи, собрав листья в дуршлаг. Она пару раз стукнула дуршлагом об раковину и протянула его мне. – Положи там на стол. А я пока за Сухрабом схожу.
Сад семьи Резаи отличался от сада Бабу. Фруктовых деревьев тут не было, так же как и кустов жасмина. Только длинные ряды гиацинтов и коллекция огромных горшков, наполненных разными травами. Самый большой стоял прямо у входа в кухню, он был больше полуметра шириной и около метра высотой, и его почти скрывали от глаз заросли свежей мяты.
Мята – это Борг в мире трав. Если ей позволить, она заполонит каждый свободный клочок земли, заметно разнообразив почву с биологической и технологической точки зрения.
Посреди сада стоял мангал, большой и круглый, похожий на красную звездную базу в миниатюре. Единственный стол, который я здесь увидел, был стол для пинг-понга рядом с дверью, где я и стоял, держа в руках дуршлаг с мокрыми листьями салата романо.
– Ханум Резаи?
Ответа не последовало.
Мне что, нужно было поставить листья на стол для пинг-понга?
Как его называют иранцы, пинг-понгом или настольным теннисом?
Мы не изучали историю пинг-понга/настольного тенниса в Иране во время уроков физкультуры, и теперь это казалось нелепым упущением.
Из-за моей спины откуда ни возьмись появилась ханум Резаи. От неожиданности я чуть не выронил салат.
– Вот что я забыла, – сказала она, разворачивая огромную бело-голубую скатерть на поверхности стола для пинг-понга. Ее края зацепились за столбики для сетки, и получились две небольшие палатки. – Разложи вот тут листья, пусть обсохнут немного.
– Ладно.
Я сделал, как меня просили: разложил листья так, чтобы они друг друга не задевали. Вода впитывалась в скатерть, делая ее прозрачной.
– Дариуш!
Сухраб схватил меня за плечи сзади и покачал из стороны в сторону.
У меня даже шею немного закололо.
– Ой. Привет.
На нем были клетчатые пижамные штаны такого размера, что в одной штанине легко уместился бы весь Сухраб. Они держались у него на талии при помощи шнурка. Я это заметил, потому что зеленое поло он заправил в штаны.
Как только Сухраб увидел салат, он отпустил меня и побежал в дом, болтая с мамой на фарси на первой космической скорости.
Я стал невидимкой.
Я смотрел на Сухраба с порога, и он почему-то казался мне моложе своих лет: утопающий в пижамных штанах мальчик с заправленной футболкой.
Я знал, что он скучал по отцу, и это не обязательно было проговаривать вслух.
Я очень за него переживал.
И еще мне было плохо оттого, что я жалел себя. Еще один Навруз Сухраб провел вдали от отца, а я беспокоился о том, что меня никто не замечает.
Но вот Сухраб повернулся ко мне, заметил, что я смотрю на него с порога, и снова сощурился. Его улыбка была как супернова.
– Дариуш, ты любишь секанджабин?
– Что?
– Секанджабин. Пробовал?
– Нет, – сказал я. – А что это?
Он достал из холодильника невысокую банку с широким горлышком, быстро бросил пару слов своей маме и вышел в сад.
– Это мятный сироп. Смотри.
Сухраб снял с банки крышку, стряхнул воду с листа салата и окунул его в соус.
Если его лицо раньше напоминало супернову, то теперь, стоило ему откусить кусочек листа, оно превратилось в аккреционный диск, один из самых ярких объектов во Вселенной.
Мне нравилось, что Сухраб мог так трансформироваться.
Я взял маленький листочек и тоже попробовал соус. Он был сладкий, отдавал мятой, но угадывалось в нем и что-то кисленькое.
– Уксус.
– Да. Бабу всегда добавляет чуть-чуть уксуса.
– Так его Бабу приготовил?
– Да. А ты ни разу не пробовал?
– Нет. Я даже не слышал никогда о таком сиропе.
Как я мог не знать, что мой дедушка готовит секанджабин?
Не знать, что секанджабин – это так вкусно?
– О его рецепте ходят легенды. Мой папа… всегда сажал много мяты, чтобы Бабу использовал ее в приготовлении. – Он показал рукой на сад. – Видел нашу мяту?
– Да.
