Семен Бытовой - Багульник

Вместо ответа он достал из кармана письмо и протянул Ольге.

- По дороге в больницу зашел на почту... вот, Оля, читай.

- Что-нибудь с Клавочкой? - испуганно спросила она, сразу изменившись в лице.

- Нет, читай - узнаешь!

Это было сообщение из Лесотехнической академии о том, что тема "Буковые леса Закарпатья" утверждена и Юрия вызывают к двадцатому января в Ленинград.

- И ты решил ехать? - спросила она, отодвигая письмо.

- По-моему, упускать такую счастливую возможность было бы глупо!

- Юра, что это все означает?

- Оля, ты не так наивна, чтобы не согласиться с тем, что это счастливая возможность! - повторил он, отпивая большими глотками чай. Когда еще так повезет?

- Считай меня глупой, наивной, как хочешь, но ты никуда не поедешь! вспыхнула Ольга.

- С тобой в последнее время стало невыносимо разговаривать, Оля!

- Не говори ерунды, Юра! Ты действительно стал невозможен! Как не стыдно было тебе приревновать к Алеше! Подумаешь, уехала с ним на вызов в Сирень и вместо одного дня провела там два. Теперь Алексей Константинович боится заглянуть к нам. А ведь вы товарищи...

Он попробовал улыбнуться, но улыбка получилась неискренней.

- По-моему, вы видитесь с Алешей ежедневно. А пока меня не было, ты жила в больнице...

- Там были и Фрося, и Катя! - сказала она, поняв его намек. - И вообще, не в этом суть...

- А в чем? - перебил Юрий.

- А в том, что ты должен сейчас же послать телеграмму с отказом!

- Ну, это слишком, Оля! Не обсудив, не посоветовавшись, отказываться!

- С кем ты собираешься советоваться?

- С тобой, конечно!

- Я - против!

- Это твердое решение?

- Да, я решительно против! - громко повторила она, чувствуя, что сейчас расплачется. - Юра, ты больше не любишь меня?

- По-моему, у тебя нет оснований так думать! И вообще, я лишний раз убеждаюсь, как мало все-таки нужно женщине. Просто уму непостижимо, как можно на всю жизнь связать себя с глубинкой, когда перед нами открывается возможность вернуться в Ленинград и по-настоящему построить свое будущее. Если бы ты, допустим, была женой военного, которого бросают с места на место, как бы ты, интересно, поступила?

- Если бы я твердо была уверена, что в "буковых лесах" твоя судьба, твоя жизнь, я, поверь, не задумываясь, поехала бы с тобой... Но, Юра, зачем они тебе? Твои "буковые леса" только повод, чтобы чистеньким уехать из Агура. Ты задумал этот ход давно, когда отказался переоформить договор... Мне до сих пор стыдно смотреть в глаза Бурову, Щеглову, Ползункову... Напрасно ты думаешь, что они ни о чем не догадываются...

- Оля, твое красноречие достойно лучшего применения, - сказал он холодно и спокойно, вызвав у нее еще большую вспышку гнева.

- Как тебе не стыдно иронизировать!

- Какая ты все же эгоистка! Разве я когда-нибудь вмешивался в твои медицинские дела? Разве я возражал против темы твоей будущей диссертации? Что хотела, то и выбрала себе. А ты, решительно ничего не понимая в лесоводстве, берешь на себя смелость рассуждать, что лучше - бук или кедр? И вообще, кажется, я тебе стал противен.

И Ольга, не умевшая лгать, спокойно сказала:

- В данную минуту да!

- Спасибо за признание, дорогая жена! Кстати, я это заметил гораздо раньше...

- Неправда, раньше ты этого не мог заметить. Даже в поезде, когда ты беспрестанно дулся в карты и пьянствовал с этим... писателем, я все тебе прощала. А теперь, теперь... - Она залилась слезами.

Юрий подошел, попробовал успокоить, она резким движением сбросила с плеч его руки. Потом поспешно вытерла глаза и стала убирать со стола.

- Так мы ни о чем и не договорились, - сказал он как можно спокойнее.

- Если тебе так лучше...

- Почему ты говоришь "тебе", а не "нам"? - перебил он ее. Странно...

- Ничего странного нет! Я обязана жить и работать там, где я больше всего нужна. Я - врач! И кроме личного счастья есть еще и счастье общее, всеобъемлющее. Оно - как море, куда вливаются тысячи речек, вроде нашей Бидями. Так же, как море не может без этих таежных речек, так и речки, в свою очередь, если бы они не спешили влиться в него, пересохли бы до самого дна. Юра, я чувствую себя именно такой речкой, хоть малюсенькой, но живой, которая все время в пути, в движении - от истока до самого устья...

- Мы с тобой капли в море, Оля. Убавится одной-двумя каплями, никому решительно не будет заметно.

Она измерила его таким презрительным взглядом, что он не выдержал и отвел глаза.

- Да, зря ты не вышла за Тимофея Уланку. Он местный житель, так сказать, абориген. - И с явным намерением уколоть ее иронически добавил: Тем более что старик приезжал к тебе с... этим... калымом...

Она остановилась в дверях, подумала, медленно обернулась к Юрию и негромко, но достаточно твердо сказала:

- Можешь ехать!

2

Когда Полозов пришел в контору оформлять документы, директор леспромхоза Буров сказал:

- Задерживать вас, Юрий Савельевич, по формальным причинам, понятно, нет оснований. Но как-то неладно получается, что главный инженер уезжает в самый разгар лесоразработок! - И затем более мягко: - Может, подумаем?

Юрий промолчал.

- Давайте отложим вопрос до весны, скажем на апрель-май...

Юрий отрицательно мотнул головой и как можно спокойней сказал:

- При всем желании, Харитон Федорович, не могу. Там у них в академии тоже свои планы. А в вызове предписывается прибыть в Ленинград к двадцатому января.

Тогда Буров спросил:

- Товарищ Щеглов знает о вашем отъезде?

- Я, Харитон Федорович, беспартийный и вряд ли должен согласовывать свой отъезд с секретарем райкома.

Буров по привычке достал из верхнего кармана кителя металлическую расческу, быстро зачесал свои редкие, рано поседевшие волосы. В глаза Юрию опять бросился несмывающийся пятизначный номер на руке Харитона Федоровича, и Полозов, словно от холода, поежился. На какое-то мгновение ему даже стало неловко, что этот добрый человек, с глубокой страдальческой складкой у рта, с синими мешочками под глазами, столько перенесший в своей жизни, должен уговаривать его, Юрия Полозова, молодого, полного сил, не знавшего никакого горя, не уезжать из Агура. Но это чувство неловкости быстро прошло.

- Так-то оно так, - сказал Харитон Федорович, продувая расческу и засовывая ее в карман. - Однако все мы под одним богом ходим - партийные и беспартийные. Тем более что в наших, знаете, условиях каждый работник на счету. Вот только жаль, что Сергея Терентьевича нет на месте, может, сходим с вами ко второму?

Юрий понял, что Буров имеет в виду второго секретаря райкома Петра Савватеевича Костикова.

- Нет, мне незачем ходить, Харитон Федорович, - твердо сказал Юрий. Прошу вас подписать приказ.

Буров взял папиросу, обмял ее.

- А доктор Ургалова, - улыбнулся Харитон Федорович, - дает свои, так сказать, санкции на ваш отъезд?

- Я думаю, что это наше внутреннее дело, Харитон Федорович, - тоже с улыбкой ответил Юрий.

- Что ж, Юрий Савельевич, очень жаль! Но, как говорится, насильно мил не будешь. Езжайте! А надумаете вернуться, милости просим... будем рады.

Только Юрий ушел, Буров позвонил Костикову. Тот сказал, что доктор Ургалова недавно заходила в райком, спрашивала Щеглова, а когда он, Костиков, спросил, по какому делу, Ургалова ответила: "По личному" - и сразу же откланялась.

- Смотри, Петр Савватеевич, у них что-то неладно! - сказал Буров. Полозов-то беспартийный, а Ольга Игнатьевна коммунист, следовало бы вам с нею поговорить...

- Я, конечно, не против, товарищ Буров, но она спрашивала Щеглова, видимо Сергей Терентьевич ей больше нужен. А ты подписал Полозову приказ?

- Да, Петр Савватеевич, подписал. Формально все правильно, но по существу...

- А как у тебя с заменой Полозова?

- Пока придется назначить лесотехника Курдова. А там посмотрим.

- Что ж, тебе в твоем хозяйстве видней. Кстати, как твое здоровье, Харитон Федорович?

- Доктор Берестов говорил, что какой-то спазм. Советовал бросить курить. Да разве бросишь, Петр Савватеевич?

- Ну, поправляйся, товарищ Буров, заходи! - и повесил трубку.

Буров взял было недокуренную папиросу, но тут же положил ее в пепельницу. Вытерев взмокший от пота лоб, тяжело вздохнул: "Да, кто в море не бывал, тот и горя не видал. Молодо-зелено!"

Ольга, забежав в больницу и отдав кое-какие распоряжения, сразу же пошла домой. Она застала Юрия, когда он, перерыв в шкафу все чистое, выутюженное белье, отбирал свои сорочки и кидал их как попало в раскрытый чемодан.

- Не торопись, я сложу их сама как нужно! - сказала Ольга, искоса глянув на его хмурое, замкнутое лицо. - Не забудь на тумбочке деньги.

- У меня хватит денег, - пробормотал он. - Я получил при расчете...

- Ты заедешь к маме?

- Возможно... - нетвердо сказал он. - Но у Клавочки буду часто...

- Я маме ничего не стану писать, - сказала она, глотая слезы. Пожалуйста, и ты ничего не говори ей, ладно? А лучше всего заезжай к маме, скажешь, что ты приехал в командировку...