Меня зовут Сол - Мик Китсон

Вот тогда я заговорила. Точнее, заорала. Мне стало жарко, и сердце у меня колотилось, а Пеппа прыгала вокруг и ржала. Адам улыбался и крутил головой. Он посмотрел на меня мягким взглядом и сказал:

— У меня тоже есть сестренка. С ума с ними сойдешь.

Я все еще злилась и ответила просто:

— Ага.

— Снежки! — заорала Пеппа и кинула снежком Адаму в плечо. Он засмеялся, надел очки и поехал прочь.

— Пока, Пеппа! — крикнул он.

Она кинула в него еще снежок и крикнула:

— Пока, Адам!

Он остановился, поднял очки на лоб, оглянулся и сказал:

— Пока, Сол.

Я попрощалась, и он поехал вдоль озера, а потом вверх по склону, к хребту.

— Он прикольный, — сказала Пеппа, — а тебе он понравился?

— Пошли, — буркнула я.

Мы пошли назад прямо по лыжне. Адам становился все меньше и меньше и наконец исчез за холмом.

— А он про нас расскажет? — спросила Пеппа, пока мы медленно возвращались.

— А зачем ты ему сказала наши имена? И что мы преступницы?

— Он никому не скажет. Он милый. И симпатичный.

— Может, и симпатичный, но это вовсе не значит, что он хороший.

— Значит, — возразила Пеппа, — люблю красивых. У него мышцы на руках. Он тебе понравился?

— Нет.

— А вот и понравился. Ты вся красная.

— Пеппа, заткнись.

Я не люблю ее затыкать, но иногда приходится. Она считает, что все вокруг смешно, и никогда не бывает серьезной. Нельзя же доставать людей только потому, что тебе смешно. Но ей всего десять лет. Вообще жизнь серьезная штука, и нужно постоянно строить планы, но Пеппа этого пока не понимает. Она была еще слишком маленькая и многого из того, что творилось дома, не запомнила. К тому же я от нее многое скрывала. Она не видела Мо совсем пьяную и не видела, как Роберт ее бьет или как он приходит ко мне по ночам. Но иногда приходится просто действовать, решать, что хорошо, а что плохо, и приводить свою жизнь в порядок. Например, обустраивать лагерь, если ты живешь в лесу. Если лагерь чистый, удобный и продуманный, ты выживешь и твой моральный настрой будет лучше.

С холма мы видели следы лыж Адама — он уехал от нас и нашего леса туда, где пустошь переходит в широкую долину, а потом снова поднимается вверх, к Магна Бра. Уже темнело, темно-розовое солнце повисло прямо над соснами. Я решила, что волноваться из-за Адама нет смысла. В любом случае, он знает, где мы живем, а найти лагерь Ингрид невозможно.

Ингрид уже развела костер и приготовила хлеб и суп, но у нее все еще болела спина, так что после чая она села передо мной на длинное бревно, и я долго растирала ей спину внизу, где было больно. Потом она приняла ибупрофен, а я приложила ей к спине горячий камень в полотенце. После этого она отправила меня набрать снег и положить ей на спину. Кожа у нее на спине была гладкая и пахла, как сосна. После снега я снова приложила горячий камень. Она сказала, что так можно освободить защемленные нервы и заставить кровь циркулировать.

— Я старая, и кровь у меня теперь медленная, — объяснила она.

Я еще раз растерла ей спину, и она сказала:

— Спасибо. У тебя легкие руки.

Стало реально холодно, так что мы завернулись в одеяла, а Пеппа надела кроличью шапку. Мы говорили о Мо. Ингрид сказала, что нужно забрать ее пораньше, пока ей не стало хуже. Я тоже так думала. Когда она пробудет в приюте четыре недели, ее выгонят. Пеппа сказала, что мы должны построить ей шалаш, и мы решили заняться этим завтра, а послезавтра поехать за ней.

Глава четырнадцатая

Машина

Ночью мы совсем замерзли. В конце концов я вытащила из костра камень, завернула его в полотенце и положила между нами. Камень помог. Утром я проснулась, раздула костер, приготовила кашу и чай, а потом пошла нарезать жердей для шалаша Мо.

Работа была тяжелая, так что Ингрид мы позволили остаться в постели, пока сами искали жерди и носили камни, чтобы сделать лежанку. Мне пришлось набрать очень много еловых лап, потому что стенки шалаша должны были быть толстыми — брезента у нас больше не было. Я целый день таскала эти лапы, а потом мы с Пеппой выкладывали ими стенки шалаша. Снова пошел снег, который дополнительно защитил новый шалаш от холода. Шалаш для Мо мы поставили рядом с очагом, на берегу реки, выходом к нашему шалашу. Теперь, когда три шалаша стояли вокруг костра, лагерь стал походить на индейское поселение. Пеппа вымела из шалаша снег и листья, мы застелили пол ровным слоем еловых веток и сделали стол из плоских камней. Ингрид дала нам одеял. Пеппа подвесила над входом звездочку из перьев и ленточек, очень милую. Сам вход мы завесили толстой зеленой тканью, которая была у Ингрид, а внутрь поставили свечек из березовой коры и корзинку, в которую можно было класть всякие мелочи. На кровать мы еще положили пару шарфов Ингрид, чтобы было покрасивее.

Спина у Ингрид болела весь день, но она сказала, что боль пройдет, если она отдохнет. Мы ели рис и фасоль с хлебом и пили чай с сахаром. Я начала волноваться, думая, как Мо будет жить с нами.

Когда мы встали утром, Ингрид сказала, что спина больше не болит, но ходила она все еще медленно. Она вытащила из ящика отвертку, кусок медной проволоки и маленький молоточек и сунула их в карман пальто. Шляпу она не надела, зато перетянула волосы шарфом.

Я взяла рюкзак, куда положила карты, компас, нож и подзорную трубу.

Мы поели каши, выпили чаю, а потом включили два налобных фонарика и пошли к дороге. Еще даже не рассвело. Идти вниз было скользко, зато мы увидели барсука, который направлялся в свою нору в маленькой лесистой долинке.

Мы вышли к самому гаражу и «Литл шефу» и, держась в тени деревьев, дошли до парковки. Мы с Пеппой остались в лесу. Ингрид сказала:

— Нужно найти старую машину. Новую я не заведу. Только старую, типа «фольксвагена» или «вольво».

И она пошла на парковку. Там стояли машины, в гараже и «Литл шефе» горел свет, но парковку оттуда было не видно. Мы смотрели, как Ингрид бродит среди машин. Иногда она наклонялась и