Макар Последович - С тобою рядом

- Обыкновенное хулиганство пьяного и злого человека, - поморщился Корницкий. - Так что, писать об этом в Минск, в Москву? Нет. С теми, кто нам мешает, мы сами справимся! Таких единицы, а нас целый батальон.

- Делай, Антон, как лучше и для себя и для колхоза, - сказала Таисия.

- Может, все ж сообщить в милицию? - предложил Калита.

- Ты что, сдурел? Лопыря могут забрать, а кто тогда у нас работать за него станет? Милиционер? Судья?

- Лучше бы ты, Антон, не трогал этого Лопыря...

- Почему, Таиса?

- У него родном брат где-то большим начальником. Он всегда заступится за Ефима.

- Ничего. Бог не выдаст - свинья не съест.

На другой день в землянке Калиты собралось правление. Кроме Калиты, тут были Таисия, Голубович, плотник дед Жоров, молодица Ванда. Корницкий почему-то медлил и нетерпеливо поглядывал в маленькое оконце на улицу.

- Время начинать, Антон Софронович, - заговорила Таисия. - Кого мы ждем?

- Адама Лабеку. Я просил его подойти.

Все переглянулись. Дед Жоров пожал плечами и промолвил:

- Видел я нашего Лабеку. Какой уж из него работник. Да и говорит, будто не в своем уме. Прямо жаль его. В больнице ему надо лежать, а не заседать в правлениях.

- Ты, дед Жоров, у нас знаменитый доктор. Ты б и меня отправил в белую госпитальную палату. Но Адама Лабеку мы станем лечить в нашем колхозе. По рецепту нашего дорогого Ильича!

Все снова переглянулись. Корницкий, однако, сказал Ванде, чтоб она сходила к Адаму Лабеке и от его имени попросила прийти на правление обязательно.

- Посланец хоть куда! - в каком-то оживлении крикнул Калита. - Такая мертвого воскресит и приведет.

- Ай, что вы такое говорите, Андрей Степанович?! - довольная, засмеялась Ванда. - Разве я колдунья-волшебница?

Она поправила на себе синее, с белыми горошинами платье и пошла из землянки. Калита с тихой лаской в глазах посмотрел на ее легкую и стройную фигуру.

Не уверенный в том, что Адам Лабека придет на заседание, Корницкий решил дальше не откладывать. На повестке дня стоял и такой важный вопрос, как подготовка к уборке урожая. Надо было решить это дело не откладывая. Как известно, оккупанты, чтоб до основания уничтожить колхозный строй, провели так называемую "земельную реформу". Они поделили общественное поле снова на узкие полоски. Каждый, кто получал такую полоску, должен был под угрозой смерти засевать ее и сдавать оккупантам урожай. Правда, захватчикам не всегда удавалось взять то, что им хотелось. Партизаны своевременно предупреждались о грабительских планах оккупантов. Часто, ворвавшись в деревню, гитлеровцы находили одни обмолоченные снопы и ни зернышка в сусеках. Часто, окружив деревню, они принуждали колхозников начинать молотьбу под их надзором. На дороге от деревни и до гарнизона выставлялись вооруженные автоматами и ручными пулеметами патрули. Они обязаны были оберегать машины с награбленным хлебом от партизан. По всей Белоруссии шла беспощадная борьба за хлеб. Районные подпольные комитеты партии призывали население не давать врагам ни килограмма хлеба. Каждое зернышко должно служить только делу освобождения от ненавистных оккупантов. Партизаны помогали крестьянам не только засевать полоски, но и убирать урожай. Правда, урожаи были не очень хорошие. Поля не удобрялись, да их и нечем было удобрять: скотина извелась. Земля пока что дышала только тем, что получила при колхозном строе.

- Прежде чем обсуждать план уборки, - начал теперь Корницкий, - я хотел бы у вас спросить про обобществление всех посевов. Некоторые предлагают, чтоб каждую полоску ржи жал и молотил тот, кто ее засеял. Правильно это?

- Глупость какая-то! - не сдержался Калита. - Мы уже с тобой договорились, Антон Софронович...

- Не торопись, Андрей, - перебил его Корницкий. - А может, кто предложит другой способ? Таиса?

Таисия быстро поднялась с места. Она обвела взглядом всех присутствующих, словно не понимая, чего они сюда собрались. Потом ответила:

- Чего там спрашивать! Работать как и до войны - всем колхозом! Мало ли кто что скажет.

Она села. Тогда, не вставая, заговорил дед Жоров:

- Я-то, по моему глупому разумению, сделал бы иначе. Кто сеял пускай тот жнет и молотит. Он тогда не будет глядеть - будний это день или воскресенье. Даже малые дети тогда пойдут помогать. А колхозом что - мы не имеем права, не по закону принуждать подростков работать. Подсудное дело! Ну, а все остальное - строительство там или сев - коллективно.

Не успел Корницкий высказать некоторых своих замечаний по предложению деда Жорова, как Таисия снова вскочила и такое сказала, что старик даже на момент прикрыл ладонью свое морщинистое лицо. Корницкий оживился и веселыми глазами посмотрел на Калиту. Тот хохотнул, но тотчас же снова стал серьезным и внимательным.

- А еще тебя, такого супостата, партизаны своим кашеваром держали! В подпольной газете расхваливали, как ты вкусно кормил подрывников! Может, и тогда ты уж смотрел не в те ворота. Мой Иван не для того поклал голову на фронте, чтоб я и Костик, как те единоличники, ползали по узенькой полоске! Голосуй, Антон, против деда Жорова! Иначе мы век не дойдем до настоящей жизни!

- Чего же ты вскипела? - спокойно заговорил старый плотник, когда Таисия села. - Кидается, не разбираясь, как та медведица на теленка! А варить хлопцам в лесу кашу мне военкомат повестки не посылал. Сам добровольно пошел.

- Отцепись, - вяло сказала Таисия. - Не могу слушать, когда человек говорит не то, что надо.

- Тихо, товарищи! - прервал спор Корницкий. - Что скажет наш Миколай?

- А что тут долго говорить? Голосуй, тогда увидишь.

В это время в дверях показалась Ванда. За ней шел Адам Лабека. Переступив через порог, он стал и привалился к дверному косяку, словно ожидая, что ему сейчас же предложат отсюда выйти.

- Садись, Адам, - почему-то торопливо сказал Корницкий и объяснил: Ты теперь у нас самый опытный в колхозных делах, дорогой человек. Без твоего совета мы никак не можем обойтись. Вот сейчас мы обсуждали: жать рожь по полоскам или обобществить все посевы и начинать уборку коллективно. Что скажешь ты?

- А вы будете меня слушать? - квелым голосом спросил Адам.

Дед Жоров поднял голову и подмигнул Корницкому: "Разве не говорил я тебе?" Председатель понял его взгляд, но ответил Лабеку:

- Что ты, Адам, сомневаешься! Нам дорого каждое слово, которое поможет "Партизану" снова красоваться на Всесоюзной выставке в Москве. Вот отдохнешь, тогда мы тебя назначим бригадиром. Проявляй тогда свои способности.

- Лихо его ведает, что тут сказать, - опустив глаза, словно сам с собой проговорил Лабека. - Хорошая жизнь у нас была до войны. Но ведь это ж было давно. Может, тысячу лет назад... Сразу после коллективизации... Когда обобществляли и полоски и коней. По уставу...

- Значит, ты за обобществление посевов? - терпеливо выслушав немного бессвязную и глуховатую речь Лабеки, спросил Корницкий.

- Ага... Мне можно идти?

- Минуточку, Адам. Да садись ты наконец! - уже нетерпеливо промолвил Корницкий. - В ногах, как известно, правды нет.

Адам Лабека послушно сел рядом с Вандой.

Предложение обобществить посевы было принято единогласно. Тогда Андрей Калита начал рассказывать о плане уборки и сдаче хлеба государству. Все в этом плане было учтено и рассчитано до последней мелочи. Когда Андрей окончил, Лабека робко спросил:

- Мне можно?

- Давай говори, - разрешил Корницкий.

- У меня только вопрос, - все тем же квелым голосом, но уже с некоторой чуть заметной искоркой заинтересованности заговорил Лабека. Как можно за столько трудодней все выполнить, когда до войны их требовалось на это почти в два раза больше? Помнишь, Андрей, как дружно работали во второй бригаде? И то еле-еле управлялись! И мужчин же тогда сколько было!

- Мы немного увеличили нормы выработки, Адам, - объяснил Корницкий. Я думаю, что общее собрание их утвердит, как утвердит и весь наш план.

- Про нормы мы думали, правда, еще до войны, - припомнил Лабека. Человек может выполнить большую работу.

После уточнения был принят и план уборки. В текущих делах Калита повел разговор о наказании Ефима Лопыря за пьянки.

Корницкий предложил снять его с бригадирства и оштрафовать на десять трудодней.

- А кто ж будет заместо Лопыря? - не сдержался дед Жоров.

- Ты, дед Жоров, - тотчас же ответил Корницкий. - С завтрашнего дня принимай верховное командование над строителями и сдавай готовенькие объекты в срок. За отставание, имей в виду, по головке не погладим. Вот и все наши дела, товарищи.

Корницкий распрощался, и вышел из землянки. Следом за ним направился и Лабека. Вокруг было тихо. Полный ясный месяц освещал накаты землянок. Повеяло откуда-то сыростью и полынью.

- Антон Софронович! - все тем же квелым голосом крикнул Лабека. - А мне что завтра делать?