Ал Разумихин - Короткая жизнь
Условились начать первого мая. В оставшиеся две недели предстояло все подготовить, известить все революционные комитеты. Восстание должно было охватить всю Болгарию.
Но нашелся предатель, лавочник Ненко Стоянов, - до чего удивительны гримасы истории! - имя гнусного предателя сохранилось в летописи тех дней. Вместе со всеми кричал: "Пора! Доколе! Вперед!", вместе со всеми взмахивал над головой ружьем, а не успело еще опустеть Обориште, как поспешил он в Пловдив. И стали туркам известны и день, намеченный для выступления, и имена руководителей восстания.
Как только прознали, что туркам известно о назначенном дне и что знают они имена предводителей, возникло естественное желание опередить карателей.
В Копривштице полиция готовилась к облаве, собиралась арестовать революционный комитет. Медлить было нельзя. И повстанцы первыми напали на турецких аскеров. Турки не ожидали от болгар такой наглости: резали-резали их, жгли, насиловали, убивали, и вдруг оказывается, болгары тоже могут стрелять и рубить саблями!
Первая победа пришла как бы сама собой. Турки в Копривштице легко повержены. Об этом надо известить соседей. Кровью одного из убитых турецких солдат повстанцы пишут Бенковскому письмо. Это "кровавое письмо" птицей полетело по городам и весям истерзанного отечества. Восстание вспыхивает в Панагюриште, в Батаке, в Перувштице.
19 апреля в Панагюриште создано Временное правительство, провозглашена Среднегорская республика. Начались повсеместные стычки с турецкими отрядами, переходящие в ожесточенные бои.
22 апреля у здания Временного правительства торжественно освятили народное знамя. Сошлось чуть ли не все население города, пришли жители ближних деревень, построились четы повстанцев. Все молились.
- Господи! Дай победу правому делу!
Прекрасная Райна на вытянутых руках несла знамя, труд своих бессонных ночей. Приблизилась к Бенковскому, развернула. И все увидели на зеленом поле золотом вышитого поднявшегося на задние лапы льва, низвергнутый полумесяц и девиз: "Свобода или смерть!"
Священный трепет овладел всеми.
Отец Грую осенил знамя крестом, окропил святой водой.
- Коня для знаменосицы! - вскричал Бенковский.
Подвели вороного коня, опоясали девушку саблей, помогли сесть в седло. Взяла Райна в руки древко, зеленое полотнище с золотым львом взвилось над головами, и двинулась она на коне через весь город.
Знамя освятили на второй день свободы.
А на третий к городу подошли регулярные турецкие войска. И опять случилось невероятное. Повстанцы обратили их в бегство.
На четвертый день четыре тысячи мужчин и женщин рыли окопы и возводили насыпи. Чтобы затруднить подходы к Панагюриште, над одной из пропастей взорвали мост. Крестьяне даже сжигали свои деревни. Чтобы нечего было терять.
26 апреля в виду Панагюриште вновь появился большой отряд турецкого войска: пять тысяч солдат регулярной армии и три тысячи башибузуков. Бенковский вывел им навстречу свои отряды, занял позицию в лесу. Завязался бой, кремневые ружья против митральез, - и опять регулярная армия отступила.
А ночью полил холодный проливной дождь. И то, что не сделали пушки, сотворила природа. Плохо одетые повстанцы, справлявшиеся с турецкими солдатами, не смогли справиться с потоками воды и холодом. Отсыревали самодельные патроны и порох. Черешневые пушки отказывались стрелять.
Турки под командой Хафиз-паши вплотную придвинулись к городу. Силы повстанцев иссякали.
28 апреля Райна Георгиева взяла в руки саблю, хотя прежде и говорила, что ей с саблей не справиться. Женщины и девушки присоединялись к восставшим, дряхлые старики сражались плечом к плечу с юношами.
30 апреля Панагюриште пал. Началась резня, город пылал, как зажженная сосна. Немногим удалось миновать турецкие кордоны и уйти в прилегающие леса.
Так же разворачивались события и в Батаке. И здесь восстание началось ранее назначенного срока. Турки подошли к селу 24 апреля.
А накануне священники Илиев и Пауков отслужили торжественный молебен за успех христианского оружия, после которого вооруженные юнаки с песнями и с зажженными свечами под колокольный звон разошлись по своим боевым постам. Утром начались стычки.
Через неделю к туркам добавилась орда башибузуков под командой Ахмеда Барутанлии. Восставшие отбили несколько атак. Самое ожесточенное сражение разгорелось первого мая. Нападающие несколько раз приближались к позициям болгар и каждый раз вынуждены были отступить.
Второго мая башибузуки затеяли переговоры. Противник восстания Ангел Кавлак отправился в турецкий лагерь договариваться. Ахмед-ага клялся: "Если батакчане сложат оружие, у них и ссадины на носу не появится". Местные чорбаджии - "крещеные турки", как презрительно называл их народ, - принялись уговаривать жителей сложить оружие.
Село раскололось на две партии. И те, кто был за сдачу, взяли верх, перекричали остальных. Начали собирать и валить в кучу оружие. Его погрузили на подводы и повезли в турецкий лагерь.
Убедившись, что батакчане безоружны, башибузуки с обнаженными ятаганами кинулись в Батак.
Сотни жителей-мужчин собрались в церкви. Башибузуки ворвались в нее и всех перерезали. Женщины и дети укрылись в училище. Их сожгли заживо. Всех.
Село опустело. Ушли убийцы, налетели мародеры. Схлынули мародеры, набежали собаки. Сожженный и разграбленный Батак превратился в пристанище одичавших и озверелых собак.
Судьба Батака - судьба многих болгарских селений, преданных турками огню и мечу.
Мало кому удалось уйти и спастись. Бенковскому удалось. Вместе с еще тремя соратниками удалось ускакать во мраке ночи от преследователей. Они устремились в горы: Бенковский, отец Кирилл, Стефо и Захарий Стоянов. По горным тропам, под холодным, промозглым дождем беглецы уходили все дальше, поднимались все выше.
На вершине Лисеца, на второй день мая, Бенковский осадил измученного коня, обернулся назад. Стоянов и Стефо еле шли, держась за холку одного коня, второй сломал ногу при подъеме, и его пришлось пристрелить. Да и у коня, что под отцом Кириллом, вот-вот подкосятся ноги.
- Куда теперь? - спросил Стоянов в изнеможении.
- Куда ни иди, угодишь в плен, - безнадежно сказал Стефо. - Турки прочесывают все горы.
- Все одно уйдем, - ответил, спрыгнув на землю, Бенковский преследуемый, но не побежденный, измученный, голодный, но по-прежнему красивый. Над беглецами нависло хмурое, свинцовое небо, а в глазах Бенковского сияла лазурь.
Еще при жизни он был человеком из легенды. Таким и останется навсегда. Крестьянин из Копривштице по имени Гавриил Хлытев, в честь Георгия Победоносца назвавшийся Георгием Бенковским, он от всех скрывал, что он местный уроженец. Скрывал, опасаясь, что его не станут слушаться, если узнают, что он такой же крестьянин, как все.
- Пойдем еще выше? - спросил отец Кирилл.
Они отпустили своих лошадей на волю. Дальше легче было идти пешими. Несколько дней брели беглецы по горным кручам, счастливо избегая ловушек карателей.
На восьмой день пути они набрели на заброшенную пастушью хижину. Шел сильный снег, но теперь они могли хотя бы укрыться под какой-то крышей.
Днем перед хижиной появился старик в свитке из домотканого сукна, в растрепанных царвулях из сыромятной кожи. Сказался пастухом, чьи овцы пасутся неподалеку. Он был какой-то чудной, этот пастух. Ни о чем не расспрашивал и мало что говорил. Похоже было, что до него не дошли вести о происходящем внизу, в долинах. Старик обещал принести лепешек и брынзы: спустится, мол, в деревню, а наутро вернется. Бенковский насторожился, но старику поверили, отпустили.
К вечеру ударил мороз. Холод стоял нестерпимый. И хоть это было опасно, в стороне от хижины разожгли костер. Отогрелись, задремали...
Беглецов разбудил яркий свет. Горела хижина. Как она загорелась? Еще шел снег, и все вокруг отсырело. Как мог огонь переброситься от костра на хижину? Точно кто-то нарочно поджег их укрытие...
Забрезжило утро.
Старый пастух выполнил обещание, принес и сыра, и хлеба. Беглецы приободрились, осторожно расспросили, не заходили ли в деревню турецкие солдаты. Старик успокоил их, сказал, что нигде никого не видно, обещал принести еще сыра и мяса. Значит, можно было собраться с силами, провести на пепелище день-другой перед дальней дорогой.
Сложили из сучьев шалаш. Через день пастух появился опять, принес вяленого мяса. Но на этот раз старик сказал, что в деревню заходили турецкие солдаты, расспрашивали сельчан, не видел ли кто посторонних, не забредал ли кто снизу, поэтому им лучше уходить, советовал старик, долго ли до греха. Пастух вызвался показать им переход через пропасть.
Все решительно поднялись. Пастух указывал путь.
Тропа вилась зигзагами, была плохо видна под снегом. Пастух не торопился, останавливался, прислушивался.
