Евгений Козловский - Киносценарии и повести
Полковник стоял демонстративно индифферентно, как бы глухой, и Правдоносцу ничего не осталось, как с тем же монологом, только еще подбавив праведного возмущения в интонацию, перейти к кому-то следующему, потом следующему за следующим! Неизвестно, сколько бы так продолжалось и чем закончилось, когда б не отворилась таинственная дверь и не втянула в свой проем ожидающих.
Показав пропуск элегантной даме в белом халате - хранительнице этой закрытой столовой-музея для отставных аппаратчиков второго разряда, Полковник оставил на вешалке дощечки и плащ и устроился у стены, за угловым, на двоих, столиком, к зальцу спиною.
Полковник уже заканчивал поднесенный подавальщицею суп, когда стул напротив скрипнул под тяжестью некоего Пришельца, столь же нестарого и столь же мрачного, как Полковник. Полковник нехотя приподнял лицо.
- Иннокентий Всеволодович? Вот уж кого не ожидал!
- Иван Алексеевич? - Полковник узнал визави, улыбнулся саркастически, но вместе и сочувственно. - Значит, тоже до генерала не дотянули? В штатском, конечно, исчислении.
- Как видите, - развел руками Пришелец. - А вы-то как же в отставке оказались? Я полагал, что кто-кто, а уж вы-то! не в смысле вы лично! при любых пертурбациях на месте останетесь.
- То-то и оно, - вздохнул Полковник, - что не в смысле я лично. А я лично оказался засвечен. Вот начальство кость и бросило. Подопечные, знаете, расхрабрились, да и тиснули статеечку в "Огоньке". Свою, впрочем, роль обойдя более чем искусно. А вы сами посудите: кто я без них? Чем занимался бы? За что жалованье бы получал?
- Ай-ай-ай, - покачал сочувственно головою, поцокал языком визави.
- Ну, ничего, - улыбнулся Полковник, реагируя на сочувствие. - Ничего! Как заметил давеча один мой давний знакомец: шестой сундук, сундук еще не полный!
- Как? - переспросил состольник.
- Я, - пояснил Полковник, - к такому повороту готов давно. Очень давно. Лет уже двадцать, - и отправил в рот очередной кусочек котлеты.
Электричка отстучала, затихла вдали. Полковник, пропыленный, усталый, расстроенный, с неудобоносимыми дощечками под мышкою, брел по Садовой. Сквозь фиолетовую дымку вечера за ним наблюдали двое из притаившейся между дачами старенькой, с правым рулем, с заклеенной бельмом скотча треснутой правой же фарою "Тоеты".
- Во, смори, виишь! - толкнул локтем молодого, налитого силою Джинсового Усача опустившийся сиплый Забулдыга. - Снова доски таранит! А на хрена они ему, а? Скажи, на хрена? Смекашь? А подвал там знашь какой солдаты вырыли?! Мальчишками были - лазили. - По внешнему виду Забулдыги вполне могло подуматься, что мальчишкою он был при русско-японской войне, а не двадцать каких-то недалеких лет назад. - Этот подвал если, к примеру, картошкою затарить - до коммунизма до самого хватит. Ха-ха. Шутка, конечно. И дверь, как в бомбоубежище. Видел, да? Видел? И вобче генерал, а смори, как одевается. Машины опять же нету - электричкой. Смекашь, говорю? - и снова ткнул Усатого локтем.
- Я тебе щас потыкаю, свинья, - чуть слышно, сквозь зубы, оборвал Джинсовый.
- Да ты чо? - обиженный и напуганный, притих Забулдыга. - Я тебе, понимашь! как договаривались! а ты!
- Заткнись, - так же спокойно возразил Джинсовый. - На вот, - протянул зелененькую с Лениным, - и вали. И мы с тобой никогда в жизни не виделись, понял?
- Да понял я, понял, чо ты, все путем, - ретировался довольный добычею Забулдыга.
Усатый даже не глянул.
Полковник повозился у калитки, скрылся за нею. Спустя мгновения загорелись окна его небогатого дачного домика. Усатый запустил мотор.
Если не считать любовно оборудованного подвала, с которым мы уже имели случай свести знакомство, единственной роскошью скромной в остальном полковничьей дачи были великолепные розы - под них ушла вся свободная земля участка. В респираторе, в полиэтиленовом фартуке и специальных рукавицах Полковник и занимался ими в это счастливое погодою, не слишком, правда, уже раннее летнее утро: с помощью хитрого какого-то аппарата опрыскивал землю у корней, листья: лечил ли от болезни, защищал от вредителей, удобрял!
Шум подъехавшего автомобиля вывел Полковника из сосредоточенности, с которою он общался со своими любимцами. Дверца машины хлопнула за забором. Полковник бросил взгляд на часы, а с них - раздраженно-вопросительный - перевел на калитку и, отставив аппарат, замер в ожидании стука. Который тут же и воспоследовал.
- Открыто! - крикнул Полковник и увидел элегантно одетого, самоуверенного по внешности Карася - того самого Парламентского Оратора, чья речь в защиту Свободы Печати привлекла ненадолго полковничий взгляд к телевизору в столярке. - Сколько мне помнится, - продолжил Полковник, я приглашал вас на одиннадцать. - И в сторону, почти себе под нос: - Поразительный зуд!
- У меня заседание Верховного, буквально, Совета, а ваша! ваша! повестка, - Карась постарался вложить все доступное ему брезгливое презрение в это слово и даже подкрепить его не менее презрительно-брезгливым жестом двух сжимающих бумажку пальцев, - ваша повестка, если я, буквально, не ошибаюсь, не является официальным документом, который! скорее, дружеское приглашение, и я, буквально! - презрение Карася начало иссякать, обнаруживая под собою растерянность и страх.
- В смысле дружеского - разумеется, ошибаетесь, - ответил Полковник, сполна насладившись карасевой паузою. - Мы с вами не дружили никогда, да оно, в сущности, и невозможно.
Карась смолчал.
- А что касается формальной, правовой, так сказать, необязательности! - Полковнику, кажется, вполне уже достало факта появления Карася и его поведения, так что теперь вместо очевидно скучной беседы хозяин явно предпочел бы продолжить занятия свои с розами - !вы и впрямь совершенно свободны, - и Полковник подошел к калитке, распахнул ее настежь, вернулся к цветам.
Карась стоял в нерешительности.
- Вам, очевидно, пришло в голову, - отвлекся Полковник от бутона баккара, - что и я, сделавшись лицом частным, более, чем когда-либо, свободен в частных своих поступках? Которые мне особенно облегчаются вашими же стараниями в области неограниченной Свободы Печати, - так и выделил две начальные буковки, спародировав карасево выступление С Высокой Трибуны.
- Это что же, буквально, шантаж? - проглотив информацию вместе со вставшим вдруг в горле комом, хрипло выдохнул Карась.
- Помилуйте! Как вам и слово-то такое пришло в голову?! Разве я чего-нибудь от вас требую? Ну! кроме вот этих вот! легких! невинных! бесед. Которыми вы, кстати вспомнить, никогда прежде не брезговали, ничего эдакого! не выказывали, даже инициативу проявляли. С чего мне было решить-то, будто ходите ко мне не в охотку? Сами посудите: по тем временам ни в тюрьму вас посадить, ни расстрелять возможности у меня не было. А вы все ходили, ходили! Вот я, наивный, и поверил.
- Да нет, отчего же, - залепетал Карась. - Я с большим, буквально, удовольствием! с большим! с огромным, буквально, уважением!
- В таком случае - подождите до одиннадцати, - сухо бросил Полковник, снова натянул рукавицы и взялся за аппарат. - Там, за калиткой.
Розы были действительно великолепны. Крупная капля прозрачной влаги на лепестке одной из них слегка подрагивала, переливалась, преломляла солнечный луч. Карась, однако, все топтался на участке и ломал кайф.
- Но нельзя ли! - наконец, решился подать голос, - нельзя ли! буквально, в порядке исключения?..
Полковник с искренним сожалением бросил прощальный взгляд на клумбу, снял рукавицы окончательно и, развязав тесемки фартука, направился к уличному рукомойнику:
- Ну, Бог с вами. Только в другой раз я просил бы!
- А что, будет, буквально, и другой? - с робким ужасом возопил Карась, исключительно усилием воли удерживаясь, чтобы не подать Полковнику полотенце.
- А как же! - широко, открыто улыбнулся Полковник и проводил гостя в дом. - Как в старое доброе время. Да вы проходите, проходите, - определил Карася на стул напротив своего следовательского стола, за который и уселся с выработанной годами привычной усталостью. - Станем встречаться, беседовать. Мне вас просто! недоставало бы.
- Но ведь так многое, буквально, переменилось! - попробовал возразить гость, на что хозяин позволил себе удивленно-ироническую гримасу. - И мы так давно!
- А-а-а! Понимаю! - догадался, наконец, Полковник и кивнул на депутатский значок. - Вы стали совестью нации, и теперь вам несколько неудобно!
- Ну уж, буквально, совестью! - засмущался, закокетничал Карась, чем выдал, что именно совестью нации в глубине души себя и ощущает. - Но все-таки. Верховный, буквально, Совет. Положение, если хотите, обязывает!
Неожиданно для нас - мы еще не встречались с таким Полковником, нам пока ничто не давало даже и повода предположить, что он, человек, если и не спокойный внутренне - более, чем самодисциплинированный, таким быть способен, - Полковник стукнул ладонью по столешнице и очень жестко на Карася прикрикнул:
