Николай Почивалин - Жил человек
тем затыкает уши пальцами и окунается с головой; делает он это шумно, азартно, на речке возникает шторм местного значения.
- Все, будет! - натешившись, объявляет он.
Ох, как не хочется выходить из воды, а пуще того - влезать в прокаленную, будто только что из сушилки выкинутую одежду! Подпрыгивая на одной ноге и всовывая вторую в штанину, Козин добродушно бурчит:
- С собой бы чего взять, да что возьмешь? Жареное возьмешь - прокиснет. Сырое - изжарится. Не-ет, не совершенен человек! Это что ж такое? Превыше всего в нем получается - брюхо. Ты о какой-нибудь тонкой материи размышляешь, а оно тебя перебивает, командует: набей меня! Ладно, - набил, ублаготворил, так оно опять выкобенивается: ослобони меня. То ему поесть, то ему - попить, мясорубка ненасытная!..
Кое-как справившись с одеянием - весь какой-то расстегнутый и распахнутый - он засовывает пустую бутыль в авоську и теперь охотно доверяет ее мне.
15
В райкоме пусто, как всегда бывает пусто в сельских райкомах во время уборочной страды. Трудовой день технических работников закончился рабочий день секретарей, заведующих отделов, инструкторов и райкомовских шоферов продолжится поздним вечером, когда они вернутся с полей на короткую оперативку и в гараж: обмыть седые от пыли "газики" с тем, чтобы на рассвете снова подать их к подъезду. Впрочем, бывает и так, что и гараж уже на замке, и весь райцентр вторые сны досматривает, а в райкоме несколько окон все светятся да светятся: значит, что-то не ладится...
Приемная первого секретаря открыта. На всякий случай трогаю обитую дерматином дверь - она легко поддается: Голованов, к моему крайнему удивлению, на месте. По-юношески стройный, черноволосый, он стоит у окна в отрешенно-задумчивой позе и, вероятно, не слышит, что к нему вошли.
- Иван Константиныч!
Голованов резко оборачивается, - сосредоточенно сомкнутые на переносице брови расходятся.
- Давненько, давненько, - здороваясь, упрекает он. - Говорят, - здесь, а что-то стороной обходите.
Объясняю, что сознательно не искал встреч - не до меня, понятно, что никак уже не надеялся застать его тут.
- А я нынче в хозяйствах не был, - со странной беспечностью признается Голованов. - Да и делать там уж особо нечего: практически уборка закончена. На месяц раньше срока.
- И что получилось?
- В среднем, по району, зерновые дали по тринадцать центнеров. В прошлом году - двадцать. По семь центнеров с каждого гектара засуха слизнула. - Нет, секретарь райкома далеко не беспечен - на этот раз в голосе его прорывается досада. - План по продаже зерна выполнили на пятьдесят процентов. Про дополнительные обязательства и говорить нечего. Вот такая чертовщина!
- Любопытно, а как у Бурова? - вспоминаю я председателя колхоза, у которого были весной; как сразу вспоминаю и его самого: высокого, худощавого, в тонких золотых очках и с могучим, изрезанным сухими морщинами лбом-лысиной.
- У него побольше - четырнадцать центнеров. - Голованов чуть приметно усмехается.
- Так в общем-то неплохо, Иван Константиныч, а?
По нынешнему году-то?
- Лет десять - двенадцать назад такой урожай по здешним местам считался хорошим. - Голованов жестом приглашает к длинному полированному столу, попутно захватывает со своего, секретарского, пачку сигарет и садится напротив, с краю, готовый каждую минуту порывисто вскочить, зашагать по кабинету. - До революции да и в двадцатые годы при такой засухе колоска бы не взяли. И кончилось бы тем, чем на Руси и кончалось, - голодом.
- Что ж решило, Иван Константиныч?
- Советская власть! Наш строй, наша система - обобщенно говоря. Закурив, Голованов резким взмахом закидывает упавшую на лоб косую черную прядь. - А по слагаемым: высокая агротехника. Механизация. И, конечно же, - люди, люди. Практически, эти тринадцать центнеров они у засухи отбили. Тем самым доказав, что средний урожай можно получать при любой погодной чертовщине!
Мы говорим о последующих этапах уборки - косовица и обмолот зерновых не кончают ее, а начинают; впереди - крупяные, кукуруза, одна только хорошо и выстоявшая в эту жару, свекла и картошка, надежд на которую - почти никаких: в земле, как в горячем порошке, крохотные горошины клубней спекаются, наливаться им нечем... Спрашиваю, что, вероятно, этим летом и помощь города не понадобилась? - по скуластому подвижному лицу Голованова скользит быстрая гримаса.
- Самим делать нечего! - Поднявшись, он начинает шагать по кабинету. Насчет помощи города - у меня, кстати, своя точка зрения... Что хлеб общенародная забота - согласен! Помощь города прежде всего - машины, оборудование, удобрения, стройматериалы. Все, что промышленность, страна дает селу. Без чего нынешней деревни нет и не может быть!.. Экономически оправдано, когда город посылает на сев и на уборку механизаторов, В те хозяйства, где их недостает. И когда нужно навалиться скопом! Причем нередко - бывших трактористов, уехавших в город. Работают они с умением, с огоньком - натосковались по земле. И мы им говорим спасибо, щедро оплачиваем, в пояс кланяемся! - При отрывистом кивке-поклоне черная прядь у Голованова сваливается на широкий лоб и тут же взлетает, ложится на место. - Великая сила - субботники, воскресники. Если их, конечно, не каждую субботу и воскресенье объявлять!..
Приезжают - как на праздник. И работают по-праздничному - от души, радостно. Есть в этом что-то от старинной помочи. В крови это у нашего народа: в нужную минуту плечо подставить, соседу подсобить. Вот за такую помощь я - горой!..
Остановившись напротив, Голованов берет новую сигарету, сухо, жестковато - как будто я спорю с ним - заканчивает:
- Но когда мы на месяц-полтора нагоняем в село сотни людей - картошку, допустим, выбирать, либо ботву у сахарной свеклы рубить - тогда мы промахиваем.
Вдвойне промахиваем... И экономически, и психологически. Сколько раз видел, слышал! Горожане в поле - наши колхозные бабеночки в город на базар. С той же, к примеру, картошкой. "Ничего, ничего, - мы погнулись, теперь вы погнитесь". Как будто горожанам хлеб задарма достается! Половину энтузиазма - напрочь. И начинаем брать не умением, а числом. Навыка мало, охоты - врать нечего - еще меньше. Затраты тысячные, отдача - рублевая. Начнешь узнавать, что за народ, - за голову хватаешься! Квалифицированные станочники, техники, девчата сплошь и рядом - молодые инженеры. Микроскопом гвозди заколачиваем - вот что это такое!..
С прямыми резковатыми суждениями секретаря райкома я в общем-то согласен, - бывая в селах, сам видел подобные картины, слышал похожие речи, - но знаю и хозяйства, которые без такой помощи обойтись пока не могут. Более того, массовые выезды горожан на уборку представлялись мне до сих пор не только необходимыми, но и перспективными, в них виделась новая форма единения города и деревни, о чем, помнится, даже живописал в статьях и очерках. Потому и оговариваюсь:
- И все-таки, Иван Константиныч, помогать людьми придется. Молодежь из села уходит. Миграция - явление сложное.
Пересекая кабинет, Голованов морщится.
- Не люблю я этого слова! Есть в нем что-то темное, стадное. Вроде косяки четвероногих напролом несутся.
В поисках пищи, воды - чтобы выжить!.. Разве молодежь из сел поэтому уходит? Сыты, обуты - дай бог каждому горожанину! В городе он заведомо этого не увидит, что у себя дома в деревне. Огурец - там прямо с грядки.
Молоко - из подойника, получше магазинных сливок!
А уж воздух - хоть вон в кислородные подушки накачивай да по больницам развози!..
Голованов косится на меня, недоумевая, почему я улыбаюсь - его горячности, его энергичным сравнениям, - жестко трет подбородок; и продолжает ходить, вслух размышляя:
- Уходят потому, что в городе легче найти занятие по вкусу. Обрести профессию. Удобней, наконец, во многих отношениях. Девчата за ребятами тянутся - женихи!
И нечего, по-моему, раздувать из этого трагедию! Уходили, уходят и должны уходить. В армию. Учиться. На заводы, на стройки. Не к чужому дяде! Другое дело, что и этот процесс нужно как-то регулировать. Не доводя до ручки. В селе должно работать столько, сколько нужно.
И те, кто любит землю. Не может без нее. По призванию.
Зная, что им будет обеспечена постоянная работа. А то ведь зачастую круглогодичной занятости нет. Летом - зарез с народом, зимой заняться нечем. И уж тем, кто остается, кто отцов и матерей на земле заменит, нужно создать условия. Такие же, как в городе. Если еще не получше! Отработал восемь часов - отдыхай. В животноводстве - двухсменка. Обязательный выходной. Отпуска.
Отличные клубы, вечерние кафе - как тот же Буров затевает. И, конечно, - жилье, жилье... Вот вам мое частное мнение: не берусь судить, как в других областях, а в нашей, по-моему, обозначается некий перекос.
- С чем, Иван Константинович?
- Посмотрите, сколько откормочных животноводческих комплексов строим! Да как строим - дворцы! Полная механизация, пульты управления, кнопки. Розы между корпусами сажаем! И стараемся не видеть, что люди живут в худших жилищных условиях!
